Скрябина

Музыкальное творчество Скрябина стоит особняком в русской музыкальной, да, пожалуй, и в мировой культуре. Исследователи отмечают поразительное выпадение его творчества из русской музыкальной традиции, да и с западной традицией общие черты находят только в его ранних произведениях. Но сам он считал, что «настоящий Скрябин начался только с “Мистерии”» [132], то есть все его предыдущее творчество, да и вся предшествующая жизнь была лишь подготовкой к настоящему творчеству, которое началось только в «Мистерии». Вот это самоощущение и самоопределение очень важно для того, чтобы ответить на вопрос, вынесенный в заголовок.

Скрябин – не просто музыкант и композитор, а музыкально-религиозный мистик. Вряд ли можно найти в истории более мистичного музыканта и более музыкального мистика – эти два пути причудливо совместились в творческой жизни Скрябина. Музыка для него стала религиозным путем, посвящением, средством «спасения» человечества, а мистика питанием, инструментом его музыкального творчества. Все его музыкальное творчество это попытка создать новую религию, – музыкальную. Христианство же, по его словам, «это вырождение, дегенеративный потомок того, что было раньше, когда в культе была настоящая магия…», оно должно исчезнуть, так как оно выполнило свое назначение. На место христианства Скрябин готовил новый культ – «Музыкальную Мистерию», в которой он «должен был возродить эту магию».

Уже в «Предварительном действе», которое, как он говорил, будет еще все-таки художественным произведением, но в нем «будет очень много настоящей магии» – Скрябин начал готовить этот культ. «Мистерия», по его замыслу, должна была уже быть магическим культовым актом, в результате которого должна произойтидематериализация– гибель этого мира и создание «нового неба и земли», – через уничтожение материи, торжество духа и, тем самым, «освобождение и спасение» человечества. Причем в роли спасителя человечества должен был выступить он сам. Христос, по его словам, был лишь «промежуточным демиургом, будничным мессией». Он же совершит музыкальную мистерию, которая будет «сопровождаться более существенными результатами, чем та, которую осуществил Христос». Очевидно, себя он считал праздничным, главным мессией.

Очень важным моментом в скрябиновском замысле «Мистерии» является то, что акт дематериализации (сакральная кульминация в «Мистерии») должен был совершиться «через священную последнюю пляску», через этакое «всемирное радение», через действо, в котором должно ярко проявиться «эротическое и оргиастическое» начало. Этот момент Скрябин разрабатывал особенно тщательно, он неоднократно возвращался к его обсуждению, интересовался современными танцем (даже делал попытки создания собственного балета) – он, очевидно, понимал (или интуитивно чувствовал), что это является самой существенной частью «Мистерии». По словам самого Скрябина: «”Мистерия” – это акт эротический, акт любви. Вот как любовь между мужчиной и женщиной оканчивается актом излияния семени – так и в “Мистерии”... и вот это (он наиграл последние такты сонаты – комментирует эти слова Скрябина Сабанеев) – это есть излияние и затем то ослабление, которое всегда бывает, исчезновение в небытие, ведь не надо думать, что в “Мистерии” будет, как у нас теперь... как это бывает. Наоборот, наш сексуальный акт есть ни что иное, как прообраз “Мистерии”, как тот же акт, но распылившийся в миллиардах отражений, в отдельных мелких полярностях. В этом и есть материализационный процесс – все распыляется, все разбрызгами проникает мироздание, и полярность эротического акта тоже распыляется, разбрызгивается. Не “Мистерия” будет подражать нашему “акту”, а мы сейчас подражаем будущей “Мистерии”».

Ритм, как мы выяснили, является в музыке низшим элементом, подчиненным гармонии и смыслу, выражаемому мелодией. Но Скрябин переворачивает эту музыкальную иерархию – для него ритм является чем-то первичным, основным в музыке, вокруг него выстраивается вся музыкальная структура. Этот переворот – есть, в каком-то смысле, магический акт. Скрябин очень высоко ценил ритм, его отношение к ритму носило прямо-таки религиозно-исповеднический характер: он говорил о том, что мир рожден был через ритм, любил повторять перифраз Евангелия от Иоанна, изреченный Гансом фон Бюловым: «вначале бе ритм». По поводу ритма и его отношения к магии Скрябин говорил прямо: «Магия – это ритм… Вся магия основана на ритмах, основные магические приемы, например, гипноз – это ничто иное как специальное воздействие разнообразных ритмов. А музыка, хранящая в себе неисчерпаемые возможности ритмики, она есть тем самым – самая сильная, самая действенная магия, только магия утонченная, измененная, которая ведет не к таким грубым результатам, как «сон» или гипноз, а к конструированию определенных утонченных состояний психики, которые могут быть самыми разнообразными. Но музыкой можно вызвать гипноз, и транс, и экстаз. А чем, собственно, действует, например, заклинание? – только магией ритмов… музыка есть звуковое заклинание…». В христианстве духовная деятельность однозначно связана со словом – у Скрябина же с ритмом. «Все есть единая деятельность духа, проявляющаяся в ритме» [133], – пишет он.

Интересно, что Скрябин разрабатывал и свой собственный музыкально-магический язык. Он создал новую гармонию – «астральную», как он сам ее именовал, в отличие от классической, которую он называл «земной», «материальной». Эта воздействующая на «высокий план» астральная гармония должна была, по его словам, способствовать дематериализации, которая в его «Мистерии» была одним из важнейших моментов уничтожения и преобразования мира.

Скрябин первым из композиторов вводит в музыкальную партитуру цвет. Цвет присутствует в его произведениях не как эстетическое оформление, а как выражение мистического, цветового откровения. Древние и средневековые мистики и философы утверждали, что гармония звуков выражает собой идею времени, а гармония цветов – идею пространства. Если принять эти воззрения за истину, то становится ясным, для чего Скрябину потребовалось ввести в партитуру цветовое сопровождение – цвето-звуковое воспроизведение музыки позволяло воздействовать одновременно и на время, и на пространство – это целостное воздействие было необходимо в магическом акте дематериализации. Заметим, что в «Мистерии» должны были присутствовать и запахи (курение фимиамов). Запахи, как известно, воздействуют на духов – приманивают или отталкивают их – значит, в это магическое воздействие включалось и призывание духов.

Таким образом этот новый творческий язык идеально подходил для комплексного музыкально-магического воздействия на материальную и душевно-духовную субстанцию. И Скрябин целенаправленно и последовательно подготавливал музыкально-магический инструмент такого целокупного и массированного воздействия.

О религиозно-философских