Popular psychology for parents

Казалось бы, да. Но будем осторожны. Не станем забывать, что перед нами — дошкольник. Попросим ребенка сравнить две одинаковые линейки, которые укреплены на доске так, что одна из них кажется длиннее другой (есть у психологов способ создать подобную иллюзию неравенства). Разумеется, все дети признают, что линейки не равны, одна из них длиннее. Снимем линейки, дадим малышу самому убедиться в их равенстве, а затем снова повесим на доску и повторим наш вопрос. Теперь, проведя сравнение, он убежденно отвечает: линейки равны. Отвлечем ребенка беседой на 2—3 минуты, а затем попросим достать лежащую на полу красивую марку, не вставая со стульчика: «дотянешься — будет твоя». Расстояние между максимально протянутой рукой и маркой примерно равно длине линейки. «Если хочешь — можешь воспользоваться линейкой» — советуем мы ребенку. Какую он возьмет? С точки зрения полученного ребенком знания о длине (линейки равны) — все равно какую. Но нет. Абсолютное большинство дошкольников берут именно ту линейку, которая кажется длиннее.

Вот и ответ на наш вопрос. Ребенок–дошкольник отнюдь не всегда спешит перестроить свои практические действия на «научной основе», даже если такую основу ему удалось получить. Знание — знанием, а вернее все–таки полагаться на то, что кажется моему зрению (слуху, вкусу, осязанию). Это свойство детского практического мышления — склонность опираться не на знание об истинных отношениях вещей, а на их кажущиеся отношения — назовем «феноменальностью». С этим свойством мы уже встречались: вспомним детский анимизм. На словах 4—6–летние дети убеждены, что «волшебства» в жизни не бывает, а на деле?

Итак, анимизм, глобальность, феноменальность… Перечисление свойств мышления дошкольника можно было бы и продолжить. Но дело не в их количестве. Вопрос в том, для чего они нужны дошкольнику и нужны ли вообще. Как посмотреть. С точки зрения взрослого это всего лишь «промежуточные этапы», иллюзии, недостатки. Со временем они будут преодолены. Но у ребенка свой мир. А в этом мире и анимизм, и глобальность, и феноменальность не только недостатки, но и достоинства. Способность «соединить несоединимое», умение выделять в объектах самые яркие свойства, доверие к своему личному опыту — это и многое другое дают малышу–дошкольнику «недостатки» его мышления. А способности эти понадобятся ему и в будущем, даже тогда, когда «детские» свойства его мышления, сыграв свою роль, окончательно сойдут со сцены психического развития.

Е. В. Субботский

Нравственное поведение дошкольников

Весело играют дети на зеленой лужайке детского сада. Кто–то копается в песочнице, четверо затеяли веселую «морскую игру» на врытом в землю деревянном «баркасе», другие просто бегают друг за другом. Но вот раздается крик обиды: один из детей, рассердившись на сверстника, разрушил старательно построенный им песчаный «дворец». Не все ладно и у «матросов»: не поделили старый бинокль. Маленькие конфликты легко разрешаются, ведь есть «судья» — воспитатель. Он–το и скажет, кто прав, рассудит по справедливости. Но все же, каким бы ни был «суд», конфликт оставит в душе детей след, легкое облачко обиды: разрушенный дворец не вернуть, бинокль не разделить пополам.

Правда, добро, справедливость — уместны ли тут столь высокие понятия? Применимы ли они к тем мелким житейским проблемам, с которыми встречаются 6–летние малыши? Как посмотреть. Конечно, пожертвовать ради сверстника любимой игрушкой, сдержать данное взрослому слово — это не подвиг. Но дело ведь не в величине «нравственной жертвы». Дело в том, способен ли человек на нее вообще. Может ли пусть в малом, но отказать самому себе ради блага другого человека? А если может, то почему? В этом — суть проблемы нравственного развития.

Мы смотрим на годовалого малыша и думаем: каким он будет? Конечно, здоровье, ум, красота — все это важно. Но каким станет он в отношениях с людьми? Сможет ли противостоять мощной, иногда непреодолимой, власти себялюбия? Не оставить в беде товарища, не обидеть, не солгать?

