Поэтому отцы советуют ум «упражнять, чтобы он был светел и чист и мог хорошо различать, что требуется для нас, чтоб очистить душу от страстей и украсить ее добродетелями» [170]. Ум нужен для того, чтобы очищать душу от страстей. «Страсть есть неразумная любовь, – поясняет преподобный Максим Исповедник, – либо слепая ненависть» [171]. Следовательно, избавиться от страсти можно путем разумения, – путем приведения неразумной любви к разумной, либо приобретением зрения в душе, прекращающего ее слепоту. Но «ум в душе», говорит преподобный Иоанн Дамаскин, это то же самое «что глаз в теле» – он «дух», созерцающий то, что происходит в душе [172]. Поэтому именно он избавляет душу от слепоты, врачует ее от страстей. Очищение от страстей является важнейшей задачей в деле спасения, поэтому ум имеет и сотериологическое значение. Благодаря уму происходит и обожение человека. Сначала, говорит святитель Григорий Палама, ум приобщается Божественному сиянию, а через него и тело становится светоподобным. По важности, которой определяется духовное делание, занятия умом стоят на втором месте после молитвы. «Все свободное время, после молитвы, – поучает Никодим Святогорец, – употребляй на чтение и размышление» [173].

Такое отношение к разуму святые отцы почерпнули из Священного Писания. «Начало мудрости – страх Господень, – поучает в притчах Соломон, – и познание Святого – разум» (Притч. 9, 10). Если с помощью разума можно познавать Святое, то его значение в духовной жизни неоценимо. Поэтому приобретение разума в Священном Писании понимается как благословенное дело, приводящее человека к блаженству (см.: Притч. 3, 13). Апостол Павел, обращаясь к ефесянам, заклинает их, чтобы они «не поступали, как поступают прочие народы, по суетности ума своего, будучи помрачены в разуме» (Еф. 4, 17–18). Он призывает их «отложить прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, и обновиться духом ума вашего и облечься в нового человека» (Еф. 4, 22–24). Примечательно, что облечение в нового человека апостол связывает с обновлением ума. Вообще новый человек должен войти в совершеннолетие ума. «Не будьте дети умом, – поучает апостол коринфян, – на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1 Кор. 14, 20).

Ум, по мнению апостола, должен участвовать в молитве. «Стану молиться духом, – говорит он, – стану молиться и умом» (1 Кор. 14,15). Этот текст невозможно совместить с утверждением некоторых священников о том, что ум во время молитвы должен быть отключен. Этим и хорош, по их мнению, славянский язык, что текст непонятен – ум не принимает участия в молитве. Если следовать этой логике, то еще лучше молиться на латыни или на языке какого-нибудь африканского племени – здесь уж совсем ничего не будет понятно и ум не сможет подключиться к молитве даже при сильном желании.

Но без ума невозможна духовная жизнь, ибо жизнь духа в человеке связана посредством слова с умом. «В человеке есть ум, слово и дух, – говорит преподобный Григорий Синаит, – и ни ум не бывает без слова, ни слово без духа, но всегда суть и в друг друге, и сами по себе. Ум говорит посредством слова, и слово проявляется посредством духа» [174]. Стало быть, если действительно отключить ум в молитве, то такая молитва не может быть духовной.

Молитвы, составленные святыми подвижниками, несомненно, отражают их молитвенный опыт и имеют вероучительный смысл. Если молитва непонятна молящемуся, то говорить об усвоении ее содержания бессмысленно. В таком случае молитва становится некой магической мантрой, которая действует просто в силу ее произнесения (ex opere operato). Но благодатная молитва, по мнению отцов, всегда связана с умом. «Благодать, – говорит Диадох Фотикийский, – скрывается в глубине ума, в умном чувстве». Преподобный Евагрий Понтийский называл молитву беседой ума с Богом. Поэтому язык молитвы необходимо изучать (делать молитву понятной), ведь на этом языке мы разговариваем с Богом.

