«...Иисус Наставник, помилуй нас!»
Ибо внутри меня горит как бы огонь, и я не могу молчать, не вынося
великого бремени даров Твоих.
Ты, сотворивший птиц щебечущих (разными) голосами, даруй и мне недостойному слово, дабы всем письменно и неписьменно поведал я о том, что Ты соделал на мне по беспредельной милости, Боже мой, и по одному человеколюбию Твоему.
Ибо превыше ума, страшно и велико то, что подал Ты мне страннику,
неученому, нищему, лишенному дерзновения и всяким человеком отверженному.
Родители (мои) не питали ко мне естественной любви.
Братья и друзья мои все насмехались надо мною; утверждая, что любят меня, они говорили совершенно ложно.
Сродники, посторонние и миpскиe начальники тем более отвращались от меня, не вынося (меня) видеть, чем более [хотели] погубить меня со своими беззакониями.
Часто желал я безгрешной славы, но не нашел еще ее в настоящей жизни.
Ибо мирская слава, как я убедился, без (всякого) другого деяния есть (уже) грех.
Сколько раз я хотел быть любимым людьми и стать к ним близким и откровенным, но из благомыслящих никто не терпел меня.
Другие же напротив желали видеть и знать меня, но я убегал от них, как от делателей зла.
Итак, все это, Владыко, и иное большее того, чего не могу я ни рассказать, ни припомнить, Ты, промышляя, соделал на мне блудном, дабы извлечь меня из пропасти и мирской тьмы и страшной прелести наслаждений сей жизни.
Добрые (люди) бегали от меня по причине (моего) внешнего вида, а злых я убегал по своему произволению.
Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и богатство, великолепные одежды и изнеженные нравы.
[О себе] же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе, ибо боюсь и говорить и писать о таковых (вещах), чтобы не впасть в [противоречие] словам своим и не согрешить, и будет (тогда) неизгладимым ложно написанное.
Когда призывал меня кто-либо к делам безумия и грехам поистине прелестного миpa сего, сердце мое все сжималось внутри и как бы скрывалось, стыдясь себя самого, будучи твердо сдерживаемо Твоею, конечно, Божественною рукою.
Любил и я все прочее житейское, что увеселяет зрение и услаждает гортань, и украшает это тленное тело; но мерзкие деяния и сладострастные желания Ты изгладил из сердца моего, Боже мой, и ненависть к ним вложил в мою душу.
Хотя произволением своим я и прилежал к ним, но Ты делал так, что или желания мои были неисполнимы, или напротив действия мои нежеланными, [что было] величайшим, конечно, чудом.
По Божественному смотрению (Своему) Ты отделил меня от всех:
От царей, князей и богатых миpa сего.