6. Конечно, оный божественный отец и человек Божий, воспользовавшись этой просьбой, как находкой, без всякого уклонения и промедления тотчас все ему рассказал и сообщил, не пропустив ничего из того, что он обильно воспринял, обогащенный благодатью. Он даже подробно рассказал, ничего не пропустив, и о том, что обыкновенно случается с вступившими на поприще и на подвиги ради нее, но подвергающимися нападению со стороны коварных и злых клеветников— демонов и со стороны людей порочных и завистливых, коими, как орудием, пользуется лукавый.

Когда Григорий услышал это от божественного мужа, он тотчас встал, вошел на судно и отправился на гору Афон. Здесь он посетил все местные монастыри, а также всех пребывавших в безмолвии, коих только нашел, и даже живших в дали и проводивших безмолвную жизнь в неприступных местах, словом — он полагал, что никогоне должно оставить без внимания, и воздать им духовное поклонение. Рассказывая(об этом посещении), оный божественный и знаменитыймуж говорил, что видел не немногих людей, в высшей степени отличавшихся маститым возрастом, разумом и всяким достоинством нрава, которые все старание прилагали относительно делания, но, спрашиваемые относительно безмолвия, или хранения ума и созерцания, говорили, что и по имени не знают об этом.

7. Хорошо осмотрев и изучив это для своей цели, Григорий с ревностью стал посещать скит, называемый Магула, который находился в виду честнаго монастыря Филофея. Здесь он встретился с тремя монахами, имена которых — Исаия, Корнилий, и Макарий. Он увидел, что они занимаются не только деланием, но отчасти и созерцанием. Здесь, много потрудившись и занявшись, вместе со своими учениками, трудами и работами, он старательно воздвигкелии для обитания. Себе же потом, в небольшом отсюда расстоянии, построил исихастирий, для беседы с одним только Богом, положив, как говорит божественный Давид, в сердце своем восхождения к Богу (Псал. 83, 6), создавшему в отдельности сердца наши (Псал. 32, 15), и умилостивляя Бога деланием.

8. В таких обстоятельствах он вспомнил о почтенном и священнейшем оном муже, обитавшем на острове Крит, как сказано было об этом выше. Он опять стал внимательно обдумывать в своей душе то, что этот муж внушал о безмолвии и молитве и что он рассказывал отрезвлении ума. И вот, весьма тщательно исследуя в своем уме его боголюбезные речи, собравши внутри себя все чувства, вполне сосредоточив в душе ум, приспособив его и укрепив его и, так сказать, все пригвоздив ко кресту Христа, он говорил: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешника", усердно молясь в душе страдающей и в сердце сокрушенном, с глубокими стенаниями и в духе умиления, умягчая почву земли горячими слезами, в изобилии исходившими из его глаз. Но что же затем? — Господь не презрел его продолжительной молитвы. По великому среди пророков и царей Давиду, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19), но скоро внимает праведной молитве. Ибо он говорит: воззваша праведнии, и Господь услыша их (Пс. 50. 18). И вот, воспламенившись в душе и сердце действием всесвятого и всесовершающего Духа и изменившись прекрасным и чудесным изменением, он увидел, что жилище его, сиянием Божественной благодати,было исполнено света. Исполнившись и сам неизреченной радости и веселия, но тем не менее и тогда потоком проливавший источники слез, уязвленный чувством божественной любви, он говорил: сердце наше привлек еси, сердце привлек еси(Песнь Песней 4, 9), и — воня риз твоих паче всех аромат.

Поистине, на нем, посредством его дел, осуществилось положение: "делание есть восхождение к созерцанию". И вот, находясь как бывне плоти и мiра этого, он всецело был поникнут божественным стремлением и посему не переставал светить оным праведным, согласно священному слову, которое говорит: свет праведным всегда (Притч. 13, 9).

