От Иудеев спасение (Ио. 4, 22), —

говорит Иисус. – «Спасение от римлян», – говорит Данте.

Начатая в «Пире» мысль о «святости» Рима продолжается в «Монархии». Сам Христос освятил Римскую Империю, пожелав в ней родиться и умереть. «Сделавшись человеком, Сын Божий записан был, как человек, в единственную перепись всего человеческого рода, бывшую во дни Кесаря Августа»[19]. Римскую Империю освятил Христос и смертью своей: «грех Адама не был бы (справедливо) казнен, если бы Римская Империя не была законною... ибо должно было Христу пострадать, по приговору того, кто имел право судить весь человеческий род, чтобы он весь был казнен во Христе. Но Кесарь Тиберий, чьим наместником был Пилат (судивший Христа), не мог быть законным судьею всего человеческого рода, если бы Римская Империя не была законною»[20].

Так освящается «народ Божий», римляне, гнуснейшим из всех на земле совершенных злодеяний – убийством Сына Божия. Вот когда «черный херувим» мог бы напомнить слишком искусному логику, Данте:

А я ведь тоже логик![21]

Римский орел – не менее «святое знамение», sacrosancto segno, чем Крест[22].

Данте увидит в раю, в шестом небе Юпитера, бесчисленные, рдеющие, подобно рубинам, искры – души святых, не только христиан, но и язычников, образующие тело Римского Орла:

Духа Святого то были пожары святейшие, в том знамении возвеличившие Рим[23].

Знамение Сына – Крест; знамение Духа – Орел. Если Данте, устами Апостола Иакова, называет Бога «Императором», то потому, что для него Римская Империя «божественна»[24].

«Что мятутся народы, и племена замышляют тщетное? Восстают цари земные... против Господа и Помазанника (Христа) Его» (Пс. 2, 1) – сказано о Царе Небесном и «можно бы сказать о царе земном», Римском Императоре[25]. «Взял на Себя наши немощи и понес наши болезни», – возвещает Римского Императора, Генриха VII, после Христа, post Christum, пророк Исайя[26]. – «Се, Агнец Божий, взявший на Себя грех мира», – возвещает и Данте все того же Генриха[27]. А райская Сибилла, Беатриче, в пророческом видении о судьбах Церкви, возвещает нового «посланника Божия», messo di Dio, таинственного «Вождя», Dux, спасителя мира[28]. Если для Данте уже и бывший император Генрих, не спасший ни Римской Церкви, ни Римской Империи, подобен Христу, то тем более этот будущий, которому суждено их спасти.

Два Бога на небе – два Христа на земле: Иисус и Римский Император; Тот земную власть отверг, а этот – принял; Тот ведет людей к раю небесному, а этот – к земному. Помнит ли Данте слово Господне:

Я пришел во имя Отца Моего, и вы не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете (Ио. 5, 43)?

Знает ли Данте, что этот иной – Антихрист? Кажется иногда, что он его не знает и не видит вовсе; что здесь как бы слепая точка в глазу Данте. Очень знаменательно, что самое слово «Антихрист» ни разу во всех книгах Данте не встречается. В том мире, в аду, – Сатана, а в этом – Антихрист отсутствует, или остается невидимым. Это тем удивительнее, что сам Данте – как бы «человек из Апокалипсиса» – из тех времен, когда суждено явиться «иному Христу», Антихристу: «мы находимся уже в конце времен»[29].

«Я полагаю, что достиг цели моей, – заключает Данте „Монархию“. – Найдены ответы на три поставленных вопроса; первый: нужна ли монархия для блага мира? второй: законна ли была Римская Империя? и третий: прямо ли от Бога происходит власть Императора или через посредство человека (папы)?.. Но ответ на этот последний вопрос не должно понимать так узко, что Римский Император не подчинен Римскому Первосвященнику ни в чем, in aliquo non subjaceat, ибо счастие временное, каким-то образом, quodam modo, подчинено блаженству вечному. Да почтит же Кесарь Петра, как первородный сын чтит отца своего, дабы, просвещаемый его благодатью отеческой, светлее озарял он весь мир, над которым он поставлен Тем, Кто правит вечным и временным»[30].