Но не будем тревожиться о будущем. Пока что наш малыш далек от этих проблем, его гораздо больше интересуют мамин фартук или папин галстук: это что–то реальное, это можно потрогать, а если повезет, то попробовать и на вкус. Быстро, незаметно бежит время… и вот уже наш юный исследователь уверенно стоит на ногах, крепкие ручки тянутся к стеклу, острым предметам, бумагам и клею на мамином рабочем столе. Наступает трудное время: прячьте посуду, запирайте ящики стола, затыкайте розетки, иначе… Много хлопот доставляет 2–летний малыш, достается и мебели, и обоям… Но мы не рассердимся на него, не накажем. А почему?

Опросы, проведенные среди родителей, показывают, что большинство из них не считают причинившего ущерб малыша виноватым, если тому еще нет 2— 2,5 лет. «О какой вине тут можно говорить? Ведь он не понимает, не может сдержать себя, а раз не может — не виноват» — такова обычная логика рассуждений. Но как проверить: может сдержать или нет? Как уловить ту невидимую грань, до которой ребенок не может, а после которой может сдержать себя, подавить желание овладеть влекущим предметом, иначе: поступить сознательно, произвольно?

Поставим ребенка в определенную ситуацию. Попросим его не смотреть на новую игрушку, которую будем распаковывать у него за спиной. Сколько выдержит? Вот принесли коробку, зашуршала бумага… нет, не выдержал: любо-: пытство одержало верх. Но так поступают не все, значительное число 3–летних, тем более 4–летних смогли выдержать испытание. А это значит: они уже могут контролировать свое поведение, могут вести себя произвольно. Следовательно, способны выполнять и простейшие нравственные нормы.

Произвольность — важная, но не единственная предпосылка нравственного поступка. Мы знаем: к началу дошкольного возраста у ребенка формируется речь, развиваются мышление, восприятие, память. Возникают первые представления о простейших нравственных нормах, о добре и зле. Большинство из них ребенок узнает от нас, взрослых. Конечно, не в ходе специальных уроков. Общение, конкретные жизненные ситуации — вот обычный контекст «нравственной педагогики». «Не лги», «не отбирай игрушки у младших», «не обижай слабого», «умей поделиться подарком» — десятки и сотни раз слышит это дошкольник в семье, в детском саду, на улице, в транспорте… Помогают и сказки, книжки, кино: тут люди и звери, растения и предметы воплощают в себе добро и зло, сердечность и жестокость, радушие и эгоизм. Немало значит и «социальное научение»: малыш внимательно наблюдает за поведением и отношениями взрослых. Сочувствие, взаимопомощь родителей по отношению друг к другу, так же как и неучтивость и эгоизм, — все вызывает резонанс, все оставляет след в сознании ребенка.

Итак, к началу дошкольного возраста ребенок входит в сферу нравственных отношений людей. Он знает многие нормы и способен их соблюдать. А значит, несет личную ответственность и за их нарушение. Но именно теперь перед нами в полный рост встает главная задача: как сделать так, чтобы ребенок не только мог, но и хотел соблюдать моральные нормы? Как воспитать у него нравственные мотивы?

Проще всего — заставить. Будь честным — получишь награду, обманешь — жди наказания. А ведь награды и наказания бесконечно разнообразны. Подарок, улыбка, слово одобрения, выразительный взгляд, интонации голоса, ласка или ее отсутствие — все может служить средством награды и наказания. Можно одобрить или наказать прямо, а можно — косвенно, например, сравнив поступок ребенка с поведением знакомого ему сказочного героя — доброго или злого. Дошкольник ждет одобрения близких взрослых, страшится наказания и поэтому старается соблюдать нормы и требования. Так возникает и работает один из главных нравственных мотивов дошкольника — стремление сохранить и упрочить позитивное отношение к нему близких, значимых взрослых. Назовем этот мотив мотивом, ориентированным на внешний, социальный контроль.