Этот богоподобный и равный ангелам человекв течение продолжительного времени находился в знакомстве и общении и с нами: ведь я жил под одной с ним кровлейи проводил одинаковый образ жизни, братски и вполне искренно был единомыслен с ним в духе во всех отношениях. И что могло у нас быть не общим, коль скоро я, как говорится, до буквальной точности, от всей души с должным вниманием и расположением чтил свое с ним единомыслие и дружбу? Посему, хотя он и заповедал нам держать в тайне дарованные ему от Бога преимущества добродетели, но поелику похвала святых возносится к Самому Богу, а их добрые дела, когда о них рассказывают и с удовольствием слушают, возбуждают слушателей к подражанию, я не признавал справедливым совершенно умолчать о них.. Когда божественнейший мой отец, великое и общее всей вселенной чудо и похвала, Григорий, пришел в честную Лавру[10], то он так обоих нас объединил друг с другом и связал своими учениями и наставлениями, что, казалось, мы имели одну душу в отдельных телах, и приказал нам до конца оставаться вместе; достойно водимый Духом, бывшим с ним, он, Григорий, заповедал нам это вполне целесообразно, под предлогом, что, живя так, мы не лишимся царства и славы Христовой. И мы согласно господствующей, по обыкновению, метании[11], склонились к ногам его и, удостоившись благословения с молитвами, пребывали неразлучно друг с другом, живя одинаково, об одном и том же думая и одними тем же делом занимаясь, совершенно не зная, что у нас было мое и твое, — и так было в течение двадцати восьми лет. Всякий раз, как кто-нибудь звал Каллиста,в то же время слышал ответ Марка, и опять — позвав Марка, видел, как к нему являлся Каллист, так что все братия, жившие по правилам добродетели в скиту, взирали на нас как на похвальный образец в прекрасном деле мира и единомыслия, по благодати Христа. И если когда-нибудь, по зависти лукавого демона, происходили среди некоторых (из братий) спор и раздор, на память часто вызывался боголюбезный пример относительно нас. Но впоследствии, не знаю,как с ним случилась какая-то телеснаяболезнь, вследствие чегодля врачевания мы прибыли в священную Лавру. Когда произошло такого рода обстоятельство, священные мужи, подвизавшиеся в Лавре, заметив его действительное превосходство в добродетели и благочестии, никоим образом не позволили и не согласились на то, чтобы он совсем выбыл отсюда и удалился, считая такой поступок нестерпимым для себя наказанием. Я же, по божественному побуждению, отправился в честный монастырь Иверский. Может быть, некоторые и имели целью разделить и отлучить нас друг от друга, но,по-видимому, только телами и местом, душою же мы пребываем всегда вместе, по благодати Бога, связывающего и соединяющего прекрасное. Посему, хотя мы в данное время и живем в разных местах, но пребываем всегдав единении; находясь друг в друге и возле друга, каждый всегда с душевною любовью сохраняя о другом искреннюю память и имея в уме, — как (два лица), вследствие какой то естественной симпатии соединенные между собойи не допускающий разделения. Но он, Марк, постепенно к прежним сияниям и дарованиям делая прибавления, полагая восхождения в сердце (Пс. 78. 6) и от славы восходя в славу (2 Кор. 3, 18), был до такой степени прославлен Богом, что, при всем нашем желании напомнить об этом, по достоинству нельзя рассказатьили описать, дабы людям невежественным не показалась, будто мы рассказываем невероятное. Такие люди, совершенно слепые умом и страдающие мерзкоюболезнью чуждых, фальшивых и грязных учений Акиндина[12], желая опорочить бываемыедарования и богоявления святым, чистым душою и сердцем, не хотят их принимать, имея худыеи совершенно опасные сведения об этом. Неразумно богохульствуя по поводу благодати этой и дара, дерзая называть ее сотворенной и извращая божественные писания, они отсюда и изобличаются, в особенности же допуская извращение тайны домостроительства. Но до коснется их десница Всевышнего для обращения их сердца, да даст им уразуметь благое, дабы не до конца они оставались для лукавого предметом радости. Наша же речь должна перейти к дальнейшему.

