Русская Православная Церковь и экуменического движение
Профессор В. В. Болотов также твердо придерживался позиций православного экуменизма. Тому, кто любит читать его труды, нетрудно уловить главное направление его мысли, почувствовать, на какой предмет устремлено его наибольшее внимание, чему посвящены его главные заботы. Думаю, что вряд ли ошибусь, если скажу, что каждое ученое исследование этого корифея русской православной богословской науки имеет своей целью убрать какой‑нибудь камень, лежащий на пути к восстановлению христианского единства. И, пожалуй, еще никто не сделал в этом отношении столько, сколько сделал В. В. Болотов в своих первоклассных, весьма разносторонних трудах.
В. В. Болотов был не только эмпириком, посвящавшим свой блистательный талант предельно возможному по глубине и объективности исследованию отдельных практических вопросов, имеющих отношение к проблеме христианского единства. Он был также и теоретиком, разрабатывавшим основные принципиальные положения и линии, по которым могут и должны вестись экуменические исследования. Известен его превосходный труд «Тезисы о Филиокве», написанный им в 1893 году в результате его деятельности в качестве члена Комиссии при Святейшем Синоде, осуществлявшей подготовку к переговорам со старокатоликами, ищущими общения с Православной Церковью.
В предисловии к этим «Тезисам» В. В. Болотов развивает мысль о необходимости четкого различения и разграничения догмата от теологумена и от простого богословского мнения и устанавливает основные принципы такого разграничения. Насколько необходим был этот замечательный вклад В. В. Болотова в нашу православную русскую богословскую науку, может отчасти показать справедливое сетование известного деятеля по вопросам сближения между старокатоликами и Православием А. Киреева, который в 1896 году писал архиепископу Николаю (Зиорову) следующее: «Боюсь я теперь не столько старокатоликов, сколько некоторых из нас, не отдающих себе ясного отчета в том, что составляет не подлежащий критике догмат и что — свободное и необязательное богословское мнение, где кончается несущественный обряд и где начинается неизменяемое таинство. Мы так отдалились от понимания и принципов древней Вселенской Церкви, что готовы признавать догматом и такие вещи, о которых древняя Церковь и не думала» (письмо от 11 (23) сентября).
Применив сформулированные им принципы к проблеме «Филиокве», В. В. Болотов пришел, как известно, к убеждению, что «Filioque как богословское частное мнение не может считаться за impedimentum dirimens (т. е. за непреодолимое препятствие — Л. В.) для восстановления общения между Восточной и старокатолической Церковью» (тезис 27). Можно соглашаться или не соглашаться с этим практическим выводом проф. Болотова, но нельзя отрицать, что только на пути ясного разграничения догмата и теологуменов лежит истинное решение как этого, так и всех других вопросов, по которым нет согласия между Православием и инославными исповеданиями.
Идеи православного экуменизма проникают и творчество Патриарха Сергия (Страгородского). В полном согласии с мыслями В. В. Болотова и в духе дерзновенной готовности святого Василия Великого не настаивать на выражениях при наличии догматического согласия в существе дела, Патриарх (тогда еще архимандрит) Сергий писал в 1902 году: «Если мы с несомненностью убедимся, что старокатолики, вычеркивая из своего символа Filioque, отнюдь не форму только исполняют, не каноническую только шероховатость хотят сгладить, а действительно веруют в единоначальную Троицу так же православно, как верует в Нее Святая Церковь, тогда, конечно, мы не будем требовать от старокатоликов, чтобы они подписались под формулой «от одного Отца», мы предоставим им даже Филиокве (!), именно в твердой уверенности, что последнее необходимо для западного ума, чтобы выразить ту же мысль, которую мы хотим подчеркнуть своей формулой «от одного Отца» («Церковный вестник», 1902, № 43, с. 1347. Статья «Что нас разделяет со старокатоликами?»).
Принципы православного экуменизма нашли очень четкое выражение во «Введении в курс лекций по истории и разбору западных исповеданий», прочитанный архимандритом Сергием в Петербургской духовной академии в 1899/1900 учебном году. Самая сущность их состоит в следующем:
1) Наука о западных исповеданиях может быть названа церковным самосознанием. Перед лицом инославия мы необходимо должны самим себе дать ясный отчет в том, как мы веруем, как понимаем свое спасение, свою Церковь. Отношение к инославию стоит в тесной связи с тем, как мы относимся к нашей родной Церкви, оно является своего рода пробным камнем нашей церковности.
