Во время прославленной Македонской династии (867–1056 гг.) Византия успешно отразила нападения арабов и болгар, преодолела внутренний иконоборческий кризис и вступила в период консолидации и небывалой экспансии. На Среднем Востоке, Балканах и в Италии эта экспансия приняла форму прямого военного захвата бывших территорий Римской империи. В Центральную Европу и на Русь византийская культура проникала как орудие христианской проповеди. В 867 году патриарх Фотий объявил миру, что «русы», которые еще недавно осаждали Константинополь, приняли православного епископа. В течение последующего столетия Русь оставалась для Византии главным источником важнейших товаров — мехов, воска, меда, рабов — и, соответственно, предметом постоянного дипломатического внимания, хорошо описанного императором Константином VII Багрянородным в его сочинении «Об управлении империей» (De administrando imperio). Однако мирной дипломатии было недостаточно, чтобы торговый путь оставался открытым и чтобы не прекращалось поступление сырья: русские часто силой навязывали свои условия, а по временам угрожали Константинополю войной. Поход Святослава мог быть отражен только в результате длительной и кровопролитной военной кампании императора Иоанна Цимисхия (969–976 гг.). Но Константинополь был для русских не только объектом военного шантажа и экономических вожделений. В X веке он достиг вершины культурного и политического развития. «Новый Рим» на Босфоре стал неоспоримым центром цивилизованного христианского мира. Население города приближалось к миллиону; императорские дворцы, ипподром, «великая церковь» Святой Софии, долго остававшаяся самым большим и великолепным храмом раннего средневековья, — всем этим Византия производила на славянских «варваров» впечатление, которого не мог внушить ни один христианский город запада. Поэтому союз со славянами империя закрепляла не только силой оружия, но и убеждая их признать превосходство христианской культуры. Княгиня Ольга, мать Святослава, приняла христианство. Во время посещения Константинополя она была с почетом принята императором Константином VII (957 г.). Примеру Ольги последовал ее внук Владимир, сын Святослава: он не только сам крестился, но сделал христианство государственной религией Руси. Успешное вмешательство в гражданскую войну в Византии позволило ему стать зятем одного из прославленных императоров Македонской династии — самого Василия II. В 989 г. Владимир женился на его сестре. В это время уже существовали переводы Писания и византийской литургии на славянский язык: русским не надо было преодолевать языковой барьер, чтобы усвоить новую религию. Русским не грозила и та опасность политического господства Византии, которой подвергались в XI и XII веках южные славяне: отдаленность делала Русь недосягаемой для византийского завоевания. Русь приняла византийское христианство по своей воле и всегда расценивала этот факт как результат свободного выбора.

[1] Этот знаменитый эпизод иллюстрирует универсальную силу и миссионерское воздействие византийского христианства. После мусульманского завоевания Среднего Востока, с его древнейшими христианскими негреческими общинами, можно было ожидать, что византийская церковь, ограниченная греко–язычными областями, оставшимися во владении империи, станет чисто национальной церковью, как это произошло, к примеру, с армянской церковью, навсегда замкнувшейся в пределах армянской культуры. Но миссионерство IX и X веков, распространившее влияние византийского христианства не только на Балканы, но и на всю Восточную Европу до Северного Ледовитого океана, сохранило вселенское или «кафолическое» призвание Православной Церкви, так же, как и мировое значение византийской христианской культуры.

В глазах византийцев, Русь, приняв крещение, становилась частью империи. В определенном смысле русские действительно признали принцип главенства императора над всем христианским миром. Однако византийцы и славянские неофиты не всегда одинаково понимали практические следствия их обшей принадлежности к вселенскому христианству. По сравнению с другими православными славянами — болгарами и сербами, — русские были более преданы Византии. До разрыва, последовавшего за Флорентийским собором (1438 г.), они, как правило, питали чувство почтения к Константинополю и Константинопольскому патриархату, признавая в нем источник своей религиозной веры и центр более высокой культуры. Это уважение умерялось только эпизодическими замечаниями о греческом «лукавстве», которые встречаются в летописях. В правление Владимира и Ярослава Киев очень быстро принял Византию за образец своего собственного культурного развития. Кафедральный собор был посвящен Святой Софии — Премудрости Божией, и его украсили мозаиками лучшие византийские мастера (1037–1046 гг.). Печерский монастырь в Киеве принял устав константинопольского Студийского монастыря. Те произведения византийской юридической, исторической и богословской литературы, которые не были переведены в Болгарии, переводились на Руси. Культурная и религиозная зависимость от Константинополя, подразумевавшая признание византийского императора главой христианского «населенного мира» (oikoumene), не предотвращала в этот ранний период военных стычек с Византией. В 1043 году, когда греческие мозаисты и иконописцы украшали Св. Софию в Киеве, русские корабли осаждали Константинополь, как в те давние времена, когда Русью правили языческие варяжские князья. Война началась, по–видимому, из–за торговых интересов. Русские были разбиты греками и отступили, а столкновение закончилось тем, что младший сын Ярослава женился на византийской принцессе, возможно, дочери Константина IX Мономаха (1046 г.). Их сын Владимир, прозванный Мономахом, впоследствии сыграл выдающуюся роль, так что имя его стало символом имперской традиции, унаследованной русскими от Византии.

Потом русские не предпринимали больше прямых атак на Константинополь. Возможно, потому, что после смерти Ярослава (1054 год) Киевская Русь утратила политическое единство. Страна все глубже погружалась в состояние феодальной раздробленности, разделяясь на независимые княжества (уделы), только номинально подчинявшиеся «великому князю» Киевскому. Спорадические союзы между князьями сменялись междоусобицами. Сношения с Константинополем были значительно затруднены после того, как в XII веке новые кочевые племена — куманы или половцы — вторглись в южнославянские степи и блокировали черноморскую торговлю. В когда–то единой Руси Владимира и Ярослава выделилось три независимых политических центра: великое княжество Киевское (постепенно терявшее свой старинный престиж), северо–восточное Суздальское княжество и юго–западное Галицкое. Стоит отметить, что в 1140–х — 1150–х годах, в правление византийского императора Мануила I Комнина, и Киев, и Галич колебались в своей преданности Византии и несколько раз заключали союз с Венгрией — тогда упорным врагом Константинополя. Византийские историки отмечали, что северо–восточная Русь во время этих событий осталась верна византийскому императору, что могло быть предвосхищением взаимопонимания и поддержки, которые существовали и позднее, в XIV веке, между империей и великим князем.

Со временем умелая политика Мануила I и чувство принадлежности к единому христианскому «содружеству» возобладали как в Киеве, так и в Галиче, но ни византийцы, ни русские не могли предвидеть грядущих катастроф, которые в XIII веке разрушили основы византийской «ойкумены». Мы вернемся к последствиям этих трагических событий: захвату Константинополя крестоносцами в 1204 году и завоеванию Руси татарами, которое, начавшись в 1223 году, практически завершилось в 1240 году с падением Киева. Могло казаться, что византийский православный мир окончательно рухнул, тем более, что независимые Болгария и Сербия — по крайней мере до 1220 года — не совсем пренебрегали возможностью объединиться с торжествующим западным папством. Эти события XIII века стоит описать, чтобы показать исключительную крепость культурной и политической солидарности православного востока, которая пережила все катаклизмы и встретила события XIV века не без новых духовных сил. В 1261 году Михаил VIII Палеолог положил конец существованию Латинской империи в Константинополе, но не смог вполне восстановить былую власть императоров Восточной Римской империи. Его преемники на константинопольском престоле были заняты не экспансией, а выживанием. Да и выживание было возможно только благодаря хитрой дипломатии, а иногда и простым историческим случайностям, пока, наконец, в 1453 году не наступила гибель.

В славянских странах вообще и в России в частности Византийская империя все–таки сохранила престиж и влияние, хотя от славного прошлого осталась только тень, а территория постепенно сокращалась до границ Константинополя и его окрестностей. В XIV веке бывшее Киевское государство разделилось между Рюриковичами, которые вынуждены были платить дань всесильным иноземным суверенам: ханам Золотой Орды, великому князю Литовскому, а в Галиче (после 1340 года) — польскому королю.