На вопрос мой и соучеников, этой вечной и блаженной памяти знаменитый муж, как особенно любивший истину и ценивший ее выше всего, говорил: "совершающий в духе восхождение к Богу как бы в некотором зеркале созерцает всю тварь световидною, аще в теле, аще кроме тела, не вем,как говорит великий Апостол (2 Кор. 12, 2) покакакое — нибудь препятствие, возникшее в это время, не заставит прийти в себя". Однако я совершенно просто и безыскусственно (обращался к нему с вопросами), всякий раз как видел, что он выходит из своей кельи с радостным лицом, как бы улыбаясь и весело смотря на меня(конечно, все вы, кои его духа, знаете, что он с очень глубокою, от всей души любовью и расположением воспитывал, как самых желанных, и первых из своих духовных чад, и последних: подобным образом и меня, бывшего последним, этот знаменитый муж согревал, как вполне родного сына, оказывая мне самое искреннее благоволение и любовь). И вот мне, когда я однажды обратился к нему как любвеобильному отцу, (увидев) его выходящим с веселым взором из келии, он так ответил: "душа, прилепившаяся к Богу, снедаемая любовью к Нему и просвещенная, блистательно превзошедшая всякую тварь, живущая выше видимого и всецело объятая стремлением к Богу, совершенно не может укрыться, как относительно ее Господь и заповедал, говоря: Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Матф.6, 18), и опять:Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваши добрые дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех(Матф. 5, 16). расцветает сердце, источает ум, лицо становится радостным, согласно словам мудрого: сердцу веселящуся, лицо цветет (Притч. 15, 13)." Когда же я спросил: "Божественнейший отец, во имя самой правды, научи, как учитель, что есть душа и как она созерцается святыми?" — он, по обыкновению, совершенно кротко и тихо начавши речь, так ответил мне: "возлюбленое мое чадо по духу, вышших себе не ищи и крепльших себе не испытуй (Сир. 3, 21); ведь относительно столь большой высоты ты обнаруживаешь детские представления, и посему не можешь пользоваться более твердой пищей, подобно тому как твердая пища неполезна и детям, еще нуждающимся в молоке". Когда же я бросился к прекрасным его ногам и крепко ухватился за них, еще горячее высказывая свою просьбу, он, склонившись на настойчивую и усердную мою мольбу, совершенно просто сказал: "если кто не увидит Воскресения своей души, тот и не в силах будет точно узнать, что есть душа разумная". Но когда я опять с дерзновением настаивал и, по обыкновению, с надлежащим благоговением и большим почтением спросил его: "отче, открой мне, достиг ли ты в меру такого восхождения?" — он со всем смирением, с коим только можно говорить, ответил на это утвердительно. Так, ради Господа, сказал я, в полноте научи и меня этому, так как это может принести немалую пользу моей душе". Божественная и для меня весьма почтенная душа, похвалив мое усердие, преподала мне такое наставление. "Душа, напряженно обращающая к уму свое внимание, посредством деятельной добродетели смиряет все страсти и делает их подчиненнымисебе и порабощенными; тогда естественные добродетели, как тени за телами, следуют за нею, близко окружая, сопровождают ее и даже как бы руководят в восхождении на духовную лестницу и научают тому, что выше естества. Когда же, по благодати Христовой, от духовного осияния ум становится просвещенным, он блестяшим образом развертывается для созерцания и, оказавшись выше себя самого, в меру дарованной ему благодати яснее и чище созерцает природы существующих вещей, насколько они придерживаются сходства и порядка, но не так, как пустословят и обманывают люди, занимавшиеся суетной и внешней мудростью, изрекая из своего чрева и делая ложные предположения, чтобы они обращались в обществе, — гоняясь за одной только тенью и не стараясь следовать, как бы подобало, существенному действию природы, ибо, по Писанию, омрачися неразумное их сердце, и, глаголющеся быти мудри, объюродиша (Римл. 1, 22, 23).Потоммало — по — малу, через посредство множества созерцаний, душа, восприняв обучение Духа, возводится кболее высокому и божественному, поставляя прежнее на втором месте, согласно великой трубе Церкви — божественному Апостолу, ясно учит и говорит: задняя забывая, в предняя же простираяся (Фил. 3, 13). Тогда душа, действительно очищенная в такой степени, стряхнув всякий страх и отвергнув всякую боязнь, объединившись и прилепившись любовью ко Христу, видит, что естественные ее помыслы разнавсегда затихают и, по учению святых отцов, остаются позади ее, а она, достигнув невидимой и неизреченной красоты, наедине беседует с одним только Богом, ярко озаряемая сиянием и благодатью Всесвятого Духа. И вот, освещенная оным беспредельным светом, она имеет одно только стремление — к Самому Богу и при посредстве этого удивительного и нового изменения нисколько не чувствуешь низменного, земного иматериального этого тела. Ведь душа, без какого — либо примешения и без вещественного пристрастия, является совершенно разумной природой, как, прежде падения, был Адам, наш праотец: он сперва осенялсядействием и благодатью беспредельного оного света, а после, по причине горького, — увы! — преступления, обнажился от светоносной оной славы и сияния, откуда открылось, что человек, это почтенное живое существо, был нагим". Но знаменитый прибавил еще, говоря: "чадо, всякий, достигнув этого посредством трудолюбивого упражнения и увидев себя в свойственном (его природе) состоянии, обыкновенно созерцать воскресение души прежде ожидаемого общего Воскресения, так что и сама душа, таким образом очистившаяся, может сказать с Апостолом: аще в теле, ащели кроме тела,не вем (2 Кор. 12, 2); мало того, она, недоумевая и всецело изумляясь, с удивлением восклицает: О глубина богатства и премудрости и разума Божия, яко неиспытаны судове Его и неизследовани путие его (Рим. 11, 33).

