Через несколько дней "Архипелаг" закончен, отснят, плёнка свёрнута в капсюлю - и в этот самый день, 2 июля, такая новость:

Вышел на западе "Круг первый"! - пока малый русский тираж, заявочный на "copyright", английское издание может появиться через месяц-два, и такое предложение: будет на днях возможность отправить "Архипелаг"!

Только потянулись сладко, что работу об-угол, - так в колокол! в колокол! - в тот же день и почти в тот же час! Никакой человеческой планировкой так не подгонишь! Бьет колокол, бьёт колокол судьбы и событий оглушительно! - и никому ещё не слышно, в июньском нежном зелёном лесу.

Отправление будет авантюрное, с большим риском, но по малым возможностям другого не видно, не рисуется. Значит, отправляю. Только-только вынырнуло сердце из тревоги - и ныряет в новую. Отдышки нет.

А - выход на Западе двух моих романов сразу - дубль?! Как на гавайском прибое у Джека Лондона, стоя в pocт на гладкой доске, никак не держась, ничем не припутан, на гребне девятого вала, в раздире лёгких от ветра угадываю! предчувствую: а это - пройдёт! а это - удастся! а это слопают наши!

Но - мрачная, давящая неделя. Неудачные случайности, затрудняющие отправку. Сгущается всё под 9-е июня, под православную Троицу. И так стекается, что провал или удачу я узнаю лишь несколькими днями позже. У меня уже следующая работа - последняя редакция истинного "Круга" "Круга-96" (из 96 глав и сюжет неискажённый), которого никто не знает (на Западе выходит "Kpyг-87"), но валится из рук, работать не могу. Когда тебе слабо и плохо - так хорошо прильнуть к ступням Бога. В нежном берёзовом лесу наломать веток и украсить деревянную любимую дачку. Что будет через несколько дней - уже тюрьма или счастливая работа над романом? О том знает только Бог один. Молюсь. Можно было так хорошо вздохнуть, отдохнуть, перемяться, - но долг перед умершими не разрешил этого послабленья: они умерли, а ты жив - исполняй же свой долг, чтобы мир обо всём узнал.

Если провал - можно выиграть несколько дней, недель, даже месяцев, и ещё поработать, последнее что-нибудь сделать, - только надо скрыться из дому, где я засечён, куда придут. И вечером под Троицу я убегаю с дачи (поспешные сборы, голова плохо соображает, это не первый мой побег из дому - горький побег из родного дома, а в гражданскую войну сколькие, наверно, вот так?!), сплю на укрытой квартире, без телефона.

И целый день - и ещё день - и ещё день - вся Троица в неизвестности. Работа - вываливается. Воздуха нет, простора нет. И даже к окнам подходить нельзя, увидят чужого. Я - уже самозаточён, только нет намордников и не ограничен паёк. А как не хочется на Лубянку! Тем, кто это знает... Вообще я стою крепко, мне многое спускается. Но "Архипелага" - не спустят! Поймав его на выходе, ещё неизвестного никому, - удушат вместе его и меня.

Только на третий день Троицы узналось об удаче. Свобода! Лёгкость! Весь мир - обойми! я - разве в оковах? я - зажатый писатель? Да во все стороны свободны мои пути! Я свободнее всех поощряемых соц. реалистов! Сейчас за три месяца сделать "Круг-96", потом исполнить несколько небольших долгов - и сброшено всё, что годами меня огрузняло, нарастая на движущемся клубке, и распахивается простор в главную вещь моей жизни - "Р-17".

И - почти как юмор, летним пухлым, но не грозным, облаком прошла большая против меня статья "Литературки" (26.6.68). Я быстро проглядывал её, ища чувствительных ударов - и не находил ни одного! Как они не находчивы, как обделены ясным соображением, как расшатались их дряхлые зубы! Даже рассердиться на эту статью - не хватает температуры. И ещё, выпарывая сами себя, привели с 9-недельным опозданием моё апрельское письмо, запрещающее "Раковый". И сколько, небось, обсуждали и правили статью в секретариате СП, в агитпропе ЦК, а никто не доглядел моего уязвимого места: что против печатания "Круга" - я ведь не возразил, не протестовал, - почему?..

Не тот борец, кто поборол, а тот, кто вывернулся.

Вот-вот, к осенним месяцам, на главных языках мира должны были появиться два моих романа. После улюлюканья вкруг Пастернака, после суда над Синявским и Даниэлем - казалось я должен был съёжиться и зажмуриться в ожидании двойного удара за мой наглый дубль. Но нет, другое наступило время - уж так обуздывали, уж так зарешёчивали, - а оно текло всё свободней и шире! И все пути и ходы моих писем и книг как будто были не моей человеческой головой придуманы и уж конечно не моим щитом осенены.

Когда-нибудь должны же были воды Сиваша в первый раз не отступить!..

Счастливей того лета придумать было бы нельзя - с такой лёгкой душой так быстро доделывал я роман. Счастливей бы не было, если б - не Чехословакия...