Ибо они любили, как сказано, мирскую славу и бо­гатство, великолепные одежды и изнеженные нравы.

[О себе] же я не знаю и не ведаю, что мне изречь и сказать Тебе, ибо боюсь и говорить и писать о таковых (вещах), чтобы не впасть в [противоречие] словам своим и не согрешить, и будет (тогда) неизгладимым ложно написанное.

Когда призывал меня кто-либо к делам безумия и грехам поистине прелестного миpa сего, сердце мое все сжималось внутри и как бы скрывалось, стыдясь себя самого, будучи твердо сдерживаемо Твоею, конечно, Божествен­ною рукою.

Любил и я все прочее житейское, что увеселяет зрение и услаждает гортань, и украшает это тленное тело; но мерзкие деяния и сладострастные желания Ты изгладил из сердца моего, Боже мой, и ненависть к ним вложил в мою душу.

Хотя произволением своим я и прилежал к ним, но Ты делал так, что или желания мои были неис­полнимы, или напротив действия мои нежеланными, [что было] величайшим, конечно, чудом.

По Божественному смотрению (Своему) Ты отделил меня от всех:

От царей, князей и богатых миpa сего.

Много, много раз, когда я и склонялся (уже) волею к этим (вещам), сам Ты не попускал состояться соизволению (моему) на что-либо из этого.

Иных, говоривших мне о прославлении и обогащении в жизни, я ненавистью, Владыко, возненавидел от сердца, так что даже в беседу никогда не вступал с ними; и (тогда) они напротив, взбесившись, сильно били меня палками.

Другие же укоряли и злословили меня пред всеми, называя меня делателем всякого беззакония и желая отвратить меня от правого пути.

Ибо я избегал (этих) деяний чтобы не быть злословимым, а они злословили меня, чтобы я пришел к (таковым) деяниям.

Обещающим же дать (мне) славу миpa сего Ты дал мне, Спасителю мой, отвечать таким образом: если бы ты обладал, говорил я, всею славою миpa, и на главе твоей был бы царский венец, а на ногах твоих пурпуровая обувь, и над всем этим ты внезапно сделал бы меня господином, сам же стал простецом, желая быть рабом моим; то к лукавому мудрованию твоему я отнюдь не приобщился бы и не снизошел в сей жизни.

Но какая хартия вместила бы Твои благодеяния и великие Твои блага, которые Ты соделал на мне?

Ибо если бы мне даны были тьмы языков и рук, то (и тогда) я не мог бы изречь или описать все, потому что их бездна, конечно, по бесчисленному множеству, и они недомысленны по величию славы; и я изнемогаю мыслью и надрываюсь сердцем своим, что не могу поведать о тебе, Боже мой.

Ибо когда помыслю я несчастный, что сделал я, и сколько (раз) Ты помогал мне, от чего избавлял меня и от сколь великих бед, Спасителю мой, человеколюбно спасал, не вспоминая зол, которые я соделал, но, как бы сотворившего много и великого добра и чистого от святой матери—купели, так воспринял меня, так почтил, так украсил меня царскою одеждою; то весь объят бываю трепетом и прихожу в исступление от радости, становлюсь безгласным и сильно расслабеваю, так как Бог—Творец миpa дан мне, человеку мерзкому и отвратительному для всех людей и бесов, как соделавшемуся уже и превзошедшему совершением непристойнейших и этих (последних).

Увы мне постыдному и сквер­ному! и как я буду говорить (еще)?

По безмерному благоутробию Ты соединился со мною, Человеколюбче, великий в непорочности, (еще) больший святостью, несравненный в могуществе и неизобразимый в славе, и снизошел свыше от безмерной высоты до последних врат ада грехов моих, до мрака нищеты моей и ниспадшей (моей) храмины, от многих беззаконий и величайшего нерадения совершенно запущенной и оскверненной,— Ты, Который сперва воскресил меня, долу лежащего, и поставил на камне Божественных заповедей Тво­их, и омыв, очистил от тины пороков моих, и облек в хитон светлейший снега, и вымел загрязненную храмину и, войдя (в нее), стал обитать, о Христе Боже мой!

Потом Ты соделал меня престолом Божества Твоего, жилищем неприступной Твоей славы и царства, светильником, имеющим внутри неугасимый и Бо­жественный свет, сосудом поистине доброго бисера, полем, на котором скрыто сокровище миpa, источником, пьющие из которого никогда не жаждут, и который десятикратно источает . весьма (обильную) воду и с верою пьющих (ее) соделывает бессмертными, раем, имеющим к тому же посреди древо жизни, и землею, объемлющею Тебя, для всех невместимого, которого я взыскал некогда от всего сердца своего, желая всегда слушать Твое слово.

Ибо если и прежде ум мой не мог вообразить Тебя чисто, будучи совершенно осквернен, ни глаза (не могли) увидать, ни слух—услышать, ни сердце мое воспринять Божественных восхождений, но от одного слуха душа моя вся приходила в изумление, поражаясь страхом и трепетом; то и теперь она изумляется, видя Тебя внутри себя и созерцая Тебя (как бы в зеркале), поскольку да­ешь Ты ей (видеть) всего (Себя) во всей вселенной и всего вне ее, и напротив внутри себя всего (Тебя) усматривая, всего непостижимого в Божественном Божестве (Твоем), для всех невидимого и сокровенного, Тебя неприступного и доступного, для кого Ты изволил, подобно тому как Сам Ты восхотел человеколюбно явиться [на земле], (Тебя), для Херувимов и Серафимов и всех Ангелов неприступного и страшного сиянием Божественного естества,— среди людей (видя) доступным, она вся совершенно приходит в исступление.

Но еще более она изумляется Твоей благости и человеколюбию, так как Ты очищаешь нечистые души, и ум про­свещаешь, и обнимаешь земную и вещественную сущность, и возжигаешь великое пламя Божественной любви, и, как бы огонь, ввергаешь в меня Божественное желание любви, и уготовляешь меня достигать до третьего неба, и делаешь, Спасителю, (способным) восхищаться в рай, в котором я слышу неизреченные и страшные глаголы, коих невозможно пересказать смертным или поведать словесно.

Тебе же, Христе, подобает честь, слава и величие, и вечная держава, (как) Владыке всего (миpa), со Отцом и Духом—по естеству Пресвятым, ныне и присно и во веки веков. Аминь.