Таковы были наши вопросы к этому божественному отцу.

9. Относительно же учившихся, т. е. бывших его учениками и под его руководством достигших высоты добродетели, я и незнаю, как мне удачно положить похвалы или по достоинству изобразить их подвиги и добрые дела. Вот первый из учеников — иже во святых Герасим, происходивший из Еврипа, который был самым достойным и заслуживающим похвал учеником и святейшего патриарха кир Исидора[4], с самого начала прекрасно воспитанный в добродетели и жизни, свойственной монахам, как это и видно из предыдущей нашей речи. Он, в своем истинном подражании, последовал по стопам совершившего апостольское течение и просиявшего в сонме святых Герасима оного, знаменитого. Не боюсь сказать и то, что он был соревнователем этого великого Герасима, сделавшего обитаемую Палестину, бывшею преждепустынею, жившего близ Иордана и воздвигшего оные честные обители. И как тот, так и этот — Герасим из Еврипа, исполненый божественной благодати, посылается Богом в Элладу и, обошедши там всех алкавших и жаждавших приятнейшей струи добродетели, щедро — насколько было возможно — обогатил многим прибытком освящения и благочестия, отчасти как в совершенстве изучивший их язык и разговор. И сам он собрал священный сонм учеников. добровольно, при его содействии и по Божественному определению, отказавшихся от этой жизни, создал небесную страну и жилище монахов и даровал имистинное и ангельское житие в исихастериях, вместе с тем поучая, возводя на высоту добродетелии поощряясвоим примером, подобно тому всецело знаменитому (мужу), коему он прекрасно подражал, великому на Иордане, достойному прославления и опытному в делах божественных Герасиму. И этот Герасим, из Еврипа, был удостоен в пустыне весьма многих видений, жил чудесною жизнью и, по примеру великого Саввы[5], совершив в духе возможные подвиги и победы, переселился от здешней жизни.

Затем, тот же остров имел родиною и некоторый Иосиф, который был и товарищем Герасима. Об иных добрых делах Иосифа мы считаем нужным умолчать, дабы наша речь не затянулась. Но (скажем лишь, что) он ради благочестия совершил великие подвиги, доблестно состязаясь, при помощи благодати Христовой, против латинян, достиг своей цели и привлек к благочестию весьма многихмужей, но и жен, так что, я полагаю, никто из пользующихся величайшей славой в области еллинскоймудрости и достигших высшей степени образования, не в силах был бы сравняться с ним в благочестии. Ибо он хотя и был несведущ в этой внешней мудрости и той, которая с ней соприкасается, но был всецело проникнут мудростью истинной, всегда в самой себе прибывающей; через посредство ее и оные рыбари, прославленные потом в звании Апостолов, посрамили мудрых мiра, (1 Кор. 1, 27). Так и он, Иосиф, был прославлен Богом. Остальную же его добродетель, святость и чудесность жизни нелегко и изобразить.