Спустя немного времени, ученики великого (Григория) сделались и Иаков и Аарон. Этот Иаков прежде был и епископом Сервион[13]. После явился на Святую гору Аарон и, так как имел ослепшие глаза, был принят Григорием, который был весьма сострадателен и подражал человеколюбию Божию в руководстве во время совершения (жизненного) пути, как и мой Иисус человеколюбиво принял и помиловал слепого от рождения. И вот он, Аарон, был научен учителем, как Бог, по великой благости и попечению о нашем роде, сделался человеком, чтобы призвать опять к Себе праотца Адама, увы, согрешившего через нарушение заповеди, и, освободив и избавив от власти виновника зла — змия, возвести в прежнее благородство, восстановивиз упраздненного теперь тления смерти. Так как случающееся по какой-либо причине лишение этих телесных очей не только не помрачает очей души, но для честно носящих свет вечный и искренно уповающих на Бога соделывает сердца в освящении, то он, слепец, воспринял наставление, и — отверзлись очи его души. Если кто будет мыслить об этом не без сомнения, тот дает повод признавать тщетною твердую и непоколебимую надежду на спасительное и весьма для нас вожделенное пришествие Христа, ради коего мы подвергаемся и мужественно переносим и удары, и узы, и лишения членов, изаключения и, наконец, мы, по словам великого Апостола, являемся лишени, скорбяще, озлоблени(Евр. 11, 37) и отвергаем отчасти или совершенно этот временный свет, немного услаждающий наше чувство, чтобы найти свет, изначала насажденный в наших душах, но омраченный Адамом посредством греха, как мы выше сказали. Но когда, помощью и благодатью Христа, посредством горячей, настойчивойи непрерывноймолитвы мы очистим наши сердца, тогда просвещается наш ум и мышление, главная господствующая часть души, которые, по учению отцов, пребывают в душе в значении глаза. Тогда, согласно Пророку и Царю можем и мы в дерзновении взывать к Богу: Заутра услыши глас мой, заутра предстану Ти и узриши мя (Пс. 5, 4), и — свет праведным всегда (Притч. 13, 9). Итак, после того, как отверзлись очи души, открывается блистательная разумная красота души, и человек, оказавшийся духом в согласии с Богом, видит и естественными очами, как и первый Адам до падения.

Оный брат (Аарон), услышав эти наставления, как они раскрыты здесь, и поняв в точности, все сложил в уме своем, а потом стал просить и молить Бога, говоря с сердечным сокрушением и молясь следующим образом: "Господи Боже наш, помиловавший скорченную к земле жену, единым словом исцеливший расслабленного, отверзший очи слепому, воззри на меня неизреченным и несравнимым Твоим благоутробием и мою согбенную нечистотою греха жалкую душу, пресмыкающуюся на земли, не презри в бездне отчаяния, но яко милосердый, отверзи Твоею волею очи сердца моего". Когда он часто и из глубины души взывал таким образом к Богу, что же именно произошло? — Нечто весьма удивительное и достойное продолжительной речи. подобно тому, как боговидец Моисей молча возсылал к Богу молитвы, обдумывая в глубине душевного разумения, как видно из слов: что вопиеши ко Мне (Исх. 14, 15), и — "молчашу Моисею слышит Бог"; так и он был услышан Богом и, когда отверзлись очи души, в полноте был удостоен дарования, так что не только не нуждался в руководителе и проводнике, но и, сидя в келии, он как бы предвидел и говорил: "идите навстречу монахам, приходящим к нам, потому что такой -то старец или брат сейчас прибудет к нам", причем называл приходивших по имени, и — событие действительно так чудесно и совершалось и осуществлялось. Кроме того, когда должна была наступить память какого-либо из великих святых или божественные в честь Господа, праздники, он много дней раньше, совершенно не зная о наступлении праздника и без предварительного точного сведения предсказывал о нем и называл имя святого, в честь коего совершается празднество, или имеющий наступить Господний праздник. На вопрос же, как он, не будучи научен, так предвидит это, он отвечал, говоря, что какое то великое сияние и ожидание пред праздником являются, по воле Божьей, в его душе, поэтому он,и не видя, постоянно об этом узнает и предсказывает имя праздника. И вот еще что вполне достойно удивления. Когда он, вместе с вышеупомянутым Иаковом, который, как сказано, был его соучеником, должен был придти к одному монаху и оба они были уже близ его убежища, находясь в расстоянии не более одной или двух стадий, вот он, как бы по божественному вдохновению, говорит ему, т.е. Иакову: "я хочу сообщить тебе, что тот брат, к которому мы подходим, по обыкновению держащий в руках святую книгу Четвероевангелия, теперь читает такую-то главу Евангелия", при чем прибавил и имя (Евангелиста). Затем, они оба, пришедши и с точностью исследовав, нашли, что действительно было так, как он предсказал, постигая дело только умом. Эти только малые и отрывочные из многих о нем сведения мы здесь и представили.

