- Как велено, пошли к выходу.

- Ну, вот вам, - он дал нам ещё по одному пакетику. - Один остался. Возьмите, - и монах протянул пакетик мне.- Идёмте.

Я держал в руках три небольших полиэтиленовых пакетика, в которых лежали три пояска Богородицы.

- Идёмте же!

- Пошли, - потянул меня Алексей Иванович.

Признаюсь, я плохо слушал нашего доброго монаха. Впрочем, всё - и рассказы про царицу, которой сказано было, что на Святой Горе не место женщинам146, и про икону, которая предсказала нападение разбойников и тем уберегла обитель147 (мы молились, прикладывались), потом пошли в дом, где произошло чудо с маслом148 (тоже прикладывались к иконе и там нам дали маслица) - всё было, как в тумане. Может, это оттого, что я не особо люблю музеи и экскурсии, когда ты должен слушать то, что можно найти в справочниках, а не то, о чём нигде не написано. А скорее всего, от того, что в руках я держал три Богородичных пояска. При этом я влюблёнными глазами смотрел на старательно рассказывающего историю Ватопеда монаха, старался стать поближе и задавал вопросы, хотя ничего толком не соображал, но помнил, что лекция тогда считается удачной, когда слушатели эти вопросы задают. Вот и я старался подфартить монаху и, кажется, порядком надоел не только ему, но и соотечественникам, которые стали подозревать во мне обмирщвлённого интеллигента.

Но вот они три - три! - пояска-то!

Нас всех спасла необходимость идти на ужин. За трапезой я стал приходить в себя, то бишь возвращаться на землю. А когда в конце сделал добрый глоток вина, вернулась способность изъясняться на человеческом языке, и я, обратившись к Алексею Ивановичу, торжественно изрёк:

- Ты понял: три пояска!

Алексей Иванович смотрел на меня снисходительно, как старший брат на младшего, еде-лавшего первое жизненно важное открытие, давно уже, впрочем, известное человечеству.

И я понял, что он понимает меня.

- Между прочим, - склонился ко мне Алексей Иванович, - мы сегодня ничего такого не вкушали.

Я улыбнулся.

-Вино-то за скоромное не считается?

- Вино - заслуженное.

Когда мы вышли из трапезной, вечерний сумрак пробрался по улицам и площадям монастыря, как пробирается холод по рукавам осеннего пальто.

- Ну, теперь-то нас должны оставить ночевать, - сыто произнёс Алексей Иванович.

А я и забыл, что мы ещё нигде не ночуем.

- А мне всё равно, - отозвался отец Борис -беспечное восприятие мира и жизнерадостность, кажется, никогда не покидают его.

И я был с ним солидарен - так хорошо было.

Мы отправились за вещами и обрели их там, где и оставили. Монах, возвращая нам диамонитирионы, проворчал что-то, видимо, о том, что пускает нас вопреки всяким правилам и только по величайшему снисхождению. Так ведь в рай иначе и не попадают. Он записал нас и направил в архондарик.