В Римской империи было три главных рода зрелищ: гладиаторские игры, самые возмутительные из всех зрелищ, состоявшие в убийственной борьбе одних борцов с другими; сценические представления в нашем смысле этого слова: трагические и комические спектакли, оперетки, фокусничество, шутки паяцев, кривляния акробатов; наконец, конские ристалища или попросту конские скачки.

Гладиаторские игры обязаны своим происхождением Риму. Римляне, всесветные завоеватели, были народом военным. Чтобы приучить римский народ к мужеству, хладнокровно смотреть на пролитие крови, римское правительство выдумало давать перед глазами своих граждан, так сказать, примерные сражения, но с пролитием действительной крови. Были введены гладиаторские игры. Для гладиаторских боев употреблялись пленники, преступники, рабы, убежавшие от своих господ, иногда просто лентяи, не желавшие работать и продававшие себя для кровавой сцены. Случалось даже, что господа, умирая, по духовному завещанию отказывали для игр амфитеатра не только рабов, но и рабынь*. Словом, недостатка в жертвах гладиаторских игр у римлян не было. Гладиаторские игры иногда состояли в борьбе людей с какими-нибудь животными: быками, львами и пр., иногда просто из травли зверей. Самым любимым зрелищем было, когда все это соединялось одновременно.

______________________

* Schmidt. Die burgerliche Gesellschaft in der altromischen Welt... Leipzig, 1857. S. 84-91.

______________________

Вот картина гладиаторских игр с наиболее выдающимися их подробностями. Начало кровавого спектакля. Идут жертвы предстоящих игр. Шествие открывают трубачи, за ними следуют жрецы, ведущие жертвенного быка и несущие разного рода орудия. Заскрипела большая решетка арены. Приставник, вооруженный жезлом, идет впереди, открывая симметрично устроенную процессию из двадцати пяти пар гладиаторов, которые будут фигурировать в качестве одиночных бойцов, такого же числа самнитов, фракийцев и галлов, предназначенных для боя в массе; за ними следуют бойцы верхом на лошадях. Под звуки военного марша они с гордым видом обходят вокруг арены. Их медные шлемы, мечи, щиты, наколенники и кольца блестят и сверкают. Никакие стеснительные одежды не препятствуют свободному движению мускулов. Второе отделение составляют мирмиллоны, на шлемах которых виднеются рыбы, - бросатели сетей с трезубцем, секуторы с кривыми ножами, парматы*, вооруженные большими мечами. Наконец, третья и последняя группа внушает отвращение: нагие фигуры, вооруженные крючьями и легкими дротиками, неприкрытые ничем; от них сторонятся гордые гладиаторы, народ осыпает их поруганием. Это - бестиарии, т. е. преступники, приговоренные к смерти, но помилованные для травли. Им - убийцам, подделыцикам, разбойникам и ворам, предстоит теперь помериться своими силами с дикими зверями и таким образом служить забавой для публики**. Бой начинается. По знаку пристава заиграли трубы. Бойцы восклицают: "Да здравствует император! Идущие на смерть приветствуют тебя!" С проворством тигра и отвагой льва бойцы бросаются друг на друга с поднятыми мечами, прикрываясь выставленными вперед щитами, отыскивая промахи и слабые стороны противника и пользуясь ими. Раздается стук наносимых ударов, пыль поднимается столбом, взор едва в состоянии следить за быстротой движений гладиаторов. При виде первой крови рев и крики одобрения толпы превращаются в неистовство***. Но что значит даже сама битва в сравнении с тем торжественным моментом, когда победитель, сломив своего противника, обращается к зрителям с вопросом: щадить ли жизнь или убивать, - или когда разъяренная толпа, глядя на гладиатора, не совсем охотно вступающего в бой, неистово кричала распорядителю игр: бей, секи, жги его! Это ожесточение, это право распоряжаться жизнью и смертью невинного человека достаточно красноречиво говорят о том, каково было влияние игр на нравственность. Но чтобы лучше судить о них, припомним, что при подобных зрелищах кровь лилась рекой, что когда во время антрактов победители были осыпаемы венками, подарками и страстными взглядами дам****, и в один миг получали надежду на свободу и на богатство, в то же время мавританские невольники спешили прикрыть песком громадные лужи дымящейся крови, тогда как другие рабы, наряженные подземными богами, увозили с арены целые десятки мертвых тел. Но иногда все эти жестокости не удовлетворяли притупленных чувств толпы; тогда прибегали к необыкновенным битвам: или дрались между собой женщины, карлики, уроды или дрались люди с медведями, львами и другими хищниками, или устраивались звериные травли, в которых участвовало громадное количество животных*****. Эти травли отличались не меньшим варварством, как и бои гладиаторов. Вот раздаются звуки охотничьих рогов: хрюкающие кабаны, сначала травимые и измученные охотниками на борзых лошадях, оканчивают жизнь под копьями и петлями арканов, лани с огромными рогами гибнут, загнанные насмерть. Помилованный убийца распарывает длинным ножом брюхо великолепного животного, вырывает у него, еще живого, печень и держа ее в окровавленной руке с торжеством показывает ревущей толпе. Собаки натравливаются на медведей и доводятся побоями до крайней ярости; олени, гонимые горящими смоляными венками, прикрепленными к их рогам, мчатся по арене и в невыносимом страдании разбивают себе голову о каменную стену. Кровожадная толпа, доведенная до исступления, требует все большего и большего******.

