Их – привела; но не привела Данте и Беатриче. «Страшного владыки», бога Любви, он испугался, остановился и, как евангельский богатый юноша, «отошел с печалью».

И мне она сказала

(кто «она», – Франческа, в аду, или Беатриче, на небе?), —

...нет большей муки, Чем вспоминать о прошлых днях блаженства, Во дни печали...

Кажется, под бременем этой именно муки Данте и склоняет лицо к земле, как под бременем вины неискупимой.

...Читали мы однажды повесть О Ланчелоте и его любви. Одним мы были, и совсем без страха. И много раз от книги подымали Глаза, бледнея... Но погубило нас одно мгновенье: Когда прочли мы, как любовник страстный Поцеловал желанную улыбку, — То он, со мной навеки неразлучный, Поцеловал уста мои, дрожа... И в этот день мы больше не читали... Меж тем как говорил один из духов, Другой, внимая молча, плакал так, Что я, от жалости, лишившись чувств, Упал, как мертвый падает на землю[6].

Может быть, от жалости не только к ним, но и к себе, – от угрызенья и раскаянья: понял вдруг, как бесполезно погубил себя и ее. Так Орфей, выводя Евридику из ада, недолюбил, недоверил, усомнился, – оглянулся, и потерял любимую.

Здесь, в аду, с Данте происходит то же, что в доме новобрачных: «Я весь задрожал... и, боясь, чтобы кто-нибудь не заметил, как я дрожу, поднял глаза и, взглянув на дам, увидел среди них Беатриче... и едва не лишился чувств».

«Пал замертво и, будучи перенесен на постель, некоторое время лежал без чувств», – объясняет «Истолкование» Монтекассино те стихи из Ада, где описан обморок Данте, после рассказа Франчески[7]. Так же объясняет и другое, латинское истолкование этих стихов: «Данте, увидев Беатриче, сходившую по лестнице, пал замертво»[8].

Так же упадет и после первого свиданья с Беатриче в земном раю Чистилища:

...И жало угрызения мне сердце Пронзило... ...И боль такая растерзала душу, Что я упал без чувств[9].

Внутреннею связью этих трех обмороков, – земного, подземного, и небесного, – может быть только любовь Данте к Беатриче, ею разделенная. Но если так, то все в жизни и в творчестве Данте меняется для нас, – освещается новым светом. Если Беатриче любила Данте, то, в самом деле, новая любовь – «Новая Жизнь начинается», incipit Vita Nova, не только в жизни Данте, но и в жизни всего человечества.

Смехом вашим убивается жалость[10]. Сладкие стихи любви... мне должно оставить навек... потому что явленные в ней (Беатриче) презренье и жестокость замыкают уста мои[11]. Долго таил я рану мою ото всех; теперь она открылась перед всеми... Я умираю из-за той, чье сладостное имя: «Беатриче». ...Я смерть мою прощаю той, кто жалости ко мне не знала никогда[12]. Душа моя, гонимая любовью, уходит из жизни этой плача... Но та, кто столько сделала мне зла, подняв убийственные очи, говорит: «Ступай, ступай, несчастный, уходи!»[13]

Слишком понятно, почему Данте выключил эти стихи из «Новой жизни»: они разрушают ее, как ворвавшийся в музыку крик человеческой боли; режут, как нож режет тело. «Кто жалости ко мне не знал никогда...», «Кто столько сделал мне зла...» Когда это читаешь, не веришь глазам: здесь уже совсем, совсем другой, нам неизвестный Данте и Беатриче Неизвестная.