в ранней Церкви

Догматическое учение Церкви рождалось в духовном противостоянии тем антихристианским силам, которые с первого дня Ее существования развернули с Ней активную борьбу. Эти силы уже тогда начали подготовку к приходу антихриста. «Тайна беззакония уже в действии» (2 Фес. 2, 7) – говорит апостол о самых первых годах существования Церкви.

Внешне, путем гонений, Церковь не удалось поколебать – это только укрепило Ее авторитет в мире – и диавол переменил тактику: он попытался разложить Церковь изнутри с помощью ересей.

В первые три века существования христианства четко сформулированного догматического учения в Церкви не было. Это, однако, не означает того, что не существовало вероучительных истин. Выразителями и живыми свидетелями (μαρτιρος) [254] истины были мученики за веру, которых в таком обилии принесли Церкви первые три века – их высказывания, их умозрения были, по сути дела, догматичны. Через них и все остальные члены Церкви приобщались к истине.

Сначала еще были живы апостолы – свидетели жизни Христа, затем им в этом свидетельстве наследовали мужи апостольские, их ближайшие ученики. Память о том, что делал и говорил Иисус Христос, была еще свежа, поэтому переживание евангельских событий и истин происходило в удивительной полноте благодатных даров. Оно было столь единодушным (см.: Деян. 4, 32), что строго выверенных догматических формул и не требовалось – члены Церкви усваивали догматические истины веянием Духа Святого, но это не означает того, что Церковь их не знала. Все догматические истины, подобно тому, как в малом семени сокрыто все дерево, были сосредоточены в крещальной формуле и в исповедании Христа Сыном Божиим. Жизнь первых христиан сосредотачивалась вокруг крещения, потому что надо было идти проповедовать и крестить тех, кто входил в Церковь, а богословский смысл такой проповеди сводился к тому, что первые христиане принесли миру весть о Сыне Божием, Спасителе падшего человека. Поэтому первым христианам и не требовалось такого развернутого догматического знания, которое появилось в Церкви позже – истина открывалась в верности Христу.

Появление первых ересей

Но со временем изначальный покров Духа несколько ослабел – христиане уже не могли усваивать Его дары в той призывной полноте, в которой усваивали их те, кто был при основании Церкви. Поэтому вероучительное единство обреталось теперь в острой полемике, раскрывающей христианское учение – из-за этого возросло отступничество, появились разномыслия и первые ереси. Уже в первом веке среди иудействующих христиан выделилась секта евионитов и «образовала отдельное вполне еретическое общество» [255]. Евиониты считали христианство простым продолжением иудейства – они видели в Иисусе Христе «не Бога-Искупителя, а только великого пророка, подобного Моисею… Отрицая в Иисусе Христе Божественное достоинство, они признавали Его простым человеком, сыном Иосифа и Марии, получившим Божественную силу и достоинство Мессии только в крещении. Таким образом, главного догмата христианства об искуплении Господом Иисусом Христом от греха, проклятия и смерти у евионитов не было» [256].

Характерно, что первая христианская ересь, явившаяся в истории, родилась именно в среде иудействующих, то есть тех, кто, приняв христианство, продолжали соблюдать и Моисеев закон. Апостольский Собор, собравшийся в Иерусалиме в 51-м году, как раз и обсуждал вопрос о том, следует ли христианам соблюдать Моисеев закон.

«Вопрос, подлежащий разрешению, – пишет архиепископ Аверкий, – в сущности был таков: Закон или Евангелие? Моисей или Христос? Благодать или дела закона? Евангельская свобода или иго законное?.. Считать закон Моисеев обязательным в христианстве – значило считать недостаточной искупительную силу закона Христова. Если бы воззрение иудействующих одержало верх, христианству грозила бы опасность превратиться в иудейство» [257]. Евиониты как раз и были теми, кто из христиан превратились в иудеев – и поэтому-то они и отделились в отдельное сообщество. Они повторили путь иудеев, которые не приняли Иисуса Христа как Мессию и ожидали прихода иного мессии. В Талмуде Иисус так же точно, как и у евионитов, назван сыном простых родителей, только в Талмуде эта кощунственная мысль представлена в таких деталях, о которых здесь не пристало и говорить. Таким образом, сама мысль о том, что Иисус Христос не Бог, а человек, связана с отрицанием Его мессианства и утверждением мессианства того, кто будет действительно сыном простых родителей (тварным), то есть антихриста.

Все последующие ереси, так или иначе, повторяли основное содержание учения евионитов. В них или принижалось Божественное достоинство Спасителя, или упразднялась Его человеческая природа. И в том, и в другом случае еретическое учение вело к уничтожению главного догмата христианства – догмата о спасении человека, потому что человек спасти человечество не мог в силу немощи человеческой; этого не смог бы также совершить и не вочеловечившийся Бог, ибо во Христе произошло спасение, обожение и утверждение человеческой природы в ее полноте и подлинном облике. «Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1, 23) – этот текст из послания апостола Павла является ключевым для понимания сущности и происхождения ересей. И иудеи, и язычники отвергают крестный подвиг Христа, – они не принимают Его как Спасителя, как Мессию. По этой причине Церковь была всегда борима этими двумя духами: духом иудейства, отвергнувшего Христа, и духом язычества, не понимающего, как Бог мог стать человеком – соответственно, и все ереси всегда питались из этих двух источников. Язычество и иудейство могли враждовать между собой, но они всегда объединялись в своей борьбе против Сына Божия – Богочеловека Иисуса Христа. Апостол Павел говорит:

«Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым»(1 Кор. 12, 3), а «если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его» (Рим. 8, 9). Отцы Вселенских Соборов исповедовали Богочеловека Иисуса Христа, – они делали это Духом Святым. Еретики отвергли Его и как Богочеловека, и как Спасителя, – они не имели Духа Святого, – дух же, которым они не приняли мессианство Иисуса Христа, был дух антихристов.

Главный соблазн заключался в том, что ни иудеи, ни язычники не могли принять и понять соединение Бога с грешной человеческой плотью. Для язычника воплощения богов было некой игрой, – боги оставались богами, но только казались людьми, представлялись ими. Если бы боги на самом деле восприняли телесную природу человека, – они перестали бы быть богами. Для иудея такое воплощение Бога в человека казалось кощунством, – они хотели убить Иисуса за то, что Он «Отцом Своим называл Бога, делая Себя равным Богу» (Ин. 5, 18). Поэтому языческое мировоззрение, маскируясь под христианское, всегда выражается в том, чтобы сделать Иисуса Христа только Богом, – и по этой причине признать Его воплощение призрачным или имеющим в воплощении одну природу и волю, – Божественную. А иудейское, – в том, чтобы признать Его или человеком, или каким-нибудь иным тварным существом.