Поверить, впрочем, сему и понять силу сего состояния может только тот, кто собственным опытом дознал то, о чем здесь говорится; тот, чьи очи сердечные Господь так отвлек от всего настоящего, что он считает то не только преходящим, но как бы не существующим, как бы дымом исчезающим, чем-то разрешившимся в ничто; кто, подобно Еноху, ходя пред Богом, не обретается в суетном настоящем веке, потому что преложился от сообращения и нравов человеческих, что, впрочем, в Енохе совершилось телесно, как упоминается в книге Бытие: и ходил Енох с Богом, и не обреташеся, зане преложи его Бог (ср.: Быт. 5, 24) — и как говорит о том Апостол: верою Енох преложен бысть не видети смерти (Евр. 11, 5). О каковой смерти Господь говорит в Евангелии: всяк живый и веруяй в Мя, не умрет во веки (ср.: Ин. 11, 26). Потому, желая достигнуть истинного совершенства, мы должны деятельно стремиться к тому, чтобы как телесно мы оставили родителей, родину, богатства и удовольствия мирские, так, оставив все сие и сердцем, никогда уже не обращаться пожеланиями к тому, что отвергли, подобно израильтянам, изведенным чрез Моисея из Египта, кои хотя не возвращались туда телесно, однако ж называются возвратившимися; потому что, оставив Бога, с такою силою знамений изведшего их из Египта, сердцами своими опять обратились к нему (Египту) и, чтя египетских идолов, прежде отвергнутых, говорили к Аарону: сотвори нам боги, иже пойдут пред нами (Исх. 32, 1). Иначе не быть бы нам осужденными вместе с теми, кои, во время пребывания в пустыне, по вкушении небесной манны, желали нечистых, скверных яств, и не показаться ропщущими подобно им: “Хорошо было нам в Египте, егда седяхом над котлами мясными, и ядохом лук, и чеснок, и огурцы, и дыни (ср.: Исх. 16, 3; Чис. И, 5)”. Такой опыт хотя, как образ, прежде совершился еще в том народе, однако ж и ныне, как видим, он повторяется каждодневно в нашем чине и звании. Ибо всякий, по отречении от мира, возвращающийся к прежним заботам и увлекающийся прежними желаниями, делом и мыслию говорит то же, что и те: “Хорошо мне было в Египте”. И таковых найдется не такое же ли множество, в каком тогда, при Моисее, являлись толпы возмутителей, за что из всех вышедших из Египта, коих считалось шестьсот тысяч одних вооруженных, не более двух удостоились вступить в землю обетованную (см.: Чис. 14, 30)? Итак, поспешим заимствовать примеры добродетелей лучше от тех людей, каких немного и кои очень редки, потому что и в Евангелии говорится, что много званых, а мало избранных (см.: Мф. 20, 16). Никакой не будет нам пользы от телесного отречения и местного некоторым образом “исхода из Египта”, если не постараемся стяжать также и отречение сердечное, которое выше и полезнее. О телесном отречении так говорит Апостол: аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, ни кая польза ми есть (1 Кор. 13, 3).

Если же, таким образом, они ниже этой второй степени отречения, то тем менее способны к третьей, которая, без сомнения, есть самая выс¬шая. Рассудите притом внимательно в уме своем, что не просто сказал Апостол: аще раздам имения; ибо при сем можно было бы думать, что он говорит и о том, кто еще не во всей силе, исполняя заповедь Евангелия, оставляет нечто для себя, как поступают некоторые из слабых духом; но аще раздам, — говорит, — вся имения моя, то есть если совершенно отвергну все земные стяжания. Сверх того, к сему отречению он присоединил еще нечто другое, лучшее: и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, ни кая польза ми есть (1 Кор. 13, 3). Другими словами, он как бы так говорил: “Если раздам бедным все имение мое по заповеди Евангелия, в коей говорится: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим: и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вослед Мене (ср.: Мф. 19, 21); если, то есть, так отрекусь, что совершенно ничего не оставлю для себя и потом к сему делу щедрости присоединю еще мученичество и сожжение тела или предание его за Христа; и, однако ж, буду притом или нетерпелив, или гневлив, или завистлив, или горд, буду оскорбляться обидами других, искать толь¬ко своего, питать злые помыслы, нетерпеливо и неохотно сносить, что встретится неприятного, — то никакой не будет мне пользы от отречения и сожжения внешнего человека, когда внутренний притом все еще обложен прежними страстями, когда в первом жару обращения, презрев одни стяжания мира сего, — вещь ни добрую, ни злую, но среднюю, не позабочусь также отсечь пагубные расположения порочного сердца и достигнуть Божественной любви, которая долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не мыслит зла, все терпит, все покрывает (см.: 1 Кор. 13, 4–5, 7) и которая, наконец, никогда не попускает последователю своему пасть от искушений греховных”.

