В остальном - это пережиток, который должен постепенно уйти в прошлое. Даже с экономической точки зрения, храмы, совершающие требы за посильное вознаграждение без фиксированной платы, чувствуют себя лучше, чем храмы, цепляющие ценники на требы. Но это нужно понять, а чтобы понять, нужно говорить. Поэтому вы спрашиваете - я отвечаю, и свою лепту в сдвигание этого процесса с мертвой точки мы делаем.

Покойный Патриарх московский Алексей ІІ уж лет, наверное, 12-15 назад, выступая перед духовенством Москвы, говорил: «Не надо назначать цену за требу. Цена может быть на свечке, книжке, потому что это товар, но цены на молитве быть не должно, потому что молитва - это не товар». Нам это всем нужно понять, нам - это в смысле не вам, потому что мы, видимо, это не все поняли. Ну что ж, мы, благодаря этому свободному диалогу, будем думать про это дальше и, наконец, понимать это и с трудом принимать это, потому что хорошее принимается с трудом. И это трудное принятие хорошего будем трудным приближением к идеалу. Видимо, стоит об этом спрашивать и стоит об этом отвечать ради общего приближения к идеалу.

Виктор из Киева:- У меня два принципиальных вопроса:

1) как Вы объясните, что во времена крепостного права православная церковь имела крепостных (т.е. рабов)?

2) почему в 1917 году церковь не поддержала (и не попыталась направить в правильное русло) попытку построить честное общество без эксплуатации (коммунизм) - по сути, рай на Земле?

Спасибо за ответ.

Отец Андрей: - На два принципиальных вопроса даю два принципиальных ответа.

До ХІХ века священники в селах были такими же крепостными, как и их паства. И их можно было сечь, чуть ли, дай Бог памяти, не до царствования Николая I, а может, и позже. Поэтому, когда мы читаем и говорим о крепостных структурах, мы должны понимать, что сказанное относится к высшему духовенству, не составляющему даже 1% в общем количестве духовных лиц. Все остальные несли на себе полный вес тяжести жизни обычного человека.

Именно этим и объясняется впоследствии тот революционный бунт и то восстание масс, которое было направлено на высшую власть и сращенную с ней высшую иерархию. Но пострадали при этом все верующие, то есть бунт цели не достиг, еще более закабалил простого человека. В своем большинстве, имейте в виду, церковь приняла спокойно или даже приветственно Февральскую революцию, то есть упразднение монархии, не крушение, а упразднение, и отречение императора Николая, ныне достойно и праведно канонизированного, его от престола.

Февральские события церковь восприняла как свободу. Это, может быть, странно для многих звучит, но со времен Петра никто не был так несвободен, как церковь. Поэтому во многих ваших тезисах и вопросах, при всей их принципиальности, есть два момента незнания.

Первое: простое духовенство, а со времен Петра монашество, было, по сути, тягловыми категориями населения и не роскошествовало, рабовладельцев не было так точно. А второе: церковь хотела демократизации жизни и её либерализации в хорошем смысле. Но так получилось, что слово либерал или либерализм в восточнославянской истории последних столетий заклеймило себя. Получилось так, что либералы - это те, кто критикует нынешнюю власть, обещает лучшее, помогает разрушить нынешнюю власть, но на своем горбу приводит к власти настоящих демонов. Вот что такое либерализм по-русски и, наверное, по-украински. Церковь была обманута в своих чаяниях, и те, кто приветствовал падение монархии, как правило, об этом горько жалел.

Надежда, Винница: - Что можете сказать по поводу веры и современной молодежи? Считает ли украинская молодежь нужным посещать храмы?

Отец Андрей: - Считаю нужным сказать, что молодежь часто бывает лучше, чем мы о ней думаем. Они вполне живы, вполне нравственны и бескомпромиссны, как это и требуется в их возрасте. Другое дело, что порваны связи коммуникативные между поколениями, и мы не можем транслировать на них легко те ценности, которые считаем нужным. Кроме того, у взрослых людей может не быть никаких ценностей, четко сформулированных, осознанных, заработанных, кроме ропота и бурчания на тех, кто неправильно одет. У молодых могут быть вопросы, но они не знают, кому их задать. Если они их нам зададут, не факт, что мы на них ответим. На фоне этого у них рождается скепсис и бунтарство - вечные спутники молодежи, сомнения во всем, и бунт, рожденный избытком энергии. Это столь же древние вещи, как стояние мира. И ничего принципиально нового я здесь не вижу. Больше спокойствия, серьезности и больше мыслей о том, кто правит миром.

Больше молитв - и всё не будет хуже, по крайней мере.