Under the Roof of the Almighty
Часа полтора мы отдыхали, сидя в поезде, а потом опять шагали два километра по свежим мокрым улицам, наслаждаясь послегрозовым воздухом. Тут мы уже не спешили. Увидели на улице длинную очередь за сахаром, решили выстоять -— сахар был ещё дефицитом. Заняли вдвоём очередь, так как давали тогда по одному килограмму в руки. Я устала и присела отдохнуть на низкую детскую песочницу. Вдруг я почувствовала, что ребёнок вот-вот очутится на земле подо мною.
— Господи, помилуй! Володя, пойдём домой, нельзя медлить!
— Да через пять минут уже наша очередь подойдёт, -отвечал он.
Я скорее встала, страх выронить дитя охватил меня.
— Господи, помоги мне дойти, — молилась я. Ничего ещё о родах я не знала!
Мама отворила нам дверь и воскликнула:
— Мальчик! Мальчик! Скоро будет у нас внук!
— Какой мальчик? Где? — недоумевали мы. — Кормите нас скорее, мы жуть как устали и есть хотим.
До чего же вкусная у мамы была для нас приготовлена солянка из свежих овощей да с большими кусками разваренной белуги! Объедение! Потом мы долго пили чай, все было так вкусно и обильно. Так протянули мы до одиннадцати часов вечера, после чего я забралась спать на мой сундучок, на котором спала всю свою девичью жизнь, рядом с мамой, в одной комнате. Теперь мы беседовали с мамочкой душа в душу. Я чувствовала, что в настоящий момент мать родная мне ближе всех на свете. Заснула я крепко, со спокойной душой. «Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится» — было на сердце.
На волосок от смерти
Спать пришлось недолго. В три часа ночи моя постель оказалась мокрой.
— Мама, что это?
Мама побежала в папин кабинет:
— Бегите скорее за машиной, Наташу пора везти.
Я прекрасно себя чувствовала, но не сопротивлялась -мама знает лучше! Радостно расцеловалась я с мужем, с родителями, а мама проводила меня до роддома. Вот тут-то разразилась надо мной гроза.
— Где направление? Где больничные карты? Где анализы?
У меня ничего нет. Медперсонал смотрел на меня, как на
сумасшедшую.
— Снимайте с себя все, крест снимайте.
Крест я не отдала, а запутала цепочкой в косички волос. Стали заполнять документы.
— Кто муж?
— Служитель культа.
Вытаращили глаза, смотрят на меня, как на диво (в те годы молодых священников не было), о чем-то перешёптываются, на меня ворчат... Спать я им помешала, что ли? Наконец привели в палату, где я часов до шести сладко заснула. Проснулась: кругом вздохи, крики, врачи волнуются, распоряжаются. «Вот, — думаю, — скоро и моя очередь придёт так страдать». Лежу и молюсь, про меня забыли. К семи часам утра я, как и все вокруг, уже стонала и кричала от сильных схваток. Врач посмотрел, сказал: «Скоро...» — и ушёл. Что делать? Стала тужиться, как другие, но сестры сказали: «Вам рано» Показалась кровь, и меня увезли в кабинет. Последовали два часа жутких мук, о которых и вспоминать-то страшно. Я слышала, что обо мне все говорили: «Очень трудные роды». Но я духом не падала, помнила слова мамы: «Как родишь — так и все муки кончатся. Только не соглашайся ни на какое вмешательство врачей. Помни, что процесс естественный, все страдают. Если дадут наркоз, то это отразится на ребёнке. Лучше уж потерпи». Я решила терпеть до конца. В молитве я призывала Господа и всех святых поочерёдно, удивлялась, что помощи нет. Думала: «У всех так должно быть...» Сначала был какой-то ложный стыд перед медперсоналом, потом одно желание — не умереть бы.
— Караул! Кости раздвигаются, — вскричала я. Так и должно быть, — послышался ответ.
Силы мои были на исходе. Я ослабела, казалось, что конец близок. Вокруг меня суетились, ободряли, и вдруг... словно снаряд, выскользнул младенец и завертелся в руках опытных акушерок. Пуповина три раза была обмотана вокруг шейки ребёнка, но едва её размотали — он громко закричал. «Слава Богу», — мысленно произнесла я.
Мне под нос сунули записку от домашних. Мама с Володей уже давно внизу ожидали, а теперь поздравляли. Мне было не до ответа. Вся мокрая от пота, я едва переводила дыхание, была не в силах шевельнуться. Хотелось спать и пить, но муки продолжались. То и дело подходили ко мне сестры и сильно жали на больной живот. Тогда кровь из меня обильно хлестала в таз. Кровь переливали в большие колбы, которые ставили в ящики и уносили.
— Оставьте меня в покое, — молила я.