Интересно заметить, что неожиданностью для многих ученых явились результаты подсчета вероятности случайного возникновения живой клетки. Неожиданностью для них это было только по той простой причине, что они, по их собственному признанию, даже и не думали, что живая клетка могла возникнуть иначе. Проще говоря, – они просто верили, без всякого исследования, в то, что жизнь возникла и развивалась случайным путем. По этой же причине для ученых стало неожиданностью и то, что генетики засвидетельствовали происхождение человечества от одного мужчины и одной женщины – Адама и Евы. Иначе говоря, теория случайного происхождения жизни и развития ее путем изменения видов долгое и очень долгое время (впрочем, даже и до сих пор) оставалась необсуждаемым сакральным мировоззрением, именно сакральным, потому что оно было исключительно предметом веры. И именно поэтому ученое сообщество столько лет находилось под гипнотическим влиянием «теории» Дарвина. В кавычки мы взяли это слово по той причине, что его теория оказалась вовсе не теорией. Она стала основой религии нового времени – гуманитарной идеологии самозарождения жизни без вмешательства Бога. Дарвинизм явился только как очередной миф этой гуманитарной идеологии – и поэтому и был положен в основание этой религиозной идеологии.

Другим фундаментальным камнем этой идеологии стало учение К. Маркса о саморазвитии человеческого общества, недаром Маркс и Дарвин создали свои теории в одно и то же историческое время. Одним из трех «китов», на которых было выстроено новое мифологическое мировоззрение, явилось также учение З. Фрейда о либидо как основе психической, физической и духовной жизни человека. Но главным камнем – основным фундаментом этого мировоззрения, несомненно, была «теория» Дарвина – она позволила выстроить все здание новой гуманитарной идеологии. Без этого фундаментального камня все мировозренческое «здание» не смогло бы устоять и на долгое время сделаться храмом современного человека, в котором он приносил жертвы этому идеологическому идолу. И этому идолу современный человек поклонялся (и до сих пор поклоняется) всем сердцем своим, всею душею своею, всем разумением своим и всею крепостию своею (Мк. 12, 30) – точно так, как положено поклоняться Богу.

«Теория» Дарвина, как мы выяснили, была принята на веру. Она не объясняет фактов, известных науке (таких фактов просто не имеется) и не предсказала новых фактов, неизвестных прежде науке, то есть эта «теория» по определению философа и логика Рудольфа Карнапа, осмыслившего структуру научного метода, не является научной. Теория должна объяснять и предсказывать целый ряд явлений, но если этих явлений нет и быть не может, то, естественно она не может объяснить наличествующие факты и предсказать подобные факты в будущем.

«Теория» Дарвина даже в своей логике является тавтологичной, то есть она не выдерживает тех требований, которые предъявляются к научному методу. Цитируя Карла Поппера, протоиерей Михаил Дронов в своей статье «Наука или метафизика», в которой он разбирает учение Дарвина, пишет: «Карл Поппер констатирует, что формулировки, которыми дарвинисты пользуются, откровенно тавтологичны. Например, такие как “механизмы эволюции”, как “естественный отбор” и “приспособляемость”. По сути дела они обозначают одно и то же. Тем не менее, с одной стороны, мы утверждаем, что “если бы виды не приспособились, то они были бы устранены естественным отбором”. С другой стороны, если бы виды были устранены, это должно было бы произойти в силу плохого приспособления к условиям существования. То есть “приспособление” и “отбор” в нарушение элементарных правил логики тавтологически подтверждают друг друга… Теория эволюции не подходит ни под определение эмпирических законов в науке, как их описал Рудольф Карнап, ни под его определение теоретических законов… Если эволюционизм не является ни научной теорией, ни законом логики, – делает окончательный вывод протоиерей Михаил, – то надо искать где-то посередине. Идею эволюции нельзя вывести чистым усилием рассудка, как математические или логические закономерности. Тем не менее она является определенным умозаключением, экстраполирующим какие-то элементы практических наблюдений. Для подобных умозаключений, не верифицируемых средствами наук о природе, в современной сетке знаний также есть своя ячейка. Это метафизика» [227].

Сегодня подобные идеологические изыски четко отделяются от самой исследовательской науки. Так, например, член-корреспондент РАН Л.И. Корочкин, отвечая на вопросы С. Вертьянова, автора научно-популярного очерка об эволюции, отметил, «что все эволюционные теории безусловно являются чисто гипотетическими, своеобразной философией. Будь то дарвинизм или синтетическая теория эволюции, системные мутации Р. Голдшмидта или модель прерывистого равновесия Стэнли–Элдриджа, гипотеза нейтралистской эволюции Кимуры, Джукса и Кинга или мозаичная эволюция Н. Воронцова – все эти модели являются лишь предположениями, непроверяемыми и противоречащими друг другу» [228]. Корочкин определяет эволюционные теории как своеобразную философию, то есть отделяет их от научных теорий. Мы назвали эту философию религиозной философией – метафизикой. Иначе говоря, – это мистика – мистика гуманитарной идеологии – безбожной религии нового времени.

Мифологическая

научная идеология

и новое слово в науке

Эту мифологическую идеологию часто смешивают с подлинной наукой. Но те ученые, которые занимались серьезным изучением и осмыслением устройства мира и человека, никогда не отрицали бытие Божие, потому что наука никогда не задавала себе таких вопросов, а тем более не решала их. Идеология существовала параллельно с наукой и жертва этому идеологическому идолу (согласие с этой идеологией) была даже негласным условием допуска в научный мир. Те, кто был внутри науки, имели возможность отличить подлинную науку от ее гуманитарной идеологической интерпретации, – те же, кто наблюдал ее снаружи, принимали за науку ее идеологическую обертку. В этой идеологической оболочке скрывался диавольский соблазн человечества, поверившего в то, что оно способно быть самодостаточным.

Деятели науки прекрасно понимали ограниченность научных представлений о мире, потому что они изучали ограниченную материей часть бытия. Идеологи же заявили, что мир именно такой, каким он представляется в научных изысканиях – и другого мира нет. Это заявление послужило поводом для объявления науки главным судией об устроении мироздания. Мироздание в таком узком взгляде на него потеряло свою многомерность – стало плоским и безжизненным, а деятели науки стали обслуживать адептов такого мировоззрения. Такой ограниченный взгляд на бытие стал источником разрушительной деятельности человека. Сегодня мы пожинаем плоды этой деятельности. Наука не смогла в полноте ответить человечеству на важнейшие вопросы, мучившие его: «Кто такой человек»? и «Каков мир, в котором он живет»? Претензии науки на некий чистый, независимый от человеческого взгляда на мир, объективизм – оказались ложными, так как сами же деятели науки доказали, что никакое восприятие невозможно вне рамок определенного мировоззрения, вне рамок теории. В том-то и дело, что научное мировоззрение оказалось слишком узким, чтобы вместить мир в его сложности и единстве. Да и мир явился совсем не в свете объективизма – даже мельчайшие, как прежде казалось, зависимые от механического воздействия, частицы материи реагировали на отношение к ним человека. Но ведь это говорит о том, что они занимают в Бытии, скорее, место субъекта, чем объекта.

Современный системный кризис является прямым результатом ограниченного мировоззрения. В науке, как той части человеческого знания, которая внесла немалую лепту в разрушительную деятельность человека, сегодня также наблюдается кризис системы взглядов. Первопроходцы науки делают такие открытия, которые ломают все сложившиеся и принятые методологические аксиомы и стереотипы.