Могилы на полу. Завещать себя похоронить под ноги богомольцам всё же кое-чего стоит. Не в стену, а под ноги. Так часто хоронят и армяне своих предстоятелей. Есть такие примеры у грузин. Были так ли уж смиренны при жизни те, кто лег под ноги, - вопрос. Но сама традиция смиренна.

Скульптуры разительно отличны от икон. Икона всё скажет глазами, а статуя глазами ничего не скажет. Остается говорить жестами. Оттого статуи так страстно напряжены и неестественны в позах. Это их способ говорить с молящимися. И смиренный Амвросий превращается в гиганта, энергично выбрасывающего куда-то перед собой руку. А надпись у ног: «Я - Пастырь добрый» («Ego sum Pastor bonus»). Но есть здесь чудное Введение во храм. Маленькая трехлетняя Богородица, старенькие родители, архиерей вверху лестницы. Всё в белом камне и трогательно до удивления. И возле Распятия всегда хочется преклонить колени.

Дано мне знать, что Ты за нас страдал,

Но не дано всегда об этом помнить.

Чтоб помнить страсть Твою, мне нужен тайный труд...

Интересно, как здесь было всё, когда туристов не было или их количество в разы уступало нынешним наплывам?

Я пробую представить этот град Без толп туристов (то есть без себя),

А только с теми, кто родился здесь,

Кто был намерен здесь же умереть И (что немаловажно) здесь воскреснуть...

Обойдя собор подобием крестного хода, поднимаемся на крышу Дуомо. Тончайшая резьба на страшной высоте и множество искусно вырезанных фигур, которые не предназначены для того, чтобы их видеть. Возникает оторопь. Это торжество веры и подвиг или что-то другое? Кто прославлен этими подвигами резца: Христос или человеческий гений? И нужно ли вот так столетиями и усилиями тысяч рук отделывать углы и закоулки, которые в принципе не предназначены для молитвы и созерцания? Ладно, сейчас люди залезли всюду. Но ведь они и сейчас здесь не молятся, а тут фигуры Варвары, Екатерины, Григория Великого. Здесь может сидеть каменная птичка, изящная и тонко выделанная. Я думал когда-то, что самые великие внешние свершения (военные походы, грандиозные стройки) производятся тогда, когда энергия веры накоплена предыдущими столетиями колоссальная, а суть веры уже начала скрываться от взора великих вершителей. Так мне кажется и сейчас.

Над городом висит смог. И в тумане неподалеку, как раз на уровне соборной крыши с зарослями каменных завитушек, вертится башенный кран. Интересно, крановщик в курсе, напротив какого храма он тягает емкости с раствором? Или он посмеивается над нами? Ведь мы платим деньги за то, чтобы подняться на высоту, на которой он деньги зарабатывает. И еще можно поспорить - у нас или у него вид открывается великолепней. Всегда удивляет близость быта к святыням: парикмахерские и кондитерские на улочках старого Иерусалима, продавцы кукурузы возле стен Софии или вот этот крановщик над крышей миланского собора. Удивляет не просто близость быта к святыням, а неизбежное и даже необходимое соседство быта и святынь. В конце концов, «голос жениха и невесты», звуки «мелющих жерновов» тоже библейские признаки живого города, а не одни только звуки колокола или молитв.

Милан, храм святого мученика Лаврентия (Basilica di San Lorenzo)

Прежде, чем попасть к Амвросию (это главная цель поездки вообще), случилось оказаться в Сан-Лоренцо. Лаврентий, архидиакон папы Сикста, - один из самых известных мучеников Церкви. Его испекли на железной решетке, прижав тело к раскаленному железу рогатинами, и когда один бок сгорел, он сказал: «Можете переворачивать». После этого отдал душу Богу. Так с решеткой (как Екатерину - с острым колесом) его и изображают. Лаврентий никогда не был в Милане, но, чрезвычайно почитаемый повсюду, подвиг посмертными чудесами местных христиан построить ему храм. Храм огромен, сложен частично из плит бывшего амфитеатра и во многом сохранился с IV века. Фрески, красивые, еще наивные по причине древности, такие непривычные для католических соборов, смотрят со многих стен. Уже на выходе привратник услышал, что мы говорим по-русски.

«Здесь есть мощи, которые ищут паломники из России. Наши о них мало знают», - сказал он и повел нас в один из боковых алтарей. Там под престолом со стороны священника (после Второго Ватиканского священник стоит лицом к людям), так, что мирянам никак не увидеть, лежат мощи святой Наталии. Он нам позволил зайти за престол и оставил нас с Наталией одних. Мы преклонили колени. А ведь несколько прихожанок Наталий просили нас помолиться именно у мощей своей святой. Если мы, конечно, до них доберемся. И вот добрались, не искав. Как, впрочем, почти всегда и бывает.