13.

Неужели будет справедливо для нас, упомянувших об удивительном Клименте, не привести на память и некоторые из дарований, данных ему Богом, хотя мы и стремимся сократить свою речь, затянувшуюся в размере? — Итак, он вырос и был воспитан в добродетели, ведя цепь своего рода от так обычно называемых болгар, а был пастухом овец, так как, действительно, жил в бедности. Когда он среди ночи не спал, а бодрствовал ради охраны стада. то увидел какой — то сильно блиставший свет, разлитый над стадом и, очень обрадовавшись в душе, стал думать. Размышляя сам с собою и недоумевая, а когда он — чего никогда не было — немного задремал на своем посохе, внезапно засиял дневной, солнечный свет. В то время, как он опять стал сам с собою раздумывать об этом, он увидел, что свет этот тихо и мало — помалу уходит к небесам, при чем снова наступила ночь. Он, исполнившись вследствие этого, большой робости в сердце и оставив свое стадо, тотчас отправился на Святую Гору и, встретившись в ските именуемом Морфину, с одним монахом, неученым, но отличавшимся благочестием и добродетелью, с готовностью облекается в монашеские одежды, ничему иному не будучи им научен, как только молитве: "Господи, помилуй ". Спустя немного времени, снова тот свет, который, как сказано, воссиял над оградою стала, стал мало —помалу являться и сделал его душу исполненною благодати. А муж он (Климент) был простой и совершенно без рассуждения и любопытства уповал на одного только Бога, но одному хорошо был научен (руководителем — иноком), именно — открывать ему свои помыслы, поэтому и рассказал ему о том, что с ним случается. Монах же, услышав и будучи не в состоянии обсудить еговидения, взявши Климента, идет вместе с ним к святому отцу Григорию. Климент все открывает ему и, упав к его ногам, весьма усердно просил, чтобы и он был принят святым, был включен в его прекрасную дружину (синодию) и к ней сопричислен. Праведник, с удовольствием приняв его, радостно склонился и на просьбу: ведь он был истинный подражатель Христа, всех радостно допускал к себе и сильно стремился к спасению приходивших к нему.

