Ибо меня, на которого люди не считают достойным смотреть, а (тем более) ни говорить, ни сотрапезовать совершенно не хотят со мною несчастнейшим, Ты, питающий всякое дыхание и естество, неприступный для Серафимов, Создатель, Творец и Владыка всех, не только зришь, и говоришь со мною, и питаешь (меня), но и плоть Твою существенным образом сподобил меня и держать и вкушать, и пить кровь Твою всесвятую, которую ради меня излил Ты закланный, поставив меня служителем и литургом и таинником этих (Таин), меня, которого Ты знаешь, Всеведущий, прежде нежели веки сотворил и прежде чем произвел что-либо из невидимого, ибо видимое Ты составил впоследствии, (знаешь, как) грешника, блудника, мытаря, разбойника, сделавшегося самоубийцей, презрителя добра, делателя беззакония и преступника всех Твоих заповедей.

Итак, Ты знаешь, что это истинно.

Как явлюсь я пред Тобою, Христе мой?

Как приближусь к трапезе Твоей?

Как буду держать пречистое тело Твое, имея руки совершенно оскверненные?

Как воспою Тебя? как буду ходатаем за других, не имея ни добрых дел от веры, ни любви к Тебе, ни дерзновения, но будучи сам должником, как Ты знаешь, многими талантами, многими беззакониями.

Недоумевает ум, бессилен язык, и никакого слова не нахожу я, Спасителю, чтобы поведать о делах Твоей благости, которые Ты сотворил на мне, рабе Твоем.

Ибо внутри меня горит как бы огонь, и я не могу молчать, не вынося

великого бремени даров Твоих.

Ты, сотворивший птиц щебечущих (разными) голосами, даруй и мне недостойному слово, дабы всем письменно и неписьменно поведал я о том, что Ты соделал на мне по беспредельной милости, Боже мой, и по одному человеколюбию Твоему.

Ибо превыше ума, страшно и велико то, что подал Ты мне страннику,

неученому, нищему, лишенному дерзновения и всяким человеком отверженному.

Родители (мои) не питали ко мне естественной любви.

Братья и друзья мои все насмехались надо мною; утверждая, что любят меня, они говорили совер­шенно ложно.

Сродники, посторонние и миpскиe начальники тем более отвращались от меня, не вынося (меня) видеть, чем более [хотели] погубить меня со своими беззако­ниями.

Часто желал я безгрешной славы, но не нашел еще ее в настоящей жизни.

Ибо мирская слава, как я убедился, без (всякого) другого деяния есть (уже) грех.

Сколько раз я хотел быть любимым людьми и стать к ним близким и откровенным, но из благомыслящих никто не терпел меня.

Другие же напротив желали видеть и знать меня, но я убегал от них, как от делателей зла.

Итак, все это, Владыко, и иное большее того, чего не могу я ни рассказать, ни припомнить, Ты, промышляя, соделал на мне блудном, дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы и страшной прелести наслаждений сей жизни.

Добрые (люди) бегали от меня по причине (моего) внешнего вида, а злых я убегал по своему произволению.