Кажется иногда, что над ними обоими, святым Бернардом и грешным Данте, совершилось нежнейшее чудо любви – «кормление молоком» Богоматери, lactatio. В 1111 году, когда юный Бернард молился ночью в пустыне Сэн-Ворльской (Saint-Vorle), в часовне Девы Марии, перед Ее изваянием, и произнес слова:

Матерью тебя яви, Monstra te esse matrem, —

изваяние вдруг ожило, и Царица Небесная сжала один из пречистых сосцов своих так, что брызнувшие из него капли молока упали в полураскрытые от восхищения уста Бернардо[25].

О clemens, о pia, О dulds Virgo Maria, —

эта сладчайшая песнь могла родиться только на этих устах, вкусивших божественной сладости того молока, которым был вскормлен Младенец Христос. Горькою полынью кажется Ангелам, по сравнению с нею, и мед райских цветов. Только на тех же устах могла родиться и эта молитва святого Бернарда за грешного Данте:

О, Дева Мать, дочь Сына своего, Всей твари высшая в своем смиреньи... Услышь мою молитву! Горячее Я не молился никогда И за себя, чем за него молюсь... Спаси его, помилуй... Видишь, сколько К Тебе Блаженных простирает руки, Со мной и с Беатриче, за него![26]

Так же, как первый, подземный вождь Данте, Виргилий, исчезает, только что появляется на пороге Земного Рая вождь его, второй, небесный, – Беатриче, – исчезает и она, только что св. Бернард появляется на пороге Света Неизреченного – молнии Трех.

...Я обернулся к ней, горя желаньем Спросить о том, чего не мог постигнуть... Но в светлых ризах я увидел старца. С отеческою благостью лицо Он обратил ко мне, И я воскликнул: «Где же Беатриче?» И он в ответ: «Она меня послала Желание твое исполнить до конца. И если взглянешь ты на третий круг В Небесной Розе, то на троне славы Ее увидишь там»... Глаза я поднял И увидал ее в сиянье вечном... Так и морское дно не отстоит От тех высот, где молнии родятся, Как было далеко ее лицо. Но все же видел я его так ясно, Как будто не был от него ничем Я отделен. И к ней я обратился С молитвою... И молча на меня С далекою улыбкой оглянувшись В последний раз, – она вернулась снова К Источнику Предвечному любви[27].

В эту минуту Данте не отделен от Беатриче уже ничем: тело ее так же, как тело Пресвятой Девы Марии, есть огненное, всего его объемлющее и проникающее дыхание Духа-Матери. Он – в Ней; Она – в нем. То, чего он хотел и не мог достигнуть на земле, – тайны брачной любви: «будут два одною плотью», – здесь, на небе, исполнилось.

Вся «Божественная комедия», так же как вся человеческая трагедия Данте – любовь его к Беатриче, есть не что иное, как совершаемое над ним чудо Пресвятой Девы Марии[], а через Нее, может быть, и чудо Духа-Матери.

XIV

ТРИ

Истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я ушел; ибо если Я не уйду, Утешитель не придет к вам, а если уйду... то пошлю Его к вам.

Это предсмертное слово Христа к ученикам, вспоминаемое райской Сибиллой, Беатриче, в видении о грядущих судьбах Церкви[1], исполнится и на судьбах Данте: Лика Христова не видит он в Первом пришествии, – только во Втором увидит; Сына в Нем самом не видит, – увидит только в Духе.