Приняв Климента, Григорий стал в отдельности его учительски увещевать и говорил о заботах относительно спасения души, о воздержании идущих (ко спасению) тем или иным способом, о терпении и смирении и о том, что надежды всегда следует возлагать на Бога, от Которого людям бывает всякое исправление, что не должно пренебрегать правилом, но во всякое время иметь непрестанную заботу о смерти. И Климент, со многим смирением и удовольствием приняв эти полезныеи отеческие наставления, дал обещание тщательно все исполнять, И следует вообще сказать, — как камень, ударяемый о железо, тотчас производит скрывающийся внутри его огонь, который прикоснувшись к соответствующему веществу, может воспламенить его, или, чтобы лучше выразить, как искра, упавши в небольшой (горючий) материал, переходит в большой и сильный огонь, а после, наконец, разжигает весьма большое пламя; таким образом, если нужно сказать более соответственно, прекрасный во всем Климент тотчас, по пословице, оказался головнею для огня или огнем в терновнике, как говорит Писание (Исх. 22, 6), сделав свое сердце истинным вместилищем учения и весьма пригодным для совершенного его сохранения и соблюдения. Поэтому — зачем нужно подробно говорить о всем? — он в короткое время всех привел в изумление настойчивостью делания по Боге и ревности, так что не только достиг и проник в созерцание Сущего, просветил свой ум сиянием благодати, но и, по Давиду (Пс. 83, 6), восхождения в сердце положил и блистательно был воспринят действием Духа, ибо простая душа, искренно приблизившись к Богу Отцу, всецело возвысившись до Него, работая бесстрашно и вместе без всякого сомнения, становится боговидной и посему пребывает и охотно остается среди сверхчувственного. Господь же, свыше наблюдая сердца, не уничижит, согласно божественному Давиду (Пс. 50, 19), сердце сокрушенное и смиренное.

Климент, рассказывая, передавал и о том, что, неоднократно посылаемый божественнейшим и знаменитым отцом для служения, он являлся в честную и священную Лавру к подвизавшимся там монахам и слушал их в то время, как они с благочестием, страхом многим и благоговением прославляли и воспевали Честнейшую херувим, при чем замечал, что с неба спускалось какое-то блестящее облако, останавливалось над Лаврою, чудесно ее осеняло и блестяще переливалось, оставаясь до тех пор, как оканчивалось псалмопение в честь Честнейшей херувим; спустя немного он опять замечал, как это блестящее облако мало-помалу поднималось.

Равным образом и простец Иаков, спрошенный каким-то ученым (схоластиком), может быть, для искушения и испытания, в виду присущей ему простоты и неучености, — дар Духа который нисходитв нас свыше, существенно ли подается или нет, — так ответил: "никоим образом не подумай, возлюбленный, что природа человека может по существу воспринять благодать Духа, но только твердо знайи ясно верь, уразумевая истину, что в одну Пречистую Святую Деву и Богородицу Един от Троицы благоизволил (вселиться) при посредстве существенно воспринятия нашего смешения, для общего спасения всего человеческого рода и для воссоздания первой красоты".

