Моисей на это сказал: “То и другое в одинаковой мере и с равною заботою должно исполнять, то есть мы должны в точности соблюдать и меру употребления пищи для сохранения умеренности и целомудрия и оказывать гостеприимство и уважение к посещающим братиям ради любви; потому что безрассудно было бы, предлагая трапезу брату, или даже Христу, не разделять ее с ними. В том и другом случае мы будем безукоризненны, если будем держаться такого обычая, чтобы в девятом (по-нашему, в третьем) часу из двух хлебцев, назначенных нам узаконенною мерою, съесть один хлебец, а другой оставить к вечеру в ожидании посещения брата, и если кто придет из братии, то съесть его вместе с пришедшим, не прибавляя ничего против принятого обычая. При таком распределении не опечалит нас и посещение брата, которое должно быть для нас приятно, и, оказывая гостеприимство, мы нисколько не ослабим строгости воздержания. Если же никто не придет, то свободно съедим его одни, как назначенный в узаконенной мере. Таким употреблением пищи мы не обременим желудка ввечеру, как это обыкновенно случается с теми, которые, ревнуя о строгом воздержании, отлагают употребление пищи до вечера, и чрез это сохра¬ним охоту и усердие к вечерним и ночным молитвам, которые (охота и усердие) пропадают от того, если принимать пищу к вечеру. Итак, удобно и полезно принимать пищу в девятом (по-нашему, в третьем) часу; ибо монах, подкрепляющий себя пищею в это время, не только бывает легким и бодрым в ночных бдениях, но и к вечерним собраниям бывает способен, по сварении уже пищи”. Такими-то, столь высокими наставлениями возвеселил нас блаженный Моисей, так что мы, получив назидание, прославили Господа, дающего такую премудрость боящимся Его.

3. Собеседование аввы Пафнутия. О трех отречениях от мира.

Глава 1. Об авве Пафнутии

В лике святых, как чистейшие звезды сиявших в ночи мира сего, наподобие великого светила блистал светлостию знания святой Пафнутий. Он был пресвитером в нашем собрании, то есть там, которое находилось в Скитской пустыне.

Сего не допускал он делать для себя юнейшим, перешедши даже за девяносто лет. В юности своей он с таким усердием предался правилам общежития, что в короткое время, какое пробыл на них, стяжал сокровище послушания и обогатился познанием всех добродетелей.

Здесь опять, по рвению и любви к непрестанному Божественному созерцанию, он с такою заботливостию избегал взора других, что в этом превзошел всех отшельников; для сего приходил в дальние пустынные и неприступные места и укрывался в них долгое время, так что самые отшельники с трудом и очень редко видали его. И нельзя было не верить, что он наслаждается там каждодневно сообществом Ангелов.

Глава 2. О речи этого старца и нашем ответе

Желая воспользоваться его наставлениями, а также смущаемые различными помыслами, уже под вечер мы пришли в его келью. После непродолжительного молчания он начал превозносить наше дело, то есть что, оставив отечество, из любви к Богу, посетив столько областей, терпеливо сносим бедность и скуку пустыни и с таким рвением стремимся подражать их строгому образу жизни, который едва сносят и те, кои родились и возросли в нужде и скудости. На это мы отвечали, что мы заботливо искали его ради наставления и учения, — затем, чтобы сколько-нибудь настроить дух свой его правилами и совершенствами, бесчисленные доказательства коих уже видели и знаем, а не затем, чтобы принимать похвалу за добро, которого, однако ж, в нас нет, — тем меньше, чтобы, по поводу его бесед, приходить в надмение и возношение ума, которое и без того, по внушению врага, часто беспокоит нас в наших кельях. Почему желали бы услышать то, что сокрушало бы нас и смиряло, а не то, что может вести к самопрельщению и гордости.

Глава 3. Предложение аввы Пафнутия о трех родах звания и о трех отречениях

Тогда блаженный Пафнутий начал говорить: “Есть три способа призывания, также три признаем необходимыми и отречения для монаха, каким бы образом он ни был призван. Но прежде надобно знать, для чего сказал я о трех видах призывания.

Надлежит также знать, во-вторых, и необходимость троякого отречения: ибо никак нельзя достигнуть совершенства, если мы или совсем не знаем о сем, или, зная, не стараемся совершить его и самым делом.