Десять собеседований отцов, пребывающих в Скитской пустыне

Всякий может видеть это и из повествований Священного Писания. Саул, коему первому вверено было Израильское царство, поелику не имел рассудительности, будучи помрачен смыслом, не умел рассудить, что повиновение повелению святого Самуила было гораздо угоднее Богу, нежели принести жертву (см.: 1 Цар. 13, 13–14; 10, 8); и чем думал угодить Богу, тем прогневал Его, и отвержен от царства, чего не потерпел бы, если бы снискал себе свет рассудительности.

Глава 4. Польза рассудительности доказывается Священным Писанием

Рассудительность и Апостол называет солнцем, когда говорит: “солнце да не зайдет в гневе вашем” (Еф.4, 26). Она называется также кормилом жизни, как сказано в Священном Писании: “в нихже несть управления (окормления), падают, яко листвие” (ср.: Притч.11,14). Она в Священном Писании называется советом, без которого, как то же Священное Писание учит, мы не можем ничего делать, так что без оного не позволяет пить и самое духовное вино, веселящее сердце человека, по сему изречению: с советом все делай, “с советом пий вино” (ср.: Притч.31, 4) — и еще: “якоже град стенами разорен и неогражден, тако муж творяй без совета” (ср.: Притч.25,29). В ней состоит премудрость, в ней разум и смысл, без коих нельзя ни созидать внутренний наш дом, ни собирать духовное бо¬гатство, как сказано: “с премудростию зиждется дом, и с разумом исправляется, и с чувствием (смышленостию) исполняются сокровища богатства” (ср.: Притч.24,3–4). Она называется крепкою пищею, свойственною тем, которые на¬выком приучили чувства к различению добра и зла (ср.: Евр. 5, 14). Из этого ясно открывается, что без дара рассудительности не может стоять никакая добродетель или пребывать твердою до конца. Ибо она есть матерь, хранительница и управительница всех добродетелей”.

Глава 5. О смерти старца Ирона

Вот мнение и решение святого Антония, с коим и прочие отцы согласны были! Но чтобы решение святого Антония утвердить новейшими примерами и опытами наших времен, вспомните о жалком падении старца Ирона, которому он подвергся пред нашими глазами за несколько дней пред сим; как он прельщением диавола с такой высоты жизни низвергся в бездну смерти. Мы помним, что он пятьдесят лет пребывал в пустыне, вел самый суровый образ жизни, хранил строгое воздержание, пребывал в глубокой пустыне и более всех, здесь живущих, предавался уединению. Но, после таких трудов и подвигов поруганный диаволом, он подвергся тягчайшему падению, повергши в неутешный плач всех живущих в пустыне отцов и братии. Сего не пострадал бы он, если бы огражден был добродетелию рассудительности, которая научила бы его повиноваться не собственному помыслу, но совету отцов и братии. Последуя собственному помыслу, он до того старался о посте и уединении от людей, что и в праздник Святой Пасхи не приходил в церковь, опасаясь, чтобы, сошедшись с отцами и братиями и едя вместе с ними, не вкусить по необходимости; овощей или чего-либо другого, предложенного на трапезе, и не показаться отпадшим от своей цели и правила. Итак, долго прельщаемый своею волею, он принял к себе ангела сатаны и, поклонившись ему, как Ангелу света, получил от него повеление — в полночь броситься в глубокий колодезь, чтобы опытом удостовериться, что он уже не подвергнется никакой опасности по заслугам своих добродетелей и трудов. Не рассудив в уме своем того, кто это советовал, но, омрачившись смыслом, он в полночь бросился в колодезь. Немного спустя братия, узнав о случившемся, едва с великим трудом могли вытащить его полумертвого. По извлечении прожив два дня, в третий он помер, оставив неутешную печаль братии и настоятелю Пафнутию, который, будучи движим великим человеколюбием и помня великие его труды и многочисленность лет, проведенных им в пустыне, не лишил его поминовения и приношения за усопших, чтобы он не был причтен к самоубийцам.

Глава 6. О падении двух братьев по нерассудительности

Что сказать о тех двух братьях, которые обитали по ту сторону пустыни Фиваидской, где жил некогда блаженный Антоний? Они, будучи движимы необдуманною мыслию, предприняли намерение идти во внутренность обширной невозделанной пустыни, решившись не принимать пищи от человека, кроме той, какую Господь чудесно подаст им. Когда они блуждали по пустыне и изнемогли от голода, издалека увидели их мазики — народ из всех диких едва ли не самый дикий и жестокий. По действию Промысла Божия они переменили сродную себе жестокость в человеколюбие и встретили их с хлеба¬ми. Один из сказанных братии, пришедши в разум, с радостию и благодарностию принял хлебы, рассуждая, что столь дикие, жестокие и всегда жаждущие крови человеческой люди не оказали бы сострадания к изнемогшим и не принесли бы пищи, если бы Бог не побудил их к этому. Но другой, отказавшись от пищи, так как она принесена была людьми, и оставшись в безрассудном обещании, умер от голода. Хотя оба они, сначала предприняв весьма худое намерение, имели безрассудную и гибельную решимость: впрочем, один, образумившись, исправил то, что безрассудно и неосторожно предпринял; а другой, оставшись в неразумном предприятии и не имея рассудительности, сам себе причинил смерть, которую Господь хотел отвратить.

Глава 7. О прельщении другого по нерассудительности

Что сказать о том, коего имя я не хочу назвать, потому что он еще жив? Он, часто принимая демона за Ангела, получая чрез него “откровения” и часто видя свет без светильника в своей келье, наконец получает от него повеление принести в жертву Богу своего сына, находившегося с ним в монастыре, чтобы чрез то удостоиться чести патриарха Авраама. Советом его он до того был прельщен, что действительно совершил бы заклание своего сына, если бы сын не заметил, что отец его против обыкновения острит нож и готовит узы, чтобы ими связать его для принесения в жертву, и не спасся бегством.

Глава 8. О прельщении и падении месопотамского монаха