Глава 8. О духовном богатстве, в котором состоит красота души или безобразие

Итак, со всем постоянством должно нам заботиться о том, чтобы и внутренний наш человек отверг и расточил все, собранное им, в прежнем состоянии, богатство пороков, кои, внутренно срод¬нившись с телом и душою, составляют неотъемлемую нашу собственность, так что и по исходе не перестанут сопровождать нас, если не будут отсечены и отвергнуты, пока еще пребываем в теле сем. Ибо как добродетели, или самая лю¬бовь, которая есть источник их, будучи приобретена в сем веке, и по кончине этой жизни облекает красотою и блеском любителя своего; так и пороки, очернив ум наш отвратительными некоторыми как бы красками, в таком искаженном виде предпосылают и в оную Вечную Жизнь. Красота и безобразие души зависит от свойства добродетелей и пороков. Из них извлекается как бы некоторая краска, от которой душа или делается такою светлою и прекрасною, что удостоивается слышать от Пророка: и возжелает Царь доброты твоея (Пс. 44, 12), — или такою мрачною, отвратительною и безобразною, что сама невольно исповедует свое безобразие и зловоние, говоря: возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего (Пс. 37, 6). И Господь говорит к ней: чесо ради несть изцелена рана дщере людий Моих? (Иер. 8, 22). Итак, вот собственно наше богатство, имеющее навсегда неразлучно пребыть с душою нашею, которого никакой царь даровать нам и никакой враг отнять у нас не силен. Вот собственно наше богатство, которого самая смерть не отторгнет от души; и которое отвергши, востекаем к совершенству, а привязавшись к нему, предаемся вечной смерти.

Глава 9. О трояком роде богатства

В Священном Писании разумеется троякое богатство, то есть зло, добро и нечто среднее. Есть богатство злое, о котором говорится: богатии обнищаша и взалкаша (Пс. 33, 11). Еще: горе вам богатым: яко отстоите утешения вашего (Лк. 6, 24). Отвергнуть такого рода богатство есть верх совершенства. В противоположность им поставляются те нищие, кои Самим Господом похваляются в Евангелии: блажени нищий духом: яко тех есть Царствие Небесное (Мф. 5, 3). Также в псалме: сей нищий воззва, и Господь услыша его (ср.: Пс. 33, 7). И опять: нищь и убог восхвалита имя Твое (Пс. 73, 21). Есть богатство благое, которое собирать есть великая добродетель и заслуга и за обладание которым муж праведный удостоивается похвалы, как говорит Давид: род правых благословится: слава и богатство в дому его, и правда его пребывает в век века (Пс. 111, 2 — 3). И опять: избавление мужа души свое ему богатство (Притч. 13, 8). О сем богатстве говорится в Апокалипсисе к тому, кто, не имея его по собственной вине, является бедным и нагим: изблевати тя от уст Моих имам. Зане глаголеши, яко богат есмь и обогатихся и ничтоже требую: и не веси, яко ты ecи окаянен и беден, и нищ и слеп и наг. Совещаю тебе купити от Мене злато разжжено огнем, да обогатишися, и одеяние бело, да облечешися, и да не явится срамота наготы твоея (Апок. 3, 16–18). Бывает богатство чем-то средним, то есть и добром, и злом, потому что, по свойству и расположению пользующихся им, может переходить на ту или другую сторону. О нем говорит святой Апостол: богатым в ны¬нешнем веце запрещай не высокомудрствовати, ниже уповати на богатство погибающее, но на Бога жива, дающаго нам вся обилно в наслаждение: благое делати, богатитися в делех добрых, благоподатливым быти, общителным, сокровищующе себе основание добро в будущее, да приимут вечную жизнь (1 Тим. 6, 17–19). С другой стороны — говорится в Евангелии, что богач, удерживавший такое богатство и нисколь¬ко не хотевший помочь из него нуждающимся, когда от крупиц его желал насытиться бедный Лазарь, лежавший у ворот его, предан за то огню геенскому и вечному пламени (см.: Лк. 16, 19 — 31).