2) Истинный сын Православной Церкви — человек, живущий в ней, а не просто номинально к ней принадлежащий, — может относиться к инославию, как к вероучительной системе, только отрицательно. Относясь к представителям инославия со всей благожелательностью, он не поколеблется признать их учение заблуждением. (По поводу этого высказывания архимандрита Сергия следует заметить, что оно сделано несколько резко и не вполне осторожно. Ведь далеко не всё, содержащееся в той или иной вероучительной системе инославия, непременно должно рассматриваться как заблуждение. Но мы должны помнить, что архимандрит Сергий читал свои лекции почти 70 лет тому назад, когда преодоление конфессионализма было делом гораздо более трудным, чем в наше время.)
3) Признание инославного учения заблуждением ничего общего не имеет с фанатизмом и чуждо какой‑либо ненависти к инославию. «Всякий представитель инославия, — говорит архимандрит Сергий, — как бы далек он ни был от Церкви, всегда останется для истинно–православного христианина предметом духовного попечения. Христианину свойственно как‑то войти в положение инославных, свойственно признавать и ценить даже малейшую крупицу истины, которой они обладают, чтобы посредством этой крупицы иметь возможность привлекать ко Христу несовершенно верующих, дабы «спасти, по крайней мере, некоторых» (1 Кор. 9, 22)».
4) Всему хорошему в инославии, всякой малейшей искре доброго, истинного, что в инославии осталось, христианин может только искренне радоваться, как своему родному, любимому.
5) Истинный сын Церкви полемизирует против инославия только во имя истины и только до тех пор, пока эта истина отрицается.
6) Духу истинного православного богословия чужд как фанатичный консерватизм, так и либеральный индифферентизм и латитудинаризм.
Из значительно более поздних трудов Патриарха Сергия следует назвать в особенности две его статьи, опубликованные в «Журнале Московской Патриархии» и позже перепечатанные вторично. Это «Отношение Церкви Христовой к отделившимся от нее обществам» (1931 г.) и «Значение апостольского преемства в инославии» (1935 г.). Я полагаю, что статьи эти достаточно хорошо известны за рубежами нашей Родины, и поэтому не буду останавливаться на их рассмотрении. Скажу только, что со страниц этих статей веет духом строго православного древнецерковного учения об инославии. Автор глубоко проник в мысли и чувства великих святителей — святого Киприана, блаженного Августина, святого Василия Великого, святого Тарасия, патриарха Константинопольского, и статьи его имеют основополагающее значение для всякого, кто стремится постигнуть сущность православного экуменизма в нашу эпоху. Это не значит, конечно, что каждое слово из упомянутых статей должно рассматриваться как нечто безусловно совершенное и неизменное. Этого нельзя ни ожидать, ни требовать ни от одного богословского труда. В частности, известное сопоставление между инославными обществами и «разрядами падших и кающихся», сделанное в свое время Патриархом Сергием, следует рассматривать лишь как одну из рабочих гипотез, имеющих целью объяснить факт, что между инославными христианами и Церковью остается «какая‑то связь», а вместе с ней и «какая‑то возможность пользоваться благодатным жизненным соком, наполняющим Церковь». Этот факт и без этой аналогии может быть объяснен принадлежностью инославных, принявших истинное крещение, к телу Церкви (1 Кор. 12, 12–13), в котором имеются и здравые члены и немощные (1 Кор. 8, 10–11), в том числе, по мысли митрополита Филарета, и «нечисто проповедующие слово Божие» (2 Кор. 2, 17), строящие на том же недвижимом основании, но из непрочных и малонадежных материалов (1 Кор. 3, 12).
Сделанный нами обзор истории отношений Православия к инославию показывает нам тесную связь между ходом святоотеческой мысли эпохи древней неразделенной Церкви и развитием современного богословского учения об инославии. Как в древности от строгой доктрины святого Киприана отеческая мысль двигалась в направлении постепенного смягчения крайностей вплоть до применения широкой церковной икономии, так и ныне от позиций почти полной отчужденности современная богословская мысль через преодоление крайностей конфессионализма движется к строго православному экуменизму. И дай Бог, чтобы это движение послужило великой цели христианского единения в соответствии с волей Божественного Главы и Основателя Единой, Святой, Соборной, и Апостольской Церкви Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа!