К несчастью для Москвы, успех оказался недолговечным. Четыре месяца спустя, в декабре 1354 года, Кантакузин отрекся от престола, и власть перешла — при активной поддержке генуэзцев — к его зятю и наследнику законной династии Палеологов Иоанну V. [462] Патриарх Филофей вернул престол Каллисту (1355–1363 гг.). Выше мы видели, что генуэзцы, как и Золотая Орда, были заинтересованы в сохранении определенного равновесия сил между русскими княжествами. Поэтому новый константинопольский режим, контролировавшийся генуэзцами, примирился с Ольгердом; возможно, что произошло примирение и с Болгарией. Ольгерд не раздумывая бросил Феодорита, дальнейшая судьба которого неизвестна, и взамен получил существенное преимущество: Константинополь официально утвердил митрополитом его кандидата. Известные нам источники не сообщают точной даты и условий этого события, но скорее всего оно последовало немедленно за отречением Кантакузина и было осуществлено новым патриархом Каллистом. [463]

Новый митрополит Роман был поставлен «митрополитом Литовским» (μητροπολίτης Λιτβών). [464] Согласно официальному византийскому документу, Ольгерд принимал «меры к тому, чтобы рукоположен был [в митрополита] Роман, о котором усиленно ходатайствует здесь, под тем предлогом, будто его народ не желает иметь митрополитом кир Алексия, а на самом деле — для того, чтобы при помощи Романа… приобрести себе власть и в Великой Руси». [465] Новое назначение было связано с улучшением отношений между Константинополем и Болгарией — 17 августа 1355 года Роман, в качестве свидетеля, подписал договор императора Иоанна V и царя Иоанна–Александра Болгарского о браке их детей, [466] — что сильно обеспокоило Русь.

В то время как Алексий был уроженцем юга, Роман, напротив, был северянин и в то же время родственник жены Ольгерда, тверской княжны. [467] Борьба между Ольгердом и Москвой, Алексием и Романом, была тяжбой за управление всею Русью. Именно тогда, согласно Григоре, Ольгерд изъявил готовность принять православие, если Византия поддержит его требования. [468]

В 1355–1356 годах оба митрополита вновь прибыли в Константинополь отстаивать свои права. Византийский историк Григора и русские летописи единодушно описывают положение как скандальное. Роман контролировал значительную часть Руси, находившуюся под властью Ольгерда, включая Киев, Брянск и Тверь, и оба митрополита взимали церковный налог, чтобы собрать необходимые средства для подкупа византийских чиновников. [469] Каллист и его синод в конце концов определили пределы литовской митрополии: в нее вошли не только епархии, присоединенные еще при великом князе Гедимине (Полоцк, Туров, митрополичья резиденция в Новогрудке), но и «Малая Русь», т. е. епархии Галича и Волыни (Владимир–Волынский, Луцк, Холм, Галич и Перемышль). [470] Достигнутое таким образом в 1355–1356 гг. соглашение закрепляло за Алексием титул «митрополита Киевского и всея Руси», но давало Роману больше власти и территорий, чем любому другому митрополиту Литовскому или Галицкому до него. Впрочем, соглашение не удовлетворяло ни его, ни Ольгерда, который стремился овладеть всею Русью. Вернувшись из Константинополя, Роман решился превысить свои права, присвоил себе титул «митрополита Киевского и всея Руси» и поместил в Киеве свою резиденцию. [471]

Однако к 1361 году акции Ольгерда начали падать. Золотая Орда была обеспокоена ростом его влияния не меньше, чем генуэзцы. [472] К тому же, митрополит Алексий побывал в Орде и сильно повысил там свой авторитет исцелением старой и влиятельной вдовы хана Узбека Тайдулы. [473] Патриарх Каллист формально не мог согласиться на явное превышение своих прав Романом и отправил на Русь личного уполномоченного, высокопоставленного чиновника дьякона Георгия Пердику, чтобы тот исследовал тяжбы митрополитов. [474] В 1354 году Пердика, церковный дипломат и специалист по русским делам, много потрудился для укрепления власти Алексия. [475] В подвластных Роману землях многие считали законным митрополитом Алексия. [476] Более того, в Константинополе все еще обладал значительным влиянием бывший император, а ныне монах Кантакузин, который считал необходимым сохранение единства русской митрополии. [477] В принципе необходимость эту признавал и Каллист. В 1354 году он был выдвинут на патриарший престол политическими врагами Кантакузина и на время присоединился к генуэзской партии, однако не следует думать, что это изменило его взгляды относительно русских дел. В 1362 году, после смерти Романа, Каллист патриаршим актом восстановил единство митрополии во главе с Алексием. [478]

Запутанная история русской митрополии показывает, что внутренние события в Византии, политика итальянских республик, интересы Золотой Орды и непримиримая борьба за власть между Ольгердом и Москвой тесно связаны между собой. Нельзя также не учитывать роли, которую играли в этом процессе южнославянские царства Сербия и Болгария.