В аскетической традиции сам молитвенный подвиг, в результате которого подвижник приближается к Богу, называется умным деланием, не сердечным, а именно умным. Он связан с произнесением слов и осознанием заключенных в этих словах смыслов, то есть с духовным размышлением. Размышлять же без ума невозможно. Чтобы не утерять в молитве нить разумения, – подвижники рекомендуют при появлении первых признаков автоматизма замедлить ее произнесение и даже остановиться.

«Псалтирь», по которой во все времена молились подвижики-аскеты, содержит и такие псалмы, которые имеют характерное указание: «в разум». Размышление важное дело в аскетике. Умение сопоставлять смыслы слов и делать из этого правильные выводы позволяет обнаруживать ложь и учиться избегать ее. Такое умение иначе называется логикой. Но если мы отвергаем ум, то отвергаем и логику, – тем самым мы лишаем себя главного оружия в борьбе с ложью. Нельзя забывать о том, что в Писании «отцом лжи» назван диавол (см.: Ин. 8, 44), а одно из имен Бога – Логос. Ведь «Господь творит правду» (Пс. 102, 6) и «любит правду» (Пс. 32, 5). Логика – это лекарство от заблуждений незрелого или нездорового ума. Логика действует до определенных пределов, – откровение о Боге можно выразить только логическим парадоксом – антиномией. Но это не означает того, что всякое противоречие в здравом смысле (в формальной логике) можно оправдать подобным парадоксом. В этой сфере логика вполне справляется со своей функцией.

Святые отцы к нарушению логического строя мысли относились очень серьезно. Святитель Григорий Нисский в каноническом послании пишет об этом: «грехи, касающиеся мысленной способности души, признаны от отцов тягчайшими». Логика есть неотъемлемое свойство разума, – без логики нет и самого разума. Нарушение в логике – это разрушение разума; без разума человек становится беззащитным по отношению ко лжи, а ложь приводит к нравственному падению. Поэтому Писание и призывает нас: «Храни здравомыслие и рассудительность» (Притч. 3, 21).

Но многие святые, не обладая большими рассудочными способностями, имели удивительно развитое нравственное чувство, помогающее им различать такие тонкие нюансы греха, о которых мы даже никогда не задумываемся, – это особый дар Божий. У грешного человека нравственное чувство в значительной степени атрофировано, и ему без разума не обойтись: такое качество ума как его беспристрастность делают его незаменимым при нравственном выборе. Он проверяет все движения сердца, все его порывы – и там, где эти порывы переходят в страсть, – обличает эту страсть во лжи, которую он обнаруживает через противоречия мысли.

Напоенное ложью сердце не может дать подлинного мира. Но разум, восстанавливая через логику правду, может утихомирить взволнованное ложью сердце, ведь он формирует чувства. Святитель Филарет (Дроздов) на примере проповедника показывает, как ум действует в отношении сердца. «Убеждение ума проповедника, – пишет он, – само собой перерождается в нем в живое чувство сердца». Подмечено, что эмоциональная реакция на какое-либо событие или слово может быть прямо противоположной, если человек обдумал происходящее и сделал правильные выводы. «Неправильное употребление чувств – от ума», – говорит преподобный Иоанн Лествичник. А преподобный Максим Исповедник связывает происхождение зла с неправильным отношением к уму: «Некоторые говорят, что зло отсутствовало бы в сущих, если бы не было некоторой силы, влекущей нас к нему. Но эта сила есть не иное что, как небрежение естественными энергиями ума» [175]. «Причина страсти – чувство», – открывает нам тайну происхождения страсти преподобный Иоанн Лествичник. Страсть начинается с эмоциональной привязанности, с приятного чувства. «И увидела жена, что дерево… приятно для глаз и вожделенно» (Быт. 3, 6), – так говорится в Библии о том, что предшествовало грехопадению.

