Книга — это письмо в бутылке, написанное главным образом не для тех, кто рядом, а для кого-то, живущего не здесь и не сейчас. Главный читатель всегда за пределами видимости. В этом есть нечто грустное и божественное одновременно. Грустное потому, что книга — это свидетельство человеческой глухоты, свидетельство невозможности докричаться и достучаться до современника. Человек пьёт суету, как воду, и взглядом скользит лишь по поверхности. «Что Пушкин? Сложный человек, посредственный семьянин. Стишки, правда, временами хороши...» И только бронза, сковавшая тело, даёт окрепнуть связкам, а голос, очищенный от повседневности, звучит беспримесно и чисто.

Ещё хуже, если пишущего человека расслышали, но неверно поняли. Но в любом случае, будь мы поумней и повнимательней, самые главные мысли выговаривались бы нами с глазу на глаз, устами к устам, и половина типографий вынуждена была бы закрыться.

Но и тот факт, что крючочки и точечки, смело стоящие на бумаге и говорящие всем одно и то же; тот факт, что эти значочки-буковки способны сквозь столетия доносить до людей сердцебиение далёкого автора, говорит о божественной природе письменности и о бессмертии человека.

Гектор, Гамлет, Гекуба...

Вот история из жизни моих друзей. Муж читает «Дэвида Копперфильда», жена рядом убирает вещи в шкафу. Не поворачиваясь к мужу лицом, она окликает его и не слышит ответа. Окликает ещё. Поворачивается и смотрит на мужа с удивлением. Взрослый мужик впился глазами в книгу, и глаза его влажны. Он не видит жену, не слышит её голоса и вряд ли сейчас способен назвать свою фамилию. Через минуту он с гримасой боли отрывается от текста и упавшим голосом говорит сам себе, никому, просто говорит: «Стирфорд обольстил малютку Эмли». Это финал. Дальше ехать некуда. Если такое возможно, то дело не в мастерстве Диккенса и не в чувствительности его читателей. Дело в том чуде прикосновения друг к другу сквозь столетия; в чуде, на которое способен только человек и имя которому искусство.

Между Гомером и временами осады Трои лежала пропасть, сопоставимая с той, что лежит между нами и Мамаевым побоищем. Кто знает, что чувствовал он сам, когда описывал похороны Гектора и рыдания его матери? Но вот спустя столетия бродячие артисты в Эльсиноре ставят античную пьесу, и Шекспир устами Гамлета произносит: «Что он Гекубе? Что ему Гекуба? А он рыдает». И мы, чувствуя иррациональную силу и правду этих слов, смешиваемся воедино, где и когда бы ни жили: Гекуба, Гектор, Шекспир, Гамлет, Козинцев, Смоктуновский, режиссёры, читатели, зрители.

Вселенная людей сжимается до размера ладони. Мы чувствуем её тяжёлое единство, как будто взвешиваем в руке слиток благородного металла. Бессмертный дух, затейливые буквы, горящая и лёгкая бумага. Всё вместе — чудо!

Книга книг

Все книги как-то связаны с Библией. Древние хроники связаны стилем и смыслом с Книгами Царств. Любовная лирика разных народов узнаёт свои черты в Песни песней. Письма, притчи, послания, рассказы — все эти жанры есть в Писании, и любую хорошую книгу можно считать расширенной и истолкованной цитатой из Библии.

Николай Сербский пишет: «Многие говорят — читайте Библию. Я же скажу — прочтите Библию, а затем 5 лет не читайте её. Читайте всё, кроме неё, а через 5 лет опять прочтите Библию. Тогда вы поймёте, что она такое». Если кто-то исполнит эти слова на деле, он скажет нам не только о глубине, о вечности и точности Божиих слов, о том, что они слаще мёда и драгоценнее отборных каменьев. Он также поведает нам о том, что те за пять лет прочитанные книги тоже были прочитаны не даром. Во многих из них есть лучи того же света, только эти лучи рассеяны, а не сфокусированы. Он скажет нам о том, что многие страницы потрясали его, будили совесть, рождали глубокие и чистые мысли.

Библия принципиально переводима. Есть много книг — и старых, и современных, — смысл которых теряется за пределами породившей их культуры. Главный герой в фильме «Ностальгия» слышит стихи Тарковского в итальянском переводе и говорит читающей их девушке: «Выбросьте это. Стихи не переводятся». Под этими словами, с некоторыми оговорками, подписались бы многие переводчики и знатоки литературы. Но эти слова не о Библии. Она создавалась Богом, то есть вдохновлялась и затем проговаривалась и записывалась как Слово, через немногих обращённое ко всем.

Путеводители

Интересно то, что люди пишут справа налево, слева направо и сверху вниз. Но никогда — снизу вверх. Письмо — это знания, а знания всегда сверху. Это — дождь на землю, а не пар от земли. И отношение к письму традиционно сакрально. Поэтому европейцы долгими столетиями учились читать по Часослову и Евангелию. Евреи учили детей читать именно с целью общения с Богом через книгу. Таковы же и интуиции мусульман. Во всех мировых культурах через обучение грамотности человеку давали ключ к хранилищам премудрости.

В новейшие времена ситуация изменилась. Человеку дают ключ, но не говорят, где дверь. Обладатель ключа становится похожим на деревянного мальчика. Он ищет некую дверцу, попадает в руки разбойников, посещает страну дураков, и в реальной жизни всё заканчивается не всегда так счастливо, как в сказке, содержащей намёк на притчу о блудном сыне. Но всё равно это похоже на окружной путь паломника. Путь совершается не по полному бездорожью. На этом пути есть знаки, и путник обязан их читать.