10. Обрати внимание и на иного из учеников, удивительного авву Николая, из Афин. Но здесь у меня, не могущего без слез вспомнить об этом муже, ум, отягчаемый скорбью, становится слабым, цепенеет и и рука пред недосягаемостью похвал в честь его. Этот муж достиг почтенной старости, почти в течение восьмидесяти лет непрерывно совершал подвиги в суровом аскетизме, был украшен разумом и твердым характером, как никто, по моему мнению, другой. Он ради благочестия и православных догматов мужественно перенес от латиномудрствовавшего царя Палеолога[6] разнообразные лишения имущества и изгнания, а еще весьма многие и темничные заключения. Его, изгнанного на родину, когда он стал проповедывать народу слово учения, (царь) приказал связать крепкими ремнями и веревками, наложить оковы на руки и шею, да еще для поругания подверг острижению почтенные седины; безумие и безчеловечие не ограничилось этим, но и то, о чем без слез нельзя говорить, злонамеренно было осуществлено с большой дерзостью и по желанию злочестивого тогдашнего правителя. Ибо люди, действовавшие по его приказанию, были известны своей жестокостью: они водили его по большим дорогам и били ногами, публично оскорбляли и, заключив в оковы и сильно затянув их,устраивали (как не следовало бы) позорные процессии, жестоко истязали прутьями, не ведая, неразумные, что этим они преимущественно себя пригвождают к позорному столбу, а ему создают величайшую славу. Что же было затем?— Когда Бог милостиво воззрел с высоты, дела Церкви пришли в совершенное затишье и спокойствие и святейший патриарх кир Иосиф[7], имевший в своих руках вселенское церковное предстоятельство и власть, готов был все сделать и предпринять для того, чтобы рукоположить его на архиерейский престол. Он же, предпочитая всему скромность и смирение, о котором он преимущественно заботился от мягких, как говорится, ногтей, ни под каким видом не пожелал хиротонии, но по расположению к жизни уединенной и свободной от мiрских дел, весьма быстро отправился на гору Афон. И вот тогдашний прот[8], увидев, что он украшен различными видами благочестия и добродетели, потому что и сам был подобным деятелем добродетели, поставляет его, против воли, в должность экклесиарха при честном монастыре Карейском[9].

Затем, по истечении немногого времени, он, по воле Божьей, встретился с удивительным Григорием, учителем. Скоро, плененный весьма приятными речами, он всей мыслью и стремлением своей души готов был сделаться его учеником. подобно тому, как можно наблюдать рой пчел, вылетающий из своих ульев, куда надобно, и порхающий вокруг цветов, при чем, если заметят где-нибудь мед, привлекаются его благоуханием, всей массой устремляются к нему и не прежде удаляются, как соберут и возьмут вдоволь меда, а затем опять поспешно направляются по тому же пути с тем, чтобы наполнить этим медом собственные свои ульи, и таким образом сполна забирают весь этот мед; так же, без сомнения, приходили и собирались весьма успешно и к оному знаменитому и по истине, самой высокой и блаженной памяти мужу (Григорию). Вдохновенный от Бога истинною мудростью в духе и чистым познанием, он благоуханием свей добродетели, более приятным, чем мvро многоценное, а также божественною широтою и высотою учительного своегодарования, всех с радостью привлекал к себе и души их напоял приятными для пития и сладчайшими самого меда речами из самых приятных ульев и источников своей добродетели. И как пресловутый магнитный камень непостижимой силой своей природы притягивает и привлекает к себе самое твердое железо, так и Григорий, не только увидевших и беседовавших с ним, но и дальних и находившихся вдали привлекает к себе пригодными и душеполезными своими речами, которые всякий благоразумный человек вполне справедливо должен назвать глаголами живота вечного (Ин. 6, 68) и вместе божественными звуками. И как было и во времена Христа, моего Бога, Андрей, увидев Его, тотчас оставил Иоанна, пришел к Иисусу и неотлучно и неотступно следовал за Ним, так много раз и разными способами былои во время Григория: наиболее выдающиеся из людей добродетельных и учительных, как только замечали его, достигшего высшей степени благочестия духовного совершенства, в радостном и кротком выражении лица отпечатлевающего и выражающего внутреннее сияние души, отказывались от своих наставников и, обратившись к его учению и дружине (синодии) подчинялись ему, стремясь получить от сего пользу.

