В той половине, языческой, до удара меча, все или почти все погибли, а в этой половине, христианской, после удара, – кое-кто спасется. Тем же мечом и душа Данте разрублена – «разделена»: «было в душе моей разделение». Две половины человечества и в его душе хотят и не могут срастись, как два обрубка змеиного тела. «Душа человеческая, по природе своей, христианка», учит Тертуллиан. Нет, полухристианка, полуязычница, как это видно по душе Данте.

...Сомненья древний голод Меня терзает вот о чем... Родился человек на берегах у Инда, Где о Христе никто не знает и не слышал; Был праведен во всех своих делах, Насколько разум наш постигнуть может; И жизнь прожив безгрешно, – умирает, Крещения лишенный. Кто ж осудит Его, каким судом, и по какой вине?[18]

Данте знает или чувствует, что единственный ответ на этот вопрос: «а ты кто, человек, что споришь с Богом?» – вовсе не ответ, а затыкание рта (Рим. 9, 20).

...В это царство (рай), Без веры во Христа, вступить не мог бы Никто, ни прежде, чем ко древу Был пригвожден Господь, ни после. Но знай, что многие твердятся: «Христос! Христос!» И дальше будут от Христа, чем те, Кто никогда его не знал[19].

Дальше будут от Христа знавшие Его, и все-таки спасутся; ближе будут ко Христу не знавшие Его, и все-таки погибнут? Разум Данте молчит, не спрашивает: «За что?» – но сердце его тихо плачет, как у того «прибитого маленького мальчика».

...Я в них узнал обиженные души[20].

Данте, может быть, и сам – одна из этих душ.

«Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев, родных мне по плоти, мог бы сказать и Данте, как Павел» (Рим. 9, 3).

Праведного язычника, Рифея Троянца, Данте видит в раю, в сонме великих святых.

За то, что отдал прямоте душевной Там, на земле, он всю свою любовь, Бог открывал ему глаза слепые, От благодати к благодати, На будущее искупленье наше; И он уже в него поверил так, Что не терпел языческого смрада И обличал порочный род людской[21].

Спасся праведный, почти святой, язычник Рифей, а не менее святой Виргилий погиб:

Я небо потерял за то, что во Христа Не верил; нет иной вины за мной[22].

Это могли бы сказать с Виргилием все погибшие невинные, в дохристианском человечестве, потому что не верить во Христа, еще не пришедшего, – какая же это вина?

Как много есть желающих бесплодно, — Таких, кто мог бы утолить желанье, Но мучиться им будет вечно! Я мудрого Платона разумею, И Аристотеля, и множество других, —