Когда истина так ясно воссияла[14], все, повинуясь этому учению, как божественному голосу, в полном составе стали стекаться к святому Григорию, и почти весь сонм, собравшийся на святом месте Святой Горы, никоим образом не мог удержаться от того, чтобы всей мыслью и душой не согласился и не воспринял это богоугодноеи весьма полезное учение. Он, Григорий, почтенный во всех отношениях, был удостоен от Бога столь великой духовной мудрости и благодати, что всем приходящим давал участие в душевной пользе, как об этом можно слышать от весьма точно знающих и достоверно рассказывавших и мне часто и в различных отношениях. Ибо когда он, как истинно богоносный и боговдохновенный, беседовал с нами, в его речах проявлялась божественная благодать, ему присущая, которая и впоследствии обнаруживалась. Всякий раз как он беседовал об очищении души и о том, как по божественной благодати человек делается богоподобным, божественное стремление и какая то необыкновенная любовь, превосходящая человеческие условия, поселялись, по воле Божьей, в нашей душе, и как в доме Корнилия, когда учил великий апостол Петр, Дух Святый, сказано, нападе на них(Деян. 10, 44, 11, 15), так было и при нем, как впоследствии с величайшею достоверностью и духовною любовью рассказывали об этом те, кто прекрасно и богоугодно это испытали и перенесли, так что для людей, не знающих его многих в добродетелях совершенств, почти бесчисленных, а также и величия любви к Богу и уподобления, все это, вследствие необычайности, казалось невероятным. Но пусть падет зависть, да будет изгнана клевета, ибо Тот, Кто сказал: веруяй в Мя, яко рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы (Ин. 7, 38), и гора сия, прейди отсюду тамо, и прейдет (Мф. 17, 20), а также: веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит (Ин. 14, 12), — Сам Владыка и Господь всяческих, просвещающий всякого человека, грядущего в мiр (Ин. 1, 9) и ревностно исполняющего Его заповеди, просветил и его. Ибо, как во времена Христа Бога моего, так и во время его, Григория, действительно бывшего истинным учеником Христа, стекались (последователи) и при том он не ограничивал число учеников от двенадцати до семидесяти, разумеется, в то м месте, где имел священное жилище, но почти все множество монахов днем и ночью учил и просвещал, и посредством подлинного безмолвия и молитвы всех приходивших с ревностью приблизил к Богу. Сосредоточившись в себе самом и побудив всех хранить внутри себя, насколько возможно, всякий полезный помысл, от всей души возжелав и боголюбезно стремясь к сиянию и просвещению Всесвятого и Благого Духа, он, руководимый и укрепляемый происходящей отсюда силой, не оставил без внимания почтини одного места, не только, разумею, у ромеев (греков) и болгар, но и у самих сербов и далее, дабы через посредство своих учеников весьма заботливо совершить свое дело и обильно и с блестящим успехом и там распространить благо безмолвия.

14. В виду таких богоугодных дел, лукавому, конечно, нельзя было оставаться спокойным, но под влиянием зависти и злобы, коими он пал, он воздвигает и возбуждает против него, Григория, наиболее мудрых этой внешней суетной мудростью, которые также были подвержены человеческой страсти, происходящей из зависти, хотя еще недавно, как только он к ним явился, называли его учителем. Ведь зависть есть жало лукавого духа, отец клеветы и печаль по поводу чужих успехов и, по определению мудреца, никоим образом не умеет предпочитать своей пользы. И зачем нам много на этом останавливаться, обращаться к слепым, и в присутствии света намеренно уклоняющимся от разума, вследствие порочности и невежества? Наше слово, упомянув вкратце об этом, переходит к изображению вершины и главы его прекрасных дел.

Итак, знаменитый Григорий, боговидец, — вследствие того, что он имел дух правый и сердце самое чистое, — и истинно блаженный, ибо блажени, сказано, чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8), — взял на себя крест Христов и, изменившись во внутреннего человека, имел Христа обитающим в сердце. И долго было бы в малом слове перечислять в настоящее время его добродетели, ибо кто окажется в состоянии исчислить и измерить песок морской, капли дождя (Сир. 1, 2) и глубину морского дна? — Достигнув Афонской Горы и внимательно исследовав всех отцов, он нашел у них различные добродетели касательно делания, но безмолвия или хранения ума — нисколько, как об этом мы и выше сказали. Но этот человек Божий прекрасными советами и наставлениями всех возбудил к богоугоднейшей ревности и не только обитавшим в уединении и анахоретам, но и жившим в киновиях советовал обращать внимание и заботиться о трезвлении и безмолвии, согласно божественному его учению. Вследствие этого сеятель плевел — дьявол, создающий козни против добродетели и употребляющий для этого все средства, не мог перенести этого, но с изобретательностью подготовил, к сожалению, и прота, посредством тихо подкрадывающегося яда клеветы, подвергнуться той же страсти, какою (недуговали) отличавшиеся внешней мудростью, посему и остальные из иноков державшиеся по неведению его мнения, поставили целью изгнать его с горы и, присоединив к соперничеству надменность и самомнение, завистливо говорили ему: "не старайся учить нас пути, которого мы совсем не знали". Когда, таким образом, проявилась зависть, и зло достигло большого развития, он, Григорий, узнав об этом и всегда оценивая причины (событий), дал место этому злу, а сам взял одного из своих учеников и некоего по имени Исаию, который был из того же скита и первый построил себе там келию.