Человек существо не гармоническое (как утверждали древнегреческие философы), а иерархическое. Эмоциональная сфера в этой иерархии занимает подчиненное положение, – более низкое, чем духовная и умная. Поэтому в грехопадении она была повреждена более ума. Именно из-за того, что эмоциональная сфера является слабым звеном в иерархическом устройстве человека, в аскетике существует принцип подавления душевных волнений и борьбы со страстями с помощью ума (умное делание), ибо «неправильное употребление чувств» (страсть) происходит от ума. Но «вместилищем помыслов» подвижники называли сердце, ибо входят помыслы (то есть страстные эмоциональные привязанности) через сердце. Трезвение – есть борьба ума за чистоту сердца, ибо слепое сердце у падшего человека не различает эти привязанности. Дать волю сердцу – значит дать бесконтрольную власть страстям. Ум же обладает способностью самоконтроля, самоограничения, и поэтому, опираясь на свой разум и логику, человек может различать и контролировать свои чувства.

Сам аскетический подвиг спасения начинается с приобретения рассудительности, без которой, по мнению святых отцов, нельзя приступать ни к какому делу [176]. «Всякий поступай по удостоверению своего ума» (Рим. 14, 5), – наставляет апостол. В грехопадении у первого человека, хотя сердце было поражено больше, чем ум, – вначале пострадал все-таки ум. «Ум в Адаме не только пал, но первый был поражен, – говорит святитель Григорий Богослов, – и что преступило, то наиболее имело нужду в спасении» [177]. Но это означает, что ум в первую очередь должен быть очищен и восстановлен. «В какой мере человек очистил свой ум, в такой мере он видит славу Бога», – говорит прп. Ефрем Сирин. «Ибо как свет очей, соединившись с солнечными лучами, становится совершенным светом и таким образом начинает видеть чувственные предметы, так и ум, став единым с Господом, ясно видит благодаря этому духовные предметы» [178] – как будто продолжает его мысль святитель Григорий Палама. Очищение ума в аскетике представляется как борьба с диаволом. Преподобный Силуан Афонский говорит об этом: «Ум с умом борется – наш ум с умом врага»[179]. Если человек не пользуется умом сам, говорит старец Паисий Афонский, им пользуется диавол.

Поэтому аскеты всегда особое внимание проявляют к уму. В аскетике даже существует такая дисциплина как «аскеза ума», – интенсивное чтение и размышление, способствующее очищению ума. И такая практика нисколько не противоречит опыту молитвенного подвига, а, наоборот, делает и саму молитву более действенной. Молитвенный подвиг у исихастов требует напряжения всех сил, внутренней сосредоточенности, и ум в этой работе исполняет роль некого руководителя или координирующего центра. Благодаря умным усилиям можно силы и энергии сосредоточить, а можно, наоборот, рассредоточить, отвлечь часть сил на какое-то необходимое дело, не оставляя главного, – молитвенного подвига. Святитель Григорий Палама в «Триадах» [180] описывает такой координационный принцип работы ума, называя его «умом-епископом».

К Богу нас приближает покаяние. Святые отцы называли покаяние вторым крещением, воссоединяющим нас с Богом [181]. Чтобы покаяться, необходимо увидеть свой грех, – ум, по мнению отцов, видит грех. «Начало просвещения души и признак ее здравия, – говорит преподобный Петр Дамаскин, – заключается в том, когда ум начнет зреть свои согрешения, подобные множеством своим морскому песку» [182]. Без покаяния, без осознания своего греха спасение невозможно. Но осознание греха, его опознание невозможно без его наименования, а именование – невозможно без рассуждения. «Рассуждение в новоначальных есть истинное познание своего устроения душевного, – поучает преподобный Иоанн Лествичник, – в средних оно есть умное чувство, которое непогрешительно различает истинно доброе от естественного, и от того, что противно доброму; в совершенных же рассуждение есть находящийся в них душевный разум, дарованный Божественным просвещением, который светильником своим может просвещать и то, что есть темного в душах других» [183].