______________________

* Мирмиллоны, секуторы, парматы - это особые виды гладиаторов.  ** "Пчела", иллюстр. журнал 1875 г., № 33. "Очерки древнеримских нравов".  *** "Пчела", № 34. "Очерки древнерим. нравов".  **** "Атлетам, гладиаторам римские дамы приносят в жертву свое сердце, а часто и тело, вступая с ними в постыдные связи", - говорит современник Тертуллиан. Все встречающиеся в нашей статье ссылки на Тертуллиана относятся к его трактату "О зрелищах" (De spectaculis).  ***** Кожевников. Нравственное и умственное развитие римского общества во II веке. С. 272-273. Козлов, 1874.  ****** "Пчела", № 34. "Очерки древнерим. нравов".

______________________

Все это так странно, противоестественно, дико, что один современник, выражая весь ужас и удивление при взгляде на эти кровавые игрища, восклицает: "Если обратишь свои взоры к городам, то найдешь шумное многолюдство, более жалкое, нежели всякая пустыня. Готовятся гладиаторские игры, дабы кровью доставить удовольствие прихоти кровожадных глаз. Убивают человека в удовольствие человеку; убийство сделалось обычаем, искусством, наукой: люди не только злодействуют, но и обучают злодействам. Что может быть бесчеловечнее, жесточе? Учат как убивать; и убийцы славны тем, что убивают! Что это такое, скажи мне? Отчего происходит, что отдают себя зверям те, которых никто не осуждал на это? Люди цветущих лет, в блестящих одеждах заживо украшают себя на добровольное погребение, и несчастные еще хвалятся своей гибелью! Вступают в сражение со зверями не за преступление, а по страсти. Отцы смотрят на погибель своих детей; брат с сестрой сидят в партере; сама мать, - что может быть достойнее сожаления? - сама мать покупает для себя место на зрелище, платит за будущие вопли и отчаяние"*.

______________________

* Св. Киприан Карфагенский. Письмо к Донату. С. 11 (Твор. Киприана. 1-е изд. Киев. Духовн. академии. Рус. перевод. Т. 1).

______________________

Другой род зрелищ составляли театральные представления в нашем смысле этого слова. Древность знала и драму, и трагедию, и комедию. Истинной отчизной театра был не Рим, а Греция. Одаренное живым нравом, племя эллинов чувствовало себя расположенным и способным к этим подражаниям, этим живым картинам жизни человеческой. Справедливость требует заметить, что первоначальная греческая сцена была далеко не та, какой она стала несколько веков позже. Это было представление, имевшее целью увековечение памяти чего-либо; здесь воспроизводили перед глазами граждан великие события истории, первобытные предания Греции, торжество или несчастья ее первых властелинов. Вращаясь в подобных границах, эти драмы представляли некоторую нравственную пользу, они могли иметь благотворное влияние на дух общества, внушая любовь к Отечеству; а совершенное отсутствие женщин на сцене удаляло самый важный источник опасностей для нравов. Но греческий театр с течением времени начал портиться. Под предлогом исправления недостатков и пороков мастерски рисуя их, комедия, а потом и трагедия, наконец, не останавливаются ни перед каким развратом; театр стал школой в мастерстве разврата. В таком испорченном виде греческий театр переходит в Рим и начинает портить нравы в римском народонаселении. Римская драма ничему хорошему не учила зрителей, высоких чувств в них не возбуждала. Вот как характеризуют римскую драму времен римских императоров, т. е. ту драму, которую застало первенствующее христианство: драма на римской почве упала более, чем другие роды поэзии. Эта драма стала мало-помалу пустым упражнением в декламации, внешняя обстановка брала верх над содержанием. При отсутствии истинных драматических талантов серьезная драма была вытеснена из театра, с одной стороны, сладострастными сценами и соблазнительными пантомимами, а с другой стороны, была обременена вошедшей в моду риторикой. Настоящим образцом этого ложного драматизма были дошедшие до нас трагедии Сенеки (не философа). В этих наводящих дрожь пьесах соединяется фантазия мясника со смешным пафосом паяца, и риторическая гладкость стиха не закрывает напыщенного ничтожества характеров; эти пьесы - жалкая сценическая трескотня*. Таким образом, в тогдашней драме не было ничего эстетического. По меньшей мере, это была пустая забава, бесполезная трата времени. По единодушным свидетельствам древних писателей, содержанием сценических представлений была нечистая любовь и другие пороки. Нравственное чувство оскорблялось и попиралось в тогдашнем театре на каждом шагу. От времен Августа и во все время римских императоров в театре господствовала безнравственность. Театр был школой порока и нравственной испорченности как для актеров, так и для зрителей. В театре рассказывались истории об обманутых супругах, говорилось о прелюбодеянии, об интригах влюбленных, выводились сцены из жизни публичных домов. На сцене представлялись только нецеломудренные жены и изнеженные мужчины. Втаптывалось в грязь все то, что считалось достойным уважения; смеялись над добродетелью, глумились над богами**. Актер "являлся представителем суеверия, порицателем геройских подвигов, изобразителем убийств, наставником блуда и корыстолюбия, учителем разврата, и, однако же, все восхищались этим". Театры были "аудиториями, где рассказывались срамные ночные дела, где слушатели услаждались произношением гнусных речей"***. На сцене являлись голые купающиеся женщины, плясались сладострастные танцы. Несмотря на то, что актерством занимались лишь люди с самой низкой репутацией, люди потерянные, и те стыдились и краснели, исполняя свою роль перед толпой зрителей****. Оценивая вредное влияние римского театра на народную нравственность, один современник в таких чертах описывает театральные зрелища: "Омерзительные предания об убийствах и кровосмешениях повторяются в живом действии, как события настоящие, дабы учиненное некогда злодейство не вышло из памяти потомства. Преступлениям дают переживать века; всеистребляющему времени не позволяют истреблять память злодейства; пороку не попускают приходить в забвение; давно минувшие мерзости обращаются в живые примеры.