Последующая деятельность Ливонского ордена, который вскоре получил в Прибалтике такую власть, что почти не зависел от местной римской церковной иерархии, и был бесконечно враждебен как коренному язычеству этих мест, так и восточному православию, также стала решающим фактором в политической и религиозной истории Руси. Ливонский орден, созданный в Риге, вскоре был усилен новым пополнением: тевтонскими рыцарями. Рыцари созданного в Германии Тевтонского ордена были участниками палестинского крестового похода (1191–1198 гг.), и в 1226 году Конрад Мазовецкий позвал орден для борьбы с пруссами — балтийским народом, соседствовавшим с католической Польшей. Рыцари приняли это приглашение и сумели покорить Пруссию. В 1249 году страна порабощенных пруссов стала собственностью ордена. В это время Тевтонский орден, при поощрении римской курии, объединился с рыцарями меченосцами, так что вся Прибалтика от Померании до Эстонии подпала под власть одного рыцарского ордена, за которым следовали немецкие колонисты. Рыцари засели в своих укрепленных городах и замках и оттуда управляли коренным, формально христианизированным населением и вели постоянную войну против соседей, особенно против православных русских и язычников–литовцев. Выше мы говорили о том, как Александр Невский встретил крестовый поход на восток, остановив шведов на реке Неве (1240 г.) и одержав победу над рыцарями на Чудском озере (1242 г.). Будучи великим князем Владимирским, Александр не имел иной реальной политической альтернативы, кроме лояльности кипчакскому хану, сколь бы ни было ненавистно для Руси татарское иго. Дух крестовых походов, который несли с собой шведы и особенно немецкие рыцари, вызывал у русских такую же реакцию, как реакция греков на захват Константинополя: западное латинское христианство отождествляли с захватами крестоносцев и насильственным приобщением к чужой культуре. [100] Стоит отметить, что те православные страны, которые избежали прямого завоевания крестоносцами — Болгария, Сербия и Галицко–Волынское княжество — были гораздо более открыты для контактов с западом и даже (пускай на короткий срок) принимали политическое главенство пап. [101] Здесь скрыт ключ к пониманию отношений Византии и Москвы XIV века в их противопоставленности более осторожной позиции восточной церкви к западным русским княжествам. Завоевание средневековым папством, одержавшим победу над империей, политического главенства в латинском христианстве, а также то, что папа одобрил вооруженный захват как законный способ христианизации мусульман и язычников и латинскую экспансию среди восточных христиан, сгубило существовавшие для сближения возможности. Поэтому призыв папы к объединению христиан против татар, может быть и искренний, звучал неубедительно в Прибалтике, где, при поддержке и поощрении папы, немецкие рыцари и колонисты ожесточенно добивались покорения местных язычников и православных русских. Агрессии рыцарей сопротивлялись не только северо–русские княжества, но и литовцы — последний европейский народ, остававшийся в XIII веке языческим.

3. Возвышение Литвы

Двойное сопротивление татарским набегам с востока и немецкому натиску с запада преобразило раздробленные литовские племена в сильную, единую нацию с богатыми культурными традициями, так что в конце концов литовские князья стали покровительствовать русским землям, высвобождавшимся из–под власти татар. С самого начала проникновения немцев в Прибалтику литовцы были их самыми опасными врагами. Именно в результате разгрома ливонских рыцарей литовцами в 1236 году — в 1237–ом произошло слияние Ливонского и Тевтонского ордена. С другой стороны, борьба против рыцарей и их польских союзников часто вела к соглашениям между язычниками литовцами и православными русскими. [102] Объединил Литву в основном великий князь Миндовг (начало 1230–х — 1263 г.). В течение первых десятилетий его правления успех был на стороне западных крестоносцев. Натиск ордена, военные неудачи, непокорство литовских же племенных вождей заставили Миндовга искать примирения с немцами. В 1250 году он заключил соглашение с гроссмейстером ордена, послал ему «дары многие» и согласился «отправить к папе послов и креститься». [103] Крещение действительно состоялось — предположительно в 1253 году. Миндовг получил от папы королевскую корону и, оставив своих бывших союзников, выступил вместе с рыцарями против Галиции. В 1253 году, как мы видели ранее, королевскую корону получил от папы и Даниил Галицкий. Союз между Миндовгом и Даниилом — в рамках их общего подчинения папству — был скреплен браками между их детьми. В новых условиях Миндовг сумел захватить власть над русскими княжествами Полоцким и Смоленским, и даже предпринял поход на Киев.

