Popular psychology for parents
Эта цена — правда. Потому все ее жаждут. Всем необходимо, чтобы их ценили по высшему достоинству, по правде.
Подлинная правда о человеке вообще — это и есть правда вообще, та самая правда, о которой мы спрашиваем, о которой говорим в выражениях типа «стремиться к правде», «жить по правде», «нести правду».
Отчего в русском языке два схожих слова — «истина» и «правда»? Зачем–то это нужно. Попытаемся развести значения этих слов.
Пользуясь принятым методом — искать смысл важнейших понятий в глубине нашего сознания, т. е. в языке, отметим такую странность: можно сказать «моя правда», «ваша правда», «правда о войне 1812 года», «правда о Суэцком канале», из чего следует, что должно бы существовать и множественное число от слова «правда»; однако его нет. Множественное от «правда» практически не употребляется. «Правд» много, правда одна… На всех и на все случаи жизни одна.
Между тем слово «истина» имеет множественное число: простые истины, трудные истины, открытые в детстве. Истин — тьма: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман». Истин — тьма, правда — одна.
Почему?
Да потому что предмет истины — факты природы и истории, а их бесконечное множество. Предмет правды один: человек.
Истина — о природе. Правда — о человеке. И не просто о человеке (тогда и «правд» было много — сколько людей, столько и «правд»), а о его достоинстве, едином на всех.
Так и будем считать. Отнесем слово «истина» к любому устройству, к любой истории, а слово «правда» — к достоинству человека. Когда мы узнаём нечто об устройстве мира, природы, общества, о том, что происходило, или происходит, или даже будет происходить, мы постигаем истину. А когда мы узнаем что–то о ценности человека, мы постигаем правду. Сведения об анатомии, физиологии, психологии человека, о социологии человеческого общества добывают соответствующие науки — это истины. Правду о человеке может сказать лишь мудрец, философ, правда — предмет науки философии. Правда хранится в народе, между людьми, им известна, их волнует и манит. Возвышающий нас обман дороже тьмы низких истин потому, что он вовсе не обман, а правда — возвышение человеческого достоинства. Он обман лишь по отношению к истине, а по отношению к правде он — правда. Чем больше возвышен в нашем сознании человек, тем ближе мы к правде, потому что правда — это идеальный человек, идеально высокое человеческое достоинство, его идеально высокая цена. Речь идет не о качествах человека (смелый, честный, добрый), а именно о достоинстве, его охране и его нарушениях. Когда мы спрашиваем: «Какая завтра погода?» — мы хотим знать истину о погоде, больше ничего. Но стоит спросить: «Скажите мне правду, какая завтра погода?» — и сейчас же появляется предположение, что по каким–то причинам, жалея меня или желая нанести вред, могут сказать неправду, обмануть. О Суэцком канале можно сообщить большое количество истин: когда он открыт, какова его длина, ширина и т. д. Но в книге «Правда о Суэцком канале» наверняка опровергается какая–то неправда. Где правда — там предполагается и возможная неправда, ложь, обман. Машину о правде спрашивать смешно, она может ошибаться, но обманывать не может, обман — сознательное унижение человека, его достоинства, и любой спор о правде или неправде, даже по самому мелкому случаю, — это, в конечном счете, спор о человеческом достоинстве.
Всякий суд начинается с установления истины: что произошло? Кто, где, когда, каким образом? От свидетелей требуют говорить правду, и только правду, потому что они люди и, следовательно, в зависимости от представления о достоинстве человека, они могут говорить и ложь. Но после того как беспристрастным исследованием истина была найдена (и не произошло судебной ошибки), суд и сам вступает в область права и правды: как оценить людей, ответственных за происшедшее? Это зависит от представления суда о человеке. В одной части света судья, установив факт крупной спекуляции, пожмет плечами и отпустит подсудимого — в его представлении человек имеет право наживать деньги не только трудом, но и спекуляцией. В другой части света подсудимого приговорят к лишению свободы, потому что, по представлению здешнего судьи, человек должен зарабатывать на жизнь трудом. Не раз бывало, что суд, установив истину, приговаривал подсудимого к смерти, а суд истории, пользуясь той же истиной, объявлял бывшего подсудимого героем всех времен и народов, как это случилось, например, с Сократом. В таких случаях говорят, что правда восторжествовала.
Давно, в V веке до нашей эры, когда философия впервые занялась человеком (до того она была натурфилософией, ее интересовали истины, устройство мира), софист Протагор написал знаменитые слова: «Человек — мера всех вещей». А что же правда? Правда — мера человека. Но поскольку для человека нет другой, высшей единицы измерения, чем сам человек, то и мерить его можно лишь в сравнении с другим человеком, с человечеством, с идеальным человеком, с идеалом. Правда и появилась лишь с появлением человека, она моложе истины, поэтому можно сказать «истинная правда», но нельзя сказать «правдивая истина». Истина скрыта в природе, правду человек несет в себе. Он не только знает или не знает правду, он и сам есть правда или неправда.
Правда — мера человека, степень его приближения к идеальному человеку. Чем дальше цена, назначаемая обществом, от действительной, подлинной цены, тем острее у человека чувство неправды, тем более склонен он негодовать, как пушкинский Сальери, не только на земную жизнь, но даже и на небеса:
Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше. Для меня Так это ясно, как простая гамма.
Есть ли правда или ее нет, по достоинству ли относятся к человеку — тревожный вопрос всех правдолюбцев и правдоискателей. Извечная борьба за правду — борьба за то, чтобы ко всякому человеку относились по–человечески и полной мерой отпускали ему уважение и блага. Ведь и само слово «уважение» — от «важность», «вага» — вес. Правда — в уважении к человеку. Все социальные революции — борьба за уважение к классу людей, ранее униженных, например за то, чтобы трудящийся человек ценился выше нахлебника, а не наоборот.