Браслет – символ

внешнего познания

Любопытно, что сразу же после того, как Арбенин изгоняет Неизвестного, Лермонтов дает две ремарки: «Шприх является. На канапе сидят две женские маски, кто-то подходит и интригует, берет за руку… одна вырывается и уходит, браслет спадает с руки». Эти ремарки полны загадочной символики, смысл первой мы уже прояснили. Попытаемся понять смысл второй. Две маски, сидящие на канапе – это Нина и баронесса Штраль. Нина (Премудрость) тоже пришла на маскарад, она не могла не прийти сюда, – она ведь жена Арбенина. Она надела маску, чтоб ее не видел Арбенин, сейчас, во время пробуждения своей страсти, он не хочет видеть ее, а она никогда не насилует свободы человека. Но она обручена с ним (браслет здесь символ этого обручения), и должна следовать за ним, хотя и неузнанной, ведь она еще не изгнана, не опорочена. Она хоть и под маской, но не принимает этой игры в маски (отвергает притязания интригана) – остается верной Арбенину. Но Арбенин заблудился и с гневом изгнал обличающий его разум – именно в тот момент спадает браслет с руки его жены, чтобы перейти на руку другой (земной премудрости), потому что Арбенин через Звездича завел с ней интригу. Характерно, что браслет в данном контексте является символом ее верности, но в глазах Арбенина и Звездича, принявших игру в маски, этот же браслет становится символом неверности. Хотя Арбенин на маскараде и без маски, но внутренне он эту игру в маски принимает. Нина же, будучи в маске, отвергает ее.

Вторая маска (баронесса Штраль) подбирает браслет. Маска дает возможность выдавать чужие вещи за свои, ведь тот, кто не видит истинное лицо под маской, тот ориентируется по внешним признакам. Арбенин и Звездич – в плену страстей, и потому потеряли способность срывать маски. Они становятся жертвой путаницы с браслетом, внешний атрибут (вещь) для них становятся главным аргументом для принятия лжи как истины. Это прелесть позитивистского, материалистического взгляда на мир, так сказать, строго научного подхода, при котором из поля зрения совершенно исключается метафизическая суть явления (которая на самом деле и определяет явление). Анализу подвергаются только внешние его признаки. На основе добытых фактов выстраиваются теории, где вещь (внешний атрибут), взятая, так сказать, на ощупь, закладывается как краеугольный камень теории. Вещь здесь выступает в роли идола – поэтому это есть род идолопоклонства.

Лермонтов с гениальной простотой, средствами поэзии, показывает метафизическую суть этой прелести. Он открывает нам, как эта прелесть зарождается, развивается и к каким разрушительным последствиям в душе она приводит. В этом смысле Лермонтов выступает как пророк, ибо он предсказал последствия этого прельщения задолго до того, как человечество пожало его плоды.

Характерно, что браслет не сразу явился в глазах Арбенина мистическим знаком измены, – только аффект ревности делает эту вещь (материальный факт) доказательством измены. Так что сам по себе такой материальный факт ни о чем еще не говорит. Он начинает говорить только тогда, когда является аффект (страсть) и только то, что диктует нам этот аффект. Магия научного познания заключается в материализации (в опредмечивании) наших аффектов. Научная теория, как метод познания, становится своеобразным «прокрустовым ложем» (ограниченностью), на которое помещаются только те наблюдаемые факты, которые умещаются на нем, то есть те факты, которые нам хочется взять, которые желательны нам, выгодны для этой теории. Остальные факты (бесконечность фактов внутреннего духовного опыта) отбрасываются, – отпиливаются пилой незадачливого Прокруста. Таким методом жизнь в ее целостности на этом ложе смерти уничтожается. Целостное познание – это познание, предполагающее наличие абсолютного Всеединства (Бога). Отвергая Абсолютное Бытие, человек, естественно, и не может Его познать. Его познание, в таком случае, есть только открытие относительных истин, частностей. Он фатально обречен на познание внешнего, как говорили святые отцы, «многосоставного» бытия [130].

После бала, когда опьянение восторгом прошло и появилось трезвое видение реальностей, Арбенин спохватился и раскаялся в содеянном:

И что же я там делал, не смешно ль!..

Давал любовникам советы,

Догадки поверял, сличал браслеты (то есть пытался по внешним признакам установить суть явления)…

И за других мечтал (то есть создавал фантомы),

как делают поэты…