[233]

Снова он сказал своим родным: “Если хотите выкупить мою долю императорского пожалования, каждый пусть сообразно ее цене заплатит мне за каждую вещь. Если же вы отказываетесь, я свою долю отдам нищим братьям, ибо с меня довольно зваться отцом императора”. Они дали Филарету шестьдесят литр, [254] то есть стоимость взятых ими даров. Это стало известно императорам и синклиту, и все радовались простоте этого мужа и его щедрости к нищим. Они жаловали праведнику много денег для раздачи. У блаженного был такой обычай: он не хотел давать просящему только номисму, сребреник [255] или обол, но особый слуга, по имени Ликаст, носил за ним три кошелька: один — полный золота, второй — серебра, третий — оболов или лепт. [256] Кошельки были одинакового вида и размера, и, когда нищий просил милостыню, святой протягивал руку за кошельком, но не указывал, какой ему подать, потому что, по его словам: “Какой будет угодно Богу, тот мне слуга и подаст. Господь ведь ведает сокровенное, меру бедности всякого и в чем он нуждается, и соответственно дает каждому, зная, что богатые, впав в нужду, часто по привычке ходят в роскошной одежде, но тем не менее голодают и нуждаются; есть и такие, кто прикидывается нищим и, имея в доме своем деньги, не оставляют прежних привычек бедности, носят лохмотья и ходят собирать подаяние. Это же зовется любостяжанием и поклонением золотому тельцу. Ибо все, что превышает потребность,— любостяжательство. Не со всех равно, но с каждого спросится той мерой, которой он получил от Бога”. Руководствуясь [234] этим, святой по воле Божией брал из кошелька золото, серебро или медь, и куда ему велел Господь, туда тянулась рука его. Он клятвою заверял: “Часто я видел человека в роскошном хитоне и протягивал руку за кошельком, чтобы дать ему одну монету, потому что по одежде своей он не казался нищим, и сама собой рука моя тянулась, и я вынимал много денег, и давал ему. Равно при виде другого, одетого в старые лохмотья, запятнанные навозом, я протягивал руку, чтобы взять целую пригоршню монет, но вынимал лишь несколько”. Так преславный Филарет постоянно творил милосердие, зная, что этим служит Богу. Так он ревновал о том, чтобы унаследовать Царствие Небесное, и унаследовал его. Прожив во дворце четыре года, он не соглашался носить ни шелковых одежд, ни золотого пояса, [257] не принимал никакого высокого сана, кроме сана ипатика, [258] да и его по великим настояниям и просьбам императора с императрицей, и говорил: “С меня вполне достаточно одного — зваться дедом императрицы. Тот, на Кого я уповал и в Кого веровал, поднял меня, нищего, с земли и из грязи”. Таково было смирение праведника, что он не желал слышать о другом имени или сане, кроме прежнего, Филарет Амнийский.

Все годы его прошли в делах милосердия, и, будучи верным заступником беззащитных сирот, вдов и нищих, он оставлял эту жизнь, удостоившись откровения о своей кончине. [259] Ведь однажды, еще в полном здравии, Филарет в сопровождении самого верного своего слуги ушел, никому не сказавшись, в один из городских монастырей, так [235] называемый Крисис, иные зовут Родофилион, [260] к святым монахиням и, попросив у настоятельницы гроб, уплатил ей за это много золота, а она дала ему гроб, куда после смерти должно было сложить его останки. Праведник сказал настоятельнице монастыря: “Мало дней спустя я оставлю жизнь эту для иного мира и предстану пред иным царем и хочу, чтобы бренное тело мое покоилось здесь”. Он велел своему слуге никому не говорить об этом. И, раздав нищим все, что у него оставалось, то есть одежды и другое свое достояние, Филарет занемог и лег на постелю свою. По прошествии девяти дней праведник позвал всю свою родню. Когда все собрались, он начал говорить: “Знайте, любезные дети мои, что праведный царь призывает меня, и сегодня я оставлю вас и уйду к нему”. Те же подумали, что он разумеет царственного своего родича, и сказали: “Как же ты пойдешь, отец, когда лежишь больной?”. Филарет отвечал: “За мной придут, чтобы повести меня на золотом троне: се уже стоят одесную в великой славе, но вы не видите”. Тогда они уразумели его слова и подняли великий плач, как некогда дети Иакова над отцом своим, [261] но, показав им рукой своей, чтобы перестали плакать, праведник начал наставлять их так: “Вы, любезные дети, знаете мою жизнь, как с самой молодости прожил я с вами, возлюбя дела милосердия, и творил их за счет трудов своих, а не из награбленного, памятуя слова Писания: „Что заклающий на жертву сына пред отцом его, то приносящий Богу жертву из награбленного и из имения бедных". [262] Некоторые из вас помнят ли очами человеческими зримое богатство, которым я [236] владел, и не так давно посланную нам Богом нищету? Видите теперешнее наше богатство? Видели ли вы, чтобы я оставил дела милосердия? Видели ли, чтобы кем-нибудь пренебрег? У кого-нибудь что-нибудь отнял? Скажу без обиняков: делайте, как делал я. А если сделаете более того, будете блаженны. Не жалейте преходящего богатства, раздавайте его бедным, шлите его мне в тот мир, куда я теперь отхожу, а я соблюду его в целости для вас, и, когда вы придете, оно будет вас ждать. Не оставляйте богатства здесь, чтобы добром вашим не наслаждались чужие, ибо нередко оно достается тем, кому вы не желали бы. Разве не знаете, что написано в книге мудрости Божией: „Спешит к богатству завистливый и не знает, что милостивый победит его"? [263] Надежно, дети, только расточаемое богатство, а то, которое на запоре и под замком, убегает, подобно беглому рабу. Будьте странноприимны, заступайтесь за вдов, опекайте сирот, не оставляйте страждущих, не отриньте содержащихся в темнице, обряжайте и хороните мертвых, не пропускайте служб церковных, не желайте чужого добра, никем не гнушайтесь, не радуйтесь несчастию врага, поминайте в церкви умерших братьев и меня, пока не отойдете к вечному покою. Заповедую вам через верных людей ваших раздать все, что пожелаете послать, мне, вдовам и сиротам, странникам, содержащимся в темницах, и тому подобным людям, ибо они без труда внидут в Царствие Небесное и доставят царю деньги, хотя и грешны”.