Глава 10. Никто не может быть совершенным из находящихся на первой степени отречения

Итак, оставляя видимое богатство мира сего, мы оставляем не свое, а чужое, хотя хвалимся тем, что оно или собрано нашими трудами, или досталось нам от родителей по наследству. Ибо у нас, как я сказал, нет ничего своего, кроме того, что усвоено сердцем, что сроднилось с душою нашею и чего, потому, никто никогда не может похитить у нас. О сем видимом богатстве с упреком говорит Господь к тем, кои, обладая им, как собственностию, не хотят уделять из него нуждающимся: аще в чужем верни не бысте, ваше кто вам даст? (Лк. 16, 12). Итак, что богатство у нас чужое, в этом уверяет нас не только повседневный опыт, но и то, что оно прямо этим именем обозначено в изречении Господа. А о том пагубнейшем богатстве (которое в сердце, то есть о страстях) так говорит к Господу апостол Петр: се, мы оставихом вся и вслед Тебе идохом: что убо будет нам? (Мф. 19, 27). Ибо известно, что они оставили не более как худые и изорванные сети. Потому если не разуметь сего об отвержении порочных страстей, — деле очень великом и важном, то не видно, что такое ценное оставили Апостолы и что нашел в них Господь, что удостоил их обетования такой славы и блаженства: в пакибытие, егда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своея, сядете и вы на двоюнадесяте престолу, судяще обеманадесяте коленома Израилевома (Мф. 19, 28). Если теперь и те, кои решительно отвергли все земные и видимые стяжания, могут по известным причинам не достигнуть совершенства апостольской любви, могут оказаться бессильными с свойственною живостию и силою востечь на этот третий степень отречения, — высший и доступный для немногих; то что должны подумать о себе те, кои, не совершив надлежащим образом еще первого отречения — легчайшего — и удерживая в себе нечистоту любостяжания с прежним маловерием, тщеславятся только одним именем монахов? Итак, первое, как мы сказали, отречение есть отвержение чужих вещей; и потому оно само по себе не способно доставить совершенства отрицающемуся, если он не дойдет до второго, в коем отвергается уже собственно наше — и стяжав которое, посредством искоренения всех страстей, свободно востекает и на высоту третьего. В сем же последнем не только все, бывающее в мире сем и, в частности, обладаемое людьми, но и всю совокупность стихийного, как бы оно ни представлялось величественным, устраняем от внимания, как подверженное суете и имеющее скоро исчезнуть, и, возносясь умом и сердцем превыше всего, не смотряем уже, по Апостолу, видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна (ср.: 2 Кор. 4, 18), чтобы таким образом удостоиться наконец услышать и то высшее, что сказано было Аврааму: и иди в землю, юже ти покажу (Быт. 12, 1). Этим ясно доказывается, что, кто со всем жаром духа не пройдет трех показанных степеней отречения, тот не достигнет и сего четвертого блага, которое, впрочем, подается в виде воздаяния и награды уже отрекшимся, —

Этим ясно показывается, что как начало нашего спасения полагается призыванием Господа: изыди от земли твоея (Быт. 12, 1), так и окончательное совершенство чистоты равным образом подается Им же: и иди в землю, юже ти покажу, то есть не ту, какую ты можешь познать сам собою и открыть своими трудами, но какую Я тебе покажу и какой сам ты еще не знаешь и не ищешь. Из этого ясно открывается, что как мы вступаем на путь спасения по особенному внуше¬нию от Господа, — так и достигаем высшего совершенства и блаженства под Его же руковод¬ством и просвещением”.

Глава 11. Вопрос о свободном произволении человека и о благодати Божией