Однако в 1258–1259 годах Литва вплотную столкнулась с татарами, и положение Миндовга изменилось. Только по чистой случайности, возможно, Батый опустошил земли к югу и востоку от Литвы, а не саму Литву. Растущие притязания Миндовга и его настойчивое стремление завладеть русскими княжествами вызвали гнев Золотой Орды. Хан Берке послал своего полководца Бурундая против Литвы, приказав Даниилу Галипкому и другим западнорусским князьям к нему присоединиться. Новгородская летопись, по–видимому, не совсем точно говорит, что татары «всю землю литовскую взяли и людей убили». [104] В действительности удалось избежать окончательного разгрома, и поход Бурундая в основном имел следствием подчинение татарской власти Галича и Волыни, но не Литвы. Великий князь Литовский даже выиграл в новой ситуации, захватив еще кое–какие русские земли. [105] Но он был вынужден еще раз порвать со своими союзниками и окончательно разошелся с орденом. В 1260 году Миндовг нанес рыцарям сокрушительное поражение при Дурбе и заключил антинемецкий союз с Александром Невским. Он отрекся также от латинской веры. Ипатьевская летопись правильно, конечно, характеризует его обращение в 1251 году как акт политический и лицемерный. [106]

Миндовг был убит в 1263 году литовской знатью, выступавшей против политики объединения, но то, что он сделал, своего значения не утратило. В конце XIII столетия и в течение большей части XIV великое княжество Литовское оставалось единым и достаточно сильным, чтобы сопротивляться и немецкому завоеванию, и татарам. Правящая династия оставалась языческой, но это литовское язычество все более выглядело историческим анахронизмом на фоне контактов с западом и постепенно расширяющейся властью над русскими княжествами с православным населением. Все более чувствовалась неизбежность обращения в христианство, но это ставило литовских князей перед необходимостью выбора между востоком и западом. Стоявшая перед Литвой религиозная дилемма была также дилеммой культурной и политической. Поскольку Литва в течение XIV века играла большую роль в русской истории, религиозная политика ее князей влияла также на русско–византийские отношения. Еще в XIII веке некоторые знатные литовцы приняли православное крещение: в 1255–1256 году князь Довмонт «с тремястами литовцами, и женщинами, и детьми» [107] прибыл в Псков, был крещен в православную веру и вскоре стал князем этого русского города–республики, возглавляя псковские дружины в походах против соседних немецких рыцарей и своих соплеменников литовцев. [108] В XIV веке и другие литовские князья вполне благосклонно относились к мысли о вступлении в «византийское содружество» через посредство православной церкви. Но если бы в православие крестилась вся Литва, то на практике это могло означать включение ее в орбиту Монгольской империи через Москву, где находилась резиденция митрополита Киевского и всея Руси. Именно поэтому литовские великие князья добивались от Византии учреждения особой литовской митрополии — главный вопрос XIV века, который будет обсуждаться ниже. Обращение к западу было еще менее привлекательным, потому что означало подчинение немецким рыцарям, прямым врагам Литвы. Выше мы видели, что Миндовг под давлением ордена на некоторое время усвоил западно–латинскую ориентацию. Его преемники широко использовали политические возможности, открывавшиеся благодаря конфликту ордена с архиепископом Рижским и рижским магистратом. Тяжесть рыцарского правления испытывали на себе не только их литовские и православные русские соседи, но и европейские собратья. С другой стороны, экономические и политические права ордена и архиепископа Рижского — и орден, и архиепископ непосредственно подчинялись Риму — не были точно определены.

Литовцы активно поддерживали архиепископа и город, и в 1298 году послы великого князя Литовского Витена, прибывшие в Ригу, пожелали принять латинскую веру и заключить союз против рыцарей, причем они явно рассчитывали на поддержку папы. [109] На некоторое время эти планы были отодвинуты военной победой ордена, но ими не исчерпывалась возможность политических маневров, о чем свидетельствует документ, датируемый приблизительно 1309 годом. Наместник грека–митрополита Киевского, православный русский епископ Полоцка, находившегося под властью Литвы, обращается к членам рижского магистрата как к своим «детям», а к великому князю Витену как к своему «сыну»; он приветствует жителей Риги, благословляет их и просит их дружбы. [110]

Это послание, наравне с другими источниками, рисует атмосферу религиозной терпимости в Литве, в противоположность железному управлению ордена. Папа Климент V сам некоторое время поддерживал жалобы Риги против рыцарей, которые на короткое время (1312–1313гг.) были даже отлучены им от церкви, но окончательного разрешения этот конфликт не получил, и орден сохранил свои позиции на Балтике.