Восточная Европа, поле борьбы за существование, которую вело византийское «православное содружество», должна рассматриваться как единое целое, хотя, разумеется, действия и реакции отдельных государств могут быть поняты только в контексте их собственной истории.

Татарские ханы прежде всего хотели сохранить на Руси свое господство и потому поощряли междоусобные войны, не допуская, чтобы то или иное княжество окончательно одержало верх над другими, отсюда — ловкие маневры между Тверью и Москвой, Москвой и Литовским княжеством. Но татарская почтительность к церкви и дипломатические связи Орды с Константинополем, которые использовали византийские церковные деятели, способствовали тому, что митрополичья кафедра прочно утвердилась в том княжестве, которое было наиболее лояльно по отношению к Орде. И лишь в тот момент, когда Джанибек напал на генуэзские и венецианские колонии в Крыму (1341–1346), испытывавшая давление генуэзцев Византия на время взяла сторону прозападно ориентированной Литвы. В последующие два десятилетия Ольгерд, когда ему удавалось договориться с Ордой, умел выгодно пользоваться этим, чтобы прогенуэзские круги Константинополя оказывали ему поддержку в его стремлении главенствовать на Руси: история митрополита Романа как раз и иллюстрирует этот процесс.

Между тем Кантакузин и его друзья–исихасты исходили из другой системы оценок. Кантакузин всегда стремился избавить Византию от генуэзской зависимости, опирался на турецких союзников и не делал исключительной ставки ни на одно из русских княжеств, пользовавшихся татарской (или генуэзской) помощью. Однако преданность византийской идеологии, которую проявил московский князь Симеон, и его тесное сотрудничество с митрополитом Феогностом ставили Москву в положение исключительно надежного и сильного пособника в сохранении на Руси византийского наследия, тогда как язычник Ольгерд готов был к единоборству с Константинопольским патриархатом и даже посвятил митрополита в Тырново. Поскольку для Канткузина важнее всего была целостность и хотя бы относительная политическая независимость византийского мира, то его усилия, как и усилия патриарха Филофея, постоянно были направлены на объединение, что было несовместимо как с притязаниями Ольгерда в 1347–1370 годах, так и с московским сепаратизмом последующей эпохи. Беда, однако, состояла в том, что слабость Византии и неустойчивость власти не позволили претворить эту четкую устремленность в ясную и последовательную политическую линию.

Глава VIII. Патриарх Филофей и Русь (1364–1376)

О тех переменчивых обстоятельствах, при которых Византийская империя просуществовала после прихода генуэзцев в 1352 году в течение еще целого столетия, вплоть до окончательного распада в 1453 г., писалось часто, хотя конкретные подробности, позиции, занимаемые разными участниками этих событий, и сложные маневры вовлеченных в них государств подчас выпадали из поля зрения исследователей. Как бы то ни было, не вызывает сомнений факт, что дипломатическая и церковно–административная деятельность Византии на Руси развивалась под влиянием и в зависимости от того, какие перемены происходили в Константинополе. Как мы видели выше, эта связь отчетливо подтверждена императором Иоанном VI Кантакузином в документах, касающихся Руси и увидевших свет в 1347 году: правительству Анны Савойской и патриарху Иоанну Калеке (1341–1346 гг.) адресован упрек в попустительстве разделению русской митрополии. Подобным же образом, посвящение Романа в сан митрополита в 1354–1355 гг. может быть объяснено лишь в свете событий, связанных с отречением Иоанна Кантакузина от престола и отстранением патриарха Филофея (ноябрь 1354 г.). Перипетии истории византийско–русских связей второй половины XIV века следует постоянно рассматривать в этом контексте.