Кончив поучение, праведник велел сыну Иоанну ввести детей своих и начал говорить, что с [237]

каждым из них будет. Первому сыну он сказал: “Женись, дабы приумножить род”. Так оно и случилось — тот умер отцом семерых детей. Второму сыну сказал, что он проживет недолго и умрет в молодости, двадцати четырех лет. “Ратуй,— сказал он внуку,— о спасении души своей”. По достижении двадцати четырех лет тот роздал имущество свое нищим и, покаявшись, чистым отошел к Господу, обретя подлинную жизнь. Третьему своему внуку праведник предрек то же, что второму, назвав ему и день кончины. И тот роздал свое богатство нищим, и, покаявшись святому старцу в грехах юности своей, упокоился в мире. Ведь досточудный старец был чист сердцем и, как какой-нибудь провидец, знал то, что свершится в будущем с его внуками.

И сестры стали просить его благословения, говоря: “Благослови и нас, святой отец”. И он сказал им: “Господь да благословит вас. В греховной жизни этой вы останетесь девственницами и после краткого земного страдания наследуете Царствие Небесное”. Так оно и было. Затворившись в монастыре Пресвятой Богородицы у ворот Пемптон [264] и достигнув молитвами и изнурением плоти святой жизни, украшенные всяким видом подвижничества, они через двенадцать лет, примерно прожитых в схиме, обе в одно время почили, предуказав путь подвига другим тамошним монахиням, и удостоились на Небесах брачного чертога.

Блаженный помолился за всех своих близких и за жену свою, и вдруг лицо его просияло, как солнце, и он начал улыбаться и петь псалом: “Милость и суд буду петь тебе, Господи”. [265] Когда он [238] кончил, по дому распространилось сильное благоухание, так что бывшие в нем подумали, что оно от множества благовоний. И праведник стал читать Символ веры, а окончив, начал молитву Спасителя “Отче наш, сущий на Небесах” [266] и, сказав: “Да будет воля Твоя”, приподнялся на постеле своей и предал дух Господу; хотя Филарет был уже глубоким старцем — он дожил до девяноста лет,— ни зубов его, ни лица, ни десен не тронуло время: он был свеж, цветущ и светел ликом, как яблоко или роза.

Император Константин и мать его Ирина, услышав о кончине блаженного, прибыли в сопровождении синклита и, немало оплакав отшествие старца, во гробе, который он сам приготовил для себя, предали земле святые его останки и роздали нищим много денег. Святого провожала на кладбище большая толпа нищих, с воплем обращаясь к Богу: “Господи, за что Ты отнял у нас кормильца, который пробыл с нами такой малый срок? Кто напитает нас? Кто прикроет наготу нашего тела? Кто заплатит заимодавцам нашим? О, Господи, за что Ты это нам сделал? Лучше бы Ты убил нас всех, чем лишить кормильца”. Когда все они плакали, один из нищих, мальчик по имени Еварет, который постоянно приходил к святому за милостыней и от рождения был одержим бесом, часто ввергавшим его в огонь и в воду (мальчик жестоко страдал безумием), услышал об отшествии праведника и тоже явился. Бес в нем начал нечленораздельно кричать, и лаять, и сотрясать ложе. А когда тело праведника принесли на кладбище, бес опрокинул мальчика, вышел из него и по милости [239] Божией и по молитвам раба Его Еварет с того часа очистился. Видя это, собравшиеся там восславили Бога, даровавшего такую милость рабу Своему. Святого похоронили в гробу, который он купил в монастыре Крисис, декабря месяца второго дня, славя и благодаря Бога, во дни наши явившего столь достойного раба Своего.

