Талант и нравственность

Талант – это также и способность к благоговению перед тайной иного мира и красотой этого – перед Премудростью Божией. Восхищение тайной и красотой Божиего мира рождает в человеке смирение, потому что его высокое призвание к соработничеству с Богом наиболее ярко иллюстрирует ему неготовность и неспособность к этому в своем нынешнем состоянии. Человек ясно осознает, что без Бога он не способен к изменению, поэтому главный признак таланта – это смирение перед Божественной волей. А творчество, в этом смысле – есть смиренное служение Богу, потому что любое подлинное творчество предполагает бытие Того, Кто создал этот мир и управляет им. Вера в существование Бога является необходимым условием всех подлинных творческих усилий, открытий и реальных достижений человечества, что подтверждается опытом выдающихся людей науки, искусства и других отраслей культуры.

Талантливый человек должен обладать живой, способной к отклику на Божественные призывы и укоры совестью, ибо бессовестный человек не может родить ничего неподдельно талантливого, он способен только на создание суррогатов и подражаний, по той простой причине, что его творчество будет только имитировать Божественное руководство и участие, но никогда не будет являться таковым по существу, ибо голос совести, учат нас святые отцы, есть призывы и укоры Бога к человеку.

Даже если талантливый человек способен к созерцанию высших смыслов, преображенной красоты и образцов высокой нравственности, но не обладает той степенью искренности, которая охватывает его до глубины потаенных уголков души, то все, что он откроет в этом созерцании, будет искажено его лицемерием и искривлено скрытым лукавством. Победить лукавство невозможно собственными силами, поэтому центральная молитва христианской веры содержит просьбу к Богу избавить нас от лукавого (см.: Мф. 6, 13).

Подлинная сила творчества рождается не от человеческого лукавства, а от Божией правды, ибо не в силе Бог, а в правде. А глубина осмысления бытия приходит вместе с благоговейной, смиренной молитвой, поэтому творческое служение Богу и людям невозможно без молитвы. И талант – это, прежде всего, способность к молитве, искреннему покаянию и изменению себя. Кто не может или не хочет меняться, тот вольно или невольно укрепляется в своем эгоцентризме. Эгоизм делает человека слепым для горнего мира, а, стало быть, и не талантливым. Только тот, кто способен выйти за рамки эгоизма и искренне любить, тот и может называться талантливым. Талантливый человек не стремится к популярности и власти – он борется со своим властолюбием и побеждает его, потому что властолюбие несовместимо с талантом, ведь талант – это дар, который необходимо свободно отдавать, а властолюбие – это страсть, направленная на собственное эго, заставляющая других поклоняться и служить ему, а не Богу.

Талант связан с правдой Божией и правдивостью, можно даже определить талант, как способность к правдивости и неспособность к лицемерию и лжи. Ложь отравляет душу и делает ее неспособной к созерцанию и творческой реализации пережитого, потому что это требует мобилизации лучших качеств души, а отравленная душа все равно, что подстреленная птица – вроде и крылья есть, а летать уже не может. Лицемерное же отношение к жизни приводит к пошлости, а пошлость иссушает душу и делает ее безблагодатной пустыней, в которой все живое хиреет, уродуется и умирает. Человек с такой изуродованной душой не может породить ничего полноценного, значимого и здравого.

Талантливый человек обязательно должен обладать нравственным опытом преодоления греха, потому что талант, испорченный греховной жизнью, обесценивается и даже становится чем-то противоположным таланту. Но это должен быть свой опыт – его нельзя заменить беседой об этике, рассказом о морали или созданием образа нравственного человека, потому что без опоры на собственный нравственный опыт это будет пересказом чужого опыта. Без собственного опыта человек не сможет реализовать свой талант, потому что талант питается живым переживанием своей греховности и причастностью к преображенному миру. В борьбе с грехом талант крепнет – и свет преображенного мира светит ему во тьме мира. Без нравственной борьбы с грехом талант всегда опошляется, он теряет свою глубину, которая выражается в целостности (целомудрии).

Пошлость – это скольжение по самой поверхности жизни, в ней совсем нет никакой глубины. И если Бог не пошлет человеку страдание, которое уже не по свободе, а по закону погружает человека на глубину бытия, то он так глиссером и проедет по океану жизни. А так как он не видит глубины жизни, то обязательно наткнется на какой-нибудь подводный риф житейского океана. Бездумное, самоуверенное скольжение по поверхности житейского моря, как правило, заканчивается кораблекрушением и катастрофой.

Творчество в философской

концепции Н.А. Бердяева

Русский религиозный философ Н.А. Бердяев противопоставлял творчество и нравственное совершенство.

«Творческий гений ни за что дается человеку, – писал философ, – он не связан с религиозным и нравственным усилием человека достигнуть совершенства, преобразить себя. Творчество стоит как бы вне этики закона и вне этики искупления и предполагает иную этику… Творчество и есть то, что более всего напоминает призвание человека до грехопадения, что в известном смысле стоит “по ту сторону добра и зла”» [154]. Эта мысль была с восторгом принята творческой интеллигенцией, очевидно потому, что это оправдывало ее богемную жизнь. Собственно, эта бердяевская мысль стала неким знаменем эпохи, под которым вступила в мир безнравственная культура пост-модерна. Однако такое выведение творческого акта и творца за рамки этики совершенно необоснованно. Даже пример Пушкина, на жизнь которого ссылается Бердяев, как на жизнь гуляки праздного, опровергает тезис философа, потому что великий поэт пережил глубочайший творческий кризис, из которого он вышел через нравственное покаяние. «Кажется, я переродился» [155], – пишет Пушкин своему другу Петру Плетневу. Перерождение было началом нового творческого периода. Да и жизнь таких гениев, как Достоевский, Гоголь, Лермонтов свидетельствует о том, что нравственность была центральной темой их творческого и жизненного кризиса, после которого в их творчестве появились совершенно иные темы и мотивы.