О душа, снедаемая ревностью по Боге, о любовь к Богу, так возбуждающая всех истинно ревнующих о Нем и ежедневно говорящих по этому поводу: ревнуя поревновах по Господе (3 Цар. 19, 10). Именно он, если нужно сказать безусловную правду, вследствие неутомимого учения о Христе и подобной же ревности, с быстротою крыльев всюду носившейся, особенно и преимущественно всех примирял с Церковью. Григорий, имея при себе этого ученика, отправляется в протат. Тогда прот, увидев их, любезно и с радостью встретил. Он начал как бы дружески и косвенно упрекать божественного Григория, не за то, что он мог идти против него и нападать на истину, коль скоро он, Григорий, действовал по вдохновению и ясно возвещал божественное учение для общей пользы? — но за то, что считал как кажется, что он, Григорий, учил против его воли. Однако, в точности узнав о необыкновенной добродетели мужа и о высоте его красноречия о Боге, прот оставил все и, тотчас примирившись, признал величайшею для себя выгодою служить святому. И речь не в состоянии даже и поверхностно изобразить, как с разнообразной попечительностью и вниманием он их дружески приветствовал и обходился. Он, лобызая их, говорил совершенную правду, что теперь он беседует с великими апостолами Петром и Павлом. Когда, таким образом, истина ясно заблистала, тогда все монашествующие на Святой Горе и (иноческие) общины с духовной радостью признали его общим учителем.

15. Так как для великого было неудобно безмолвствовать, вследствие многочисленности, как сказано, приходивших к нему ежедневно для (душевной) пользы, посему он, любя уединение, как никто другой, переходил с места на место, то пребывая в честном монастыре Святого Симона, т. е. в Симоно-Петре, вследствие того, что туда вела дорога скалистая, гористая и трудно проходимая, то близ местности, именуемой Хрентели, или же возле соседнего глубокого потока, по имени Ценгреса, а кроме того в этих и иных уединенныхместах, которые он переменял, он построил и келии, в которые постоянно и переселялся, вследствие прихода посетителей, как сказано, ценя анахоретство выше всего и сильно стремясь к нему, так как и на самое короткое время, бывшее в его распоряжении, он не желал отстать от созерцания.

Что же произошло после этого? — Внезапно безбожный и варварскийнарод агарян, восставши, сделал набег на Святую Гору и ограбил ее, схватил по неизреченным судьбам, и связал всех подвизавшихся там монахов и поработил, как бы из неожиданной засады[15]. Когда человек Божий увидел это, то в виду того, что весьма много испытал от этих варваров и что беспорядок и смятение развлекают его ум, нарушают покой и лишают обычной энергии и расположения, — обратился мыслью опять к честной и священной вершине Синайской горы. Итак, он достигает Фессалоники, имея с собою и упомянутых выше учеников и меня с ними. По истечении же затем двух месяцев, вследствие того, что не было подходящего для безмолвия пристанища, он, оставив всех, взял только меня одного с некоторым другим монахом. И вот, вошедши на судно и плывя попутным ветром, мы приплыли к острову Хиосу и, вступив на него, встретились с одним мужем — иноком, возвращающимся из Иерусалима; я и не помню, какое случилось у нас препятствие в пути, ведущем в этот город. И мы, отправившись с Хиоса, прибыли в Митилину и, проведши малое время на горе Ливане и оказавшись не в силах найти там убежище безмолвия, достигли этого богатого Константинополя. Но, не имея возможности выбыть отсюда вследствие наступившей суровой зимы, когда и постоянно текущие потоки вод остановились, скованные льдом, мы, вынужденные необходимостью, пристроились в одном уголке города, который обычно называется Аетос, где и оставались в течение шести месяцев.