Если говорить об опасностях для ВСЦ сегодня, то, конечно, нужно сказать о стремлении определенных групп превратить экуменическое движение в широкое движение по сближению христиан, иудеев, мусульман, буддистов и других нехристианских религий. В этой области необходимо различать два разных аспекта: богословский синкретизм, который по сути своей является ересью и опасностью как для экуменического движения, так и для церквей; и диалог с людьми других религий по вопросам практического сотрудничества (права человека, справедливость, мир, целостность творения и т. д.).

Такой диалог необходим сегодня, и я позже скажу о том, что этот диалог должен стать одним из приоритетов Всемирного Совета Церквей в конце XX и начале XXI века. Хочу только подчеркнуть, что диалог должен предполагать серьезные богословские усилия для выражения христианского благовестия таким образом, чтобы оно было понято разными культурами.

Однако при этом должны существовать ясные богословские критерии, как говорится об этом в Канберском заявлении православных участников, для того, чтобы иметь разумное ограничение этого диалога, без того, чтобы не переступить опасную черту, за которой — вавилонское смешение. Этот диалог не должен вытеснить на периферию собственно богословского диалога, направленного на поиски христианского единства. Православным трудно согласиться с формулировкой госпожи Мери Таннер, что диалог с другими верами должен вестись на основе принятия равенства различных путей к Богу.

Хорошо известно, что после Ассамблеи в Амстердаме в Греции возникла широкая полемика о целесообразности участия православных в работе ВСЦ, о возможных пределах и условиях такого участия для православных.

Высказывались предположения, что это участие следует ограничить только решением горизонтальных проблем и только на уровне мирян. Следы этой полемики можно обнаружить в тогдашней греческой прессе. Как кажется, основные опасения сводились к тому, что участие в работе ВСЦ может повлечь за собой отступление от норм православной веры, может быть ущербным для православной экклезиологии.

Трудно сказать, остались бы православные в экуменическом движении, если бы в 1950 году не была принята Торонтская декларация, которая совершенно ясно очертила условия участия Церквей во Всемирном Совете Церквей и, кроме того, сказала о том, чем ВСЦ не является и какие цели ВСЦ перед собой не ставит.

Принятие Торонской декларации помогло не только сохранить православное участие в ВСЦ, но и расширить его на Ассамблее в Нью–Дели за счет вступления Русской Православной Церкви и других Православных Церквей Восточной Европы. На этой консультации уместно сказать, что основные положения Торонтской декларации и сегодня представляют из себя непременное условие участия православных в работе и в жизни Всемирного Совета Церквей. Именно поэтому, начиная с Ванкувера, православные участники не перестают выступать в поддержку основных принципов Торонтской декларации.

Чем была и остается на сегодня Торонтская декларация?

Она являлась и является сегодня общим пониманием и видением ВСЦ.

Возникает вопрос: действительно ли изменилась природа ВСЦ за минувшие 45 лет? Так ли значителен наш прогресс, изменил ли он природу Совета?

Ранее я говорил, что прогресс есть, и это факт. Но я бы хотел поставить вопрос иначе: а может ли вообще быть изменена природа Совета, пока Совет остается Советом? Что может изменить природу Совета?

Природу Совета может изменить качественное изменение отношения между Церквами. Природу Совета может изменить реальное соединение всех в Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви Но тогда Совет уже не будет Советом. Тогда Совет перестанет быть инструментом экуменического движения, тогда перестанет существовать само экуменическое движение. Всемирный Совет Церквей умрет, его больше не будет.

Я задаю себе вопрос: могут ли быть какие‑то промежуточные характеристики между Советом, как инструментом единства, и реальным единством, которое мы ищем? Не будут ли эти промежуточные характеристики более выражением нашего желания, нашей мечты, чем реальности?

Я убежден в следующем: нельзя искусственно поднять планку экуменической реальности. ВСЦ есть то, что он есть. И он будет оставаться инструментом единства, пока мы идем к этому единству. Размышлением о природе ВСЦ мы не можем искусственно стимулировать диало, ибо никакие размышления и даже соглашения о природе ВСЦ не изменят самой природы этой организации. ВСЦ — либо инструмент церквей–членов в их поиске единства, либо ВСЦ не должно существовать вообще. Среднего не дано. Как нет среднего между состоянием разделения и единством Церкви.