Главными объектами нашего исследования будут: постепенное возвышение Московского княжества, которые из незначительного татарского данника постепенно превратилось в потенциальную ведущую силу «византийского содружества»; роль Византии в этом возвышении, проявившаяся, в частности, в деятельности назначаемого в Византии митрополита Киевского и всея Руси, возглавлявшего единственную административную структуру, охватывавшую всю Русь; проблема разнородности политического и культурного развития северо–восточной Руси и южных и западных областей бывшего Киевского государства, что со временем привело к разделению Руси на Великороссию, Украину и Белорусскию; распространение византийского культурного и религиозного влияния, связанное с монашеским (или «исихастским») возрождением в Византии, которое стремилось преодолеть местные национальные и политические разделения; сущность религиозного «ревнительства», зародившегося в Византии и южнославянских странах и оказавшего решающее влияние на культуру, литературу и искусство стран «византийского содружества», и его отношение к другим культурным влияниям; вопрос о том, отвечала ли позднейшая Московская империя чаяниям религиозных и интеллектуальных вождей XIV века или ее идеология существенно отдалилась от византийского идеала.

Мы надеемся, что комплексное рассмотрение всех этих аспектов даст более отчетливую картину истории Восточной Европы конца средних веков и поможет лучше понять ту область мира, влияние которой на историю человечества есть факт не только прошлого, но и настоящего.

Глава I: Византийская культура на Руси

С тех пор, как посольство народа, называвшегося «Русь» [2], было впервые принято в Константинополе, византийское правительство оказывало большое внимание деятельности этих северных «варваров» и их сношениям с империей. Причины были очевидны: русы держали в своих руках торговый путь между Балтийским и Черным морями; в силу географических условий, русы были естественными противниками азиатских кочевников, которые постоянно угрожали Восточно–европейской равнине, и при случае могли быть полезными союзниками Византии. Хотя точное происхождение слова «Русь» неясно, оно, несмоненно, связано с названием варяжских военных кланов, которые управляли славянскими племенами Восточной Европы и перенесли хорошо известную стратегию норманнских набегов в район Черного моря, осаждая даже столицу империи [3].

Греческое слово «росс», которое появляется в византийских источниках очень рано, связано со славянским «Русь». Это слово обозначало не страну, а народ. На славянском языке территория, населявшаяся «Русью», первоначально называла сь «Русская земля». С X века византийские источники говорят о стране «россов», имея в виду земли от

Карпат до Ростова и Суздаля. Сама обширность страны россов отражена в текстах, которые упоминают о «великой России». [4] Таким образом, Россия — это обычное византийское название «земли Русской». Однако в самой России до XIV века употреблялись только названия «Русь» и «Русская земля». Греческая форма, «Россия», и ее латинский эквивалент, «Русия», были приняты в XV веке, как в Москве, так и в Галицко–Волынской земле для обозначения всей территории древней страны русов. [5] Древнее слово «Русь» стало популярным только в XIX веке, с появлением романтических и славянофильских течений, и относилось в это время не столько к народу, сколько к стране в целом.

Когда христианство стало государственной религией Киевской Руси (988 г.), влияние Византии превратилось в главный фактор развития русской культуры. Размеры и характер этого влияния следует оценивать в свете трех элементов, которые определяли жизнь византийского общества: римской политической традиции, греческого литературного наследия и православной христианской веры. «Без этих трех элементов невозможно понять Византию», — писал Г. А. Острогорский. [6]

Конечно, эти три важнейших компонента византийской культуры нельзя было просто «экспортировать». На русской почве они получали иной удельный вес и должны были соперничать с другими влияниями, определявшимися либо местными условиями, либо контактами с другими странами. В любом случае, политические, экономические и военные отношения с Русью, существовавшие до 988 года и столь ярко описанные императором Константином Багрянородным, получили совершенно новый смысл после того, как Русь приняла от Византии ее веру, церковную иерархию, искусство, политическую идеологию и, в переводах, ее литературу.