Поощряемые внутренними раздорами в Византии и соперничеством западных держав друг с другом, турки деятельно расширяли свой контроль над византийскими территориями в Малой Азии. В марте 1354 года был взят Галлиполи, расположенный на европейском берегу Дарданелл, что положило начало оттоманским владениям в Европе. Мощная Сербская империя Стефана Душана могла бы помешать продвижению турок, но Душан умер в 1355 году, а его слабые и разобщенные наследники не сумели удержать от раздела разнородные части Сербской империи. Турки продолжали аннексию греческих, сербских и болгарских территорий, захватив Диди–мотих (1361 г.) и Адрианополь (1362 г.), где султан Мурад I (1362–1389 гг.) основал свою резиденцию.

Оказавшись практически в окружении, Византия пользовалась тем не менее поддержкой генуэзцев и венецианцев, озабоченных защитой Константинополя, который интересовал их, разумеется, не сам по себе, а как выгодная и удобная фактория, жизненно необходимая для торговли на Черном море. В этой обстановке правители империи были вынуждены прибегать к всевозможным ухищрениям, которые в конечном счете еще больше ослабляли ее, — использовать в своих интересах жестокую конкуренцию между Венецией и Генуей, либо платить дань султану, становясь таким образом de facto вассалами турок, или же стараться заручиться военной помощью запада, что всегда было связано с официальным признанием примата папы Римского. [479] Лишь Константинопольскому патриархату удалось поддержать и даже повысить свой престиж и административный авторитет на огромных пространствах Среднего Востока и Восточной Европы, несмотря на ту напряженность, которую создавали события внутренней жизни в столице, оказывавшие влияние на избрание патриархов и проводимую ими политику.

Император Иоанн V Палеолог (1341–1391 гг.) был человеком безвольным и слабохарактерным. Придя в 1354 году к власти при активной поддержке генуэзцев, он стал в конце концов их жертвой, так и не сумев ни определить, ни провести никакой действенной политической программы. Одной из особенностей его долгого правления было, как показали недавние исторические разыскания, то, что в роли государственного советника при нем выступал добровольно отрекшийся от престола и принявший в 1354 году монашество под именем Иоасафа Иоанн Кантакузин. [480] На протяжении второй половины XIV века империей правили так или иначе члены семейств Палеологов и Кантакузинов, которые не только распределяли между собой власть в самом Константинополе, но делили ее и в пределах других византийских городов и территорий. Так, при формальном императоре Иоанне V политику в действительности определял его тесть Иоанн–Иоасаф Кантакузин, который даже не скрывал этого. И если Иоанн V руководствовался в своих государственных решениях требованиями текущего момента, то Кантакузин выступал в роли хранителя имперской идеологии и религиозного ригоризма. Серьезных разногласий между ними, впрочем, не возникало, поскольку Иоанн V никогда открыто не поднимал голос против традиционных византийских идеологических устоев, а Кантакузин снисходительно смотрел на действия зятя, не упуская случая указать на их неэффективность. Даже официальное обращение Иоанна V в латинскую веру в 1369 году не было принято слишком всерьез старым императором–монахом, которого не было в Константинополе, пока Иоанн V ездил в Рим. Позднее Кантакузин даже помог Иоанну V в борьбе против Андроника IV, захватившего в 1376 году власть при поддержке генуэзцев. У Иоанна V не было ни возможности, ни, вероятно, охоты навязывать церкви объединение с Римом, а его собственное обращение в иную веру не вызвало в Константинополе ни возмущения, ни анафем, а только равнодушие, — какой контраст событиям эпохи Михаила VIII! Можно предположить, что личный авторитет Кантакузина, бывшего в дружеских отношениях как с Иоанном V, так и с неколебимо приверженным православию патриархом Филофеем, способствовал тому, что этот эпизод предали забвению. Личные отношения между Иоанном V и Филофеем не совсем ясны и определялись хрупким равновесием. Патриарх не выступал против переговоров об объединении церквей, а следовательно и против попыток заручиться помощью запада,, при условии, что объединение будет достигнуто на церковном соборе, где обе стороны смогут свободно высказать свое мнение. [481] Со своей стороны, и Иоанн V никогда публично не оспаривал богословских позиций византийской церкви. Он оставался лояльным к решениям паламитских соборов 1341, 1347 и 1351 годов, не пренебрегая, впрочем, дипломатическими услугами Дмитрия Кидониса, который, начиная с 1348 года, стал убежденным антипаламитом, сторонником томизма и Римско–Католической Церкви. В целом православная позиция Иоанна V, сколь бы этому ни противоречило его обращение в 1369 году, засвидетельствована Григорием Акиндином, самим Григорием Паламой и патриархом Филофеем. [482]