Но здесь тело, грубость, все еще мешает душе преображаться таким несчастным образом, а по смерти? Тут душа бедная, восприяв всю гибкость, текучесть свою, может всецело вылиться в образ, ею овладевший.

Стоит подумать о сем!

2.

Магнетизер приходит в особенное соотношение с душою магнетизируемого и командует ею. Последняя теряет самостоятельность и живет магнетизером. С человеком ли только у человека может быть такое сообщение? Не может ли быть и с духами добрыми и злыми? Добрые, конечно, не злоупотребят этим и, так как это противно порядку вещей, то может быть и не пользуются этой возможностью. А злые? На что они не могут покуситься? А между тем очевидно, как бедной душе надобно быть осторожной, чтобы не подпасть влиянию духа тьмы!

3.

Я сравниваю природу, в отношении к познанию, с высокой горою. Кои живут у подошвы ее, те, кроме того, что могут наслаждаться величественным видом горы (хотя таковые редко способны к тому), пользуются еще всеми житейскими выгодами местоположения: тут пристани, рыболовья, пастбища, и прочее. Ученые восходят выше, до середины горы: тут прелестные виды, но все еще удобность жизни. Горе тем, кои, не удовлетворяясь срединными познаниями, взошли на верх горы, или, по крайней мере, подошли к ее вершине, то есть вступили в область метафизики. Тут все сухо, голо или покрыто льдом. С горы чувственной можно воротиться назад; с высоты метафизической, если на нее сделан действительный восход, нет возврата.

4. Правда Божия в природе видимой

Апостол замечает, что невидимые совершенства Божий, обнаруживаясь в творении, становятся видимыми до того, что внимательный зритель может видеть в природе самую присносущную силу творческую и Божество. О некоторых совершенствах Божиих это так ясно, что не может подлежать никакому сомнению; например, всемогущество, премудрость, благость видны в природе на каждом шагу. Но некоторые совершенства составляют в сем отношении как бы исключение. Такова особенно правда Божия. Кто думает видеть ее в творении, вне себя? И однако же она, будучи одним из основных совершенств Божественных, должна по сему самому отражаться в природе видимой не менее других совершенств. Почему же не замечают ее? или не столько, как другие совершенства? Уже потому, что человеку грешнику замечание сего совершенства не так приятно, как других, например, благости и премудрости; а известно, что менее любимое менее и замечается. Притом для открытия правды потребен взгляд, так сказать, праведный; а в нем тоже не большой избыток у людей грешных. Наконец, и в самой природе правда Божия открывается менее, нежели другие совершенства, потому что воспящается милосердием. Открываясь во всей силе, она устремлялась бы всего более против человека, а он под кровом милосердия. Посему обнаружение правды приостановлено до великого дня Суда, и правды, и воздаяния. Однако же открывается!