Слово 5-е

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого (Мф. 6, 12–13)

Слово, простираясь вперед, вошло на самый верх добродетели. Ибо словами молитвы изображает, каким, по его требованию должен быть приступающий к Богу; показывает, что он уже вне пределов естества человеческого и уподобляется по добродетели Самому Богу; так что делая то, что свойственно делать одному Богу, по-видимому, и сам делается вторым богом. Ибо оставление долгов есть Божие свойство, и свойство преимущественное,– сказано: кто может прощать грехи, кроме одного Бога (Лк. 5, 21). Посему, если кто в жизни своей уподобился отличительным чертам Божия естества, то сам некоторым образом делается тем же, с кем сходство показал в себе точным уподоблением.

Итак, чему же учит слово сие? Во-первых, с дерзновением, на какое приобретено право предшествовавшей жизнью, сознать в себе уподобление Богу, и тогда уже осмелиться называть Бога Отцом своим и просить прощения в прежних прегрешениях; потому что не всякому просящему возможно получить то, чего желает, но тому, кто делами приобрел себе право просить40 с дерзновением. Ибо сие прямо внушает нам Господь в настоящем изречении, а именно: приступая к благодетелю, будь сам благодетелем; приступая к доброму, будь добрым; приступая к правдивому, будь правдивым; приступая к терпеливому, будь терпеливым; приступая к человеколюбивому, будь человеколюбивым; а также будь и всем иным, приступая к добросердому, к

40 Сие место переведено по рукописи и по изданию Элера.

благосклонному, к общительному в благах, к милующему всякого, и если еще что усматривается божественного, во всем этом уподобляясь произволением, приобретай тем себе дерзновение на молитву. Посему, как невозможно лукавому освоиться с добрым, и покрытому нечистыми сквернами иметь общение с чистым и нескверным, так приступающего к Божию человеколюбию отлучает от оного жестокосердие. Посему, кто за долги держит человека в своей власти и обходится с ним жестоко, тот нравом своим устранил себя от Божия человеколюбия. Ибо какое общение у человеколюбия со зверством, у любвеобильного расположения – со свирепостью, и у всего прочего, что по противоположности злу представляется принадлежащим противной стороне, и в таком непримиримом ему сопротивлении, что преданный одному необходимо удален от противоположного? Как сделавшийся добычей смерти уже не жив, и наслаждающийся жизнью удален от смерти, так приступающему к Божию человеколюбию совершенно необходимо быть чуждым всякой жестокости. А кто соделался чуждым всего разумеемого под именем порока, тот некоторым образом по такому нраву делается богом, доводя до преспеяния в себе то, что разум признает и о Божественном естестве.

Видишь, до какого величия Господь возвышает слушателей словами сей молитвы, прелагая некоторым образом естество человеческое в Божественное, и узаконяя, чтобы приступающие к Богу сами сделались богами? «Для чего, – говорит Он,– ты, поражаемый страхом, бичуемый своей совестью, раболепно приходишь к Богу? Для чего сам себе заграждаешь дерзновение, заключенное в свободе души и изначала существенно принадлежащее естеству? Для чего льстишь словами Необольстимому? Для чего с услужливыми и угодливыми речами обращаешься к Тому, Кто взирает на дела? Тебе, одаренному свободой и благоразумием, можно со властию иметь всякое благо, какое только дается от Бога. Будь сам себе судьей. Произнеси себе спасительный приговор. Желаешь, чтобы отпущены были тебе Богом долги? отпусти сам; Бог изрек приговор, твой суд над соплеменником, в котором ты властен, каков бы то ни был, есть и твой приговор. Что сам о себе знаешь, то подтверждено о тебе и Божиим судом».

Но как достойным образом раскроет кто все величие Божия слова? Заключающаяся в нем мысль превосходит словесное истолкование. Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. Ту мысль, какая мне приходит при сем на ум, смело и держать в уме, а еще смелее раскрыть ее в слове. Ибо что сказано? Как преуспевающим в добре представляется в подражание Бог, по словам Апостола: Будьте подражателями мне, как я Христу (1 Кор. 11, 1): так наоборот требуется, чтобы твое расположение к добру стало образцом для Бога; изменяется некоторым образом порядок, и мы осмеливаемся надеяться, что, как в нас подражанием Богу совершается доброе, так и Бог будет подражать нашим делам, когда преуспеем в чем-либо добром, и ты возможешь сказать Богу: «Что сделал я, сделай и Ты; подражай рабу Своему Ты, Господь; убогому и нищему – Ты, царствующий над всем; я отпустил долги, не взыскивай и Ты! Я уважил просителя, не отвергни и Ты просящего!41 Я отпустил должника своего веселым, таков пусть будет и Твой должник! Не делай, чтобы Твой был грустнее моего! Пусть оба равно благодарят оказавших милость!42 Пусть посредниками обоих подтверждено будет равное отпущение и моему и Твоему должнику! Моим должником такой-то, а Твоим – я; какое решение дал я о своем должнике, такое же да возымеет силу и у Тебя; я разрешил, разреши и Ты! Я отпустил, отпусти и Ты! Я великую милость оказал соплеменнику; подражай и Ты, Господи, человеколюбию раба Твоего».

«Но мои прегрешения пред Тобой тяжелее сделанных предо мной моим должником. Признаю это и я; рассуди и то, сколько преимуществуешь Ты во всяком добре. Тебе справедливо нам, согрешившим, даровать милость, соразмерную преизбытку Твоего могущества. Малое человеколюбие оказал я; потому что большего не вмещает природа

41 Речь дополнена по рукописи и по изданию Элера.

42 В рукописи вместо: ταιˆς απαιτουˆσιν, читается τοιˆς χρήζοις. 22

моя; а Ты сколько ни пожелаешь, могущество не воспрепятствует щедродаровитости Твоей».

Но с большей тщательностью выразумеем предлежащее изречение молитвы; рассмотрение смысла его, может быть, и для нас послужит некиим руководством к высокой жизни. Потому исследуем, какие те долги, которым повинно естество человеческое, и еще какие те долги, отпущение которых в нашей власти: познание сего доставит нам достаточное некое уразумение преизбыточества Божиих благ. А посему сделаем здесь перечисление человеческих прегрешений пред Богом.

Человек стал подлежать наказанию от Бога, во-первых, за то, что отступил от Сотворившего и предался противнику, соделавшись беглецом и отступником от Того, Кто его Владыка, по естеству; во-вторых, за то, что самовластную свободу променял на лукавое рабство греху, и быть под самоуправством тлетворной силы предпочел сопребыванию с Богом. Да и это,– не взирать на красоту Создавшего, а обратить лицо к гнусностям греха – можно ли признать каким-либо вторым из зол? И какой род наказаний заслуживающими почЕсть должно презрение Божественных благ, предпочтение же приманок лукавого? Заглаждение образа, повреждение Божественных черт, отпечатленных в нас при начале творения, потеря драхмы, удаление от отчей трапезы, освоение с зловонной жизнью43 свиней, расточение драгоценного богатства, и все подобные прегрешения, какие можно видеть при помощи Писания и рассудка, исчислит ли какое слово?