Преемник Витена Гедимин (1316–1341 гг.) в совершенстве обладал умением строить империю. Он не только усилил великое княжество, унаследованное им от Миндовга, но и значительно расширил свою власть над русскими землями, ранее контролировавшимися Кипчакским ханством: ему подчинились княжества Минское, Пинское, Туровское, Брестское и Витебское вся территория современной Белоруссии. Полоцк и «Черная Русь» были завоеваны еще Миндовгом. Гедимин активно поддерживал Псков в борьбе с рыцарями и сумел посадить своего сына Наримонта на княжеский престол в Новгороде. В 1340 году другой его сын, Любарт, стал князем Волынским. Несколько дочерей Гедимина вышли замуж за русских князей; наиболее важным был брак между его дочерью Марией и Дмитрием Алексеевичем Тверским. В своих посланиях Гедимин подписывался «королем литовским и русским» (Lethowinorum Ruthenorumque rex). Восточное православие постепенно становилось преобладающим вероисповеданием в его государстве: православие приняли сыновья Гедимина, которые женились на русских княжнах и получили княжества в русских землях, да и языческие подданные попадали под возрастающее влияние православного большинства.

Тем не менее, ничто не свидетельствует о сколько–нибудь серьезном намерении самого Гедимина принять православие, в то время как в 1322–1323 гг. обращение его в католичество казалось вполне реальным. Правитель Литвы мог чувствовать личное влечение к римскому католицизму и к Западной Европе и, как Миндовг и Витен, считать, что принятие католичества — вернейшее средство для предотвращения постоянной угрозы со стороны тевтонских рыцарей. Он находился фактически в том же положении, что и византийский император Михаил Палеолог, который искал у Рима защиты от крестоносной угрозы Карла Анжуйского.

В 1322 году Гедимин обратился к папе Иоанну XXII, находившемуся в Авиньоне, с гневными жалобами на орден, с выражением дружбы и лояльности по отношению к Риге, еще одной жертве рыцарей, и с изъявлением своей склонности к римскому католицизму. Гедимин извещал папу, что построил в своей новой столице Вильно две церкви, и, наконец, просил прислать в Литву папских легатов. Такие же письма были отправлены в германские города и орденам доминиканцев и францисканцев, миссионеры которых находились в Литве. [111] В результате действий Гедимина было заключено перемирие с немцами, но литовский князь все–таки не принял латинской веры: легатам, которые приехали в Вильно в 1324 году, сообщили, что Гедимин передумал. Согласно донесению легатов, князь даже уклонился от второй встречи с ними под предлогом, что «занят с татарами». [112]

Любопытное упоминание о татарах открывает всю глубину политической дилеммы, стоявшей перед Гедимином. Понятно, что постепенное втягивание Литвы в круг западноевропейских государств должно было вызывать сопротивление не только ее русских православных подданных, но, что важнее, Кипчакского ханства.

Литовские интересы в подвластной татарам Руси были слишком велики, чтобы Гедимин поступился ими ради религиозных обязательств по отношению к западу. Возможность укрепления и расширения политических, экономических и культурных связей Литвы с Псковом, Новгородом и особенно Тверью зависела от дипломатических сношений с Ордой; альтернативой было открытое военное столкновение с татарами. Хан ревностно оберегал своих русских данников от дружественных контактов с западом. Это касается, в частности. Тверского княжества. Князь Михаил I Тверской был казнен ханом Узбеком в Орде в 1319 г. Хотя обвинение Михаила в том, что он будто бы «замышлял бежать к немцам со своей казной и посылал деньги папе в Рим», ложно, [113] кровавое утверждение господства татар над Тверью было связано с ее прозападными симпатиями. Так, в 1320 году последовал брак сына и преемника Михаила Дмитрия и дочери Гедимина Марии. [114] Но в 1321 году Дмитрий ездил в Орду и получил от Узбека великое княжение Владимирское, обойдя московского соперника: летопись подчеркивает, что Узбек в то время «почитал» Дмитрия, который постоянно бывал в Сарае. [115] С другой стороны, мы узнаем, что именно во время сношений Гедимина с папством и его переговоров с орденом (или чуть позже) хан Узбек посылал русских князей против литовцев, и они «много зла сотворили Литве и вернулись в Орду с многими пленниками». [116] Теперь ясно, почему литовский великий князь порвал переговоры с папскими легатами («буду занят с татарами») и занялся утверждением своего зятя на владимирском великокняжеском престоле: контакты с папой и дипломатические отношения с Ордой взаимно исключали друг друга.

В течение XIV века Литва стояла перед гедиминовской дилеммой. Присоединение русских княжеств, постепенно перешедшее в замысел объединить все территории Киевской Руси в Литовском государстве, подразумевало религиозную и идеологическую ориентацию на Византию и требовало определенного подхода, военного или дипломатического, к господству татар. В то же время западное решение проблемы было по–прежнему непривлекательно, потому что неизбежно заставляло смириться перед немецким империализмом. Впрочем, с возвышением Польши, которая приняла латинское христианство и где существовала та же традиция феодальной децентрализации, что в Литве и Киевской Руси, появился другой выход.

4. Польша поворачивается к востоку