Таково житие боголюбивого Филарета Милостивого, таковы деяния милосердного последователя Христа, в награду за что муж этот стал Христовым угодником, и был прославлен в сей жизни и в грядущем веке, и удостоен царства вечного.

Нельзя обойти молчанием чудеса, случившиеся после того, как святой почил,— они исполнены великого назидания для каждого. Один из близких Филарета, муж чистый сердцем и телом, рассказал следующее, клятвой подтвердив слова свои. На другой день после отшествия праведника ко Христу, муж этот, лежа на постеле своей, пришел в духовный восторг и видит, что он восхищен, а некто в сверкающей ризе показывает ему мучения грешников и текущую в месте том огненную реку (люди с трудом выносят рев ее), а за рекой этой пречудный цветущий сад, поросший травой и насыщающий благовонием всю землю ту, и множество всевозможных дерев, прекрасных и высоких, каких не зрел род человеческий,— блага, “что приготовил Бог любящим его”, [267] как сказано в Писании. Узрел и то, что доступно глазу человеческому,— всякое дерево, какое растет и в наших садах, но краше и выше, и все они струили благоухание ароматов, и вьющиеся вокруг дерев прекрасные виноградные лозы, покрытые тяжелыми [240] гроздями, и финиковые пальмы, и все, что украшает людскую трапезу. Там стояли мужи, жены и дети в белых ризах и ели от плода дерев тех. Предстал очам его и блаженный Филарет в сверкающей ризе, сидящий в сени дерев на золотом престоле, изукрашенном драгоценными камнями и перлами (его окружали новоокрещенные младенцы и толпа нищих в белых ризах, которые теснили друг друга, чтобы приблизиться к престолу старца), муж со светлым ликом, державший в руках золотой посох, и родич праведника спросил: “Господин, кто сей сидящий старец? Не Авраам ли? И я желал бы оказаться там”. Спутник его ответил: “Это Филарет Милостивый — второй Авраам”. Старец стал звать родича: “Дитя, иди и ты сюда и вкуси от благ”. Тот ответил: “Отец, я не могу, ибо мост узок, а под ним река огненная. Я вижу в водах ее множество нагих людей, терпящих муки и скрежещущих зубами, и боюсь, как бы и мне не упасть туда и не мучиться вместе с ними”. Старец сказал: “Иди, дитя, не страшись, ибо все, кого ты здесь видишь, перешли через нее. Попробуй только — я тебе помогу”. И, протянув руку, старец позвал его, а он, набравшись смелости, стал переправляться и с помощью святого переправился, хотя боялся и трепетал от страха. И тут он проснулся и начал со стенаниями и стонами оплакивать блаженство Божественного видения и грозящий огонь и, рыдая, говорил: “Увы, какой услады и блеска сладчайшего света, узренного мной, я лишился”. Он почел, что здесь мы живем во тьме, ибо свет, который мы видим, с тем светом рядом — мгла. Вот мало из того многого, что узрел своими глазами [241] родич праведника и что он, подтвердив клятвою, рассказал.

А жена Филарета покинула царственный град и отправилась к себе на родину. Употребив деньги, полученные ею от императоров и от внуки, на восстановление храмов, сожженных и разрушенных безбожными персами, [268] на приобретение драгоценной церковной утвари, а также на постройку монастырей, богаделен и больниц, вернулась в Константинополь. Славно и благочестиво окончив жизнь, она почила в мире и была погребена рядом с мужем своим.

Да будет Господь по молитвам их милостив к нам, как к ним, и да удостоит Царствия Небесного во Иисусе Христе, Господе нашем, слава и сила Которому вместе с его безначальным Отцом и Пречистым, Святым и Животворящим Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

ЖИЗНЬ, ДЕЯНИЯ И ПОДВИГИ СВЯТОГО ОТЦА НАШЕГО И ИСПОВЕДНИКА МИХАИЛА, ПРЕСВИТЕРА И СИНКЕЛЛА ГРАДА ИЕРУСАЛИМА

(начало 3-й четверти IX в.)