И вот он, Николай, посвященный, по примеру Самуила, Богу, управляя, свирелью речей Григория, движениями своих помыслов, будучи испытан во всякой добродетели и смирении, в большой мере превзошел и всех тамошних (иноков).

И этому, вместе с надлежащим руководством, всякий мог подивиться в блаженном и божественнейшем отце Григории, и — вполне справедливо. Ибо всякий раз, как он желал вызвать в ком-либо из братий раскаяние, предвидя проницательным оком души пользу и заботясь об исправлении, он внезапно подвергал его колким остротам, называя его нехорошим иноком и худым геронтом, состарившемся в делах порочных и не совершившим ничего хорошего, кроме того — и полным лености и не заботящимся о собственном спасении. Часто, с суровостью высказав запрещение кому — либо из монахов, отец изгонял такого и из трапезы, всяким способом заботясь о пользе, как мы сказали, и имея в виду доброе управление. И вот подвижник Божий и борец Христов, услышав такие слова Григория, со всецелым видом смирения падал к ногам учителя и плакал. Но я, предлагая вот этот рассказ, волнуюсь в душе, заливаюсь слезами и исполняюсь изумления, как бы видя уже его распростертым, как сказано, под ногами учителя. Слушатель, имей это в виду и затем и подивись прекрасному управлению Григория: он, укоряясогрешившего для его же выгоды и порицая с целью великой душевной пользы, потом, вместе с увещанием и раскаянием, прощал. это немногое из многих деяний мужа пришло мне на мысль рассказать, во избежание продолжительной речи.

11. Так как широко разлилось море добрых дел Григория и невозможно переплыть эту пучину, пытаясь вспомнить в отдельности о всех его прекрасны деяниях, однако обрати внимание на Марка, этот, так сказать, самый совершенный образец добродетели, родом из страны Клазоменской, постригшегося сперва в честном монастыре именуемом кир Исаака, в знаменитом городе Фессалонике, а потом удалившегося на Святую Гору,где он оказался в сонме учеников Григория и стяжал столь великую бдительность и усердие в молитвах и, по божественному слову, так возлюбилприметатися в дому Божьем каждый день (Пс. 80, 11) и быть хранилищем всех добродетелей, так от полноты души облобызал благосмирения и послушания, поставив для себя задачей исполнять все прекраснейшее, что не только предстоятелю, но и всему во Христе братству с готовностью служил сколько было сил, во всякой нужде. Он даже полагал, что и на этом не следует останавливаться, но и всем посторонним монахам, приходившим и приезжавшим туда по какой-либо нужде, и этим, насколько возможно, он служил, являясь в образе раба, и считал это совершенно необременительным. вообще, в делах своих он нелицемерно проявил заповедь Христа: аще кто хощет старей быти, да будет всем меньший и всем слуга (Мк. 9, 35). И из всех, бывших там (на Афоне), нет ни одного, кто не удостоил бы этого божественного мужа великого удивления и многих похвал и кто, хотя бы только однажды увидев его зрак, дышащий духовным благоуханием, не считал этот вид освящением собственной души и не взял бы себе в образец состояние его смирение. Он даже и теперь, достигши глубокойстарости, с величайшим удовольствием желает исполнять то же самое, никоим образом ничего не предпринимая с целью уклонениеи промедления ,и даже охотно несет обязанностипекаря и повара и никогда никоим образом не оказался нерадивым. Посему Тот, Кто ублажает смиренных сердцем, призрев на столь великое его смирение и послушание, возвел и возвысил его на столь великую ступень славы, что он, озаряемый сиянием Всесвятого Духа,сделался орудием благодати, весьма яснобряцающим и в своем смирении. Достигнув безопасной и тихой пристани и всецело проникшись стремлением к Богу, он наедине с Ним Одним только и беседует, неизреченно услаждается Его сияниеми многимв настоящее время, для душевной их пользы, дает участие в присущем ему учении и освящении.