В связи с этим возникает вопрос об иных воспитательных подходах в культурных институтах и здесь необходимо затронуть такую животрепещущую проблему, как введение в образовательный курс основ православной культуры. Если мы сами не совсем понимаем, что такое культура, то как мы можем преподавать ее основы и как мы можем отстаивать право ее преподавания, если не знаем: на что мы имеем право? Поэтому необходимо выяснить существо дела между собой, прежде чем выносить эту проблему на суд других.

Материал, использованный в книге, независимо от авторской интерпретации, должен был показать всякому мыслящему человеку, что проблема культуры не так проста, как она кажется на первый взгляд. В виду той двойственности, которой неизбежно наделена всякая культура, однозначные богословские ответы здесь неуместны. В понимании процесса необходимо будет оттолкнуться от некоего идеала культурной деятельности. Только тогда мы сможем приблизиться к пониманию проблемы и сделать правильные оценки, когда у нас будет образец, с которым мы можем сравнивать то, что увидим в этом процессе.

Культурная деятельность

как священнослужение

Культурная деятельность человека, по существу изначально поставленной перед ним задачи, является изменением мира, предвосхищающим его конечное преображение. Это прямо вытекает из задачи изменения самого человека, из его обожения. «Тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8, 19–21) – говорит об этой задаче апостол Павел. Израиль и Ветхий, и Новый призван был сделаться «царственным священством и народом святым» (Исх. 23, 22; 1 Петр 2, 9), освящающим все сферы жизни. «Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте» (1 Фес. 5, 23), – наставляет фессалоникийцев апостол Павел. Но освящение человека, его обожение невозможно в отрыве от освящения всей его жизни. «Все, что вы делаете, словом или делом, все делайте во имя Господа Иисуса Христа» (Кол. 3, 17). Таким образом, человек, фактически, призывается к священнодействию в культуре. Человек образ и подобие Бога-Слова, и та жертва словесная, к которой он призван в культурной деятельности изначала (первое дело, порученное Адаму, состояло в наречении имен), есть священная жертва такого культурного служения [365]. Человек наполняет и ответственно исполняет свое культуротворческое служение в соработничестве с Богом. И как бы мы не относились к самосознанию русских писателей и поэтов, называвших свое творческое служение пророческим – сам факт наличия такого творческого самосознания [366] свидетельствует о том, что литературное творчество понималось ими как священнослужение. Русские религиозные философы культуротворческое служение сравнивали с монашеской аскетической практикой. «Я думаю, – пишет православный богослов Оливье Клеман, – что самое гениальное, что было у русских философов первой половины нашего века, это то, что они взяли из монашеской практики тему преображения человека и приложили ее к сферам культуры, общества, истории, чтобы показать, как реализуется в христианстве возможность преображения культуры и истории» [367].

Основанием для такого понимания роли человека в культурной деятельности является сакрализация в Православии царского служения. Царь является внешним епископом Церкви, осуществляющим священнослужение во всех сферах общественной жизни, начиная с государственной. Он посвящался, поставлялся на это служение через помазание и венчание на царство. Общественное служение можно назвать культуротворческим служением, потому что все общественные институты в совокупности составляют то, что и является в истинном понимании сферой культуры.

Но в царе, как сугубом представителе этого внешнего культуротворческого служения Церкви, получали посвящение и все те, кто помогал ему осуществлять это служение. Через царя освящалась и сакрализовалась вся культурная деятельность человека, все общественные институты и все служители этих институтов. Это подтверждается и тем, что всякого крещаемого до совершения погружения помазывают маслом (миропомазание совершается позже).

По мнению литургистов, это священнодействие – есть посвящение на царское служение, по образцу того помазания, которое производилось над первыми еврейскими царями. На какое же царское служение посвящается крещаемый, если заведомо известно, что такой государственной власти он никогда не получит? Стало быть, само царское служение понимается в Православии более широко, как культуротворческое служение – и именно на такое служение и посвящается крещаемый через помазание маслом.

Если христианин вынашивает в себе образ нового человека, – Христа, первосвященника, царя и пророка, то он не может хоть в какой-то мере не быть и священником, и царем, и пророком. Реализация этих служений зависит только от того, в какой мере реализован сам образ Христа. Одним словом служение в культуре, как важнейшая часть царского служения, есть неотъемлимое и органичное свойство христианской жизни. В Евангельском чтении в неделю страшного суда (см.: Мф. 25, 31–46) осужденными оказываются не те, кто совершил страшные преступления, а те, кто не совершал дела милосердия. Дела милосердия – это то, что соединяет людей в общество, что является основанием общественной деятельности и культурного строительства.

Сегодня практически утеряна идея служения в культуре. В прежние времена ходили на службу, а не работу – свою деятельность все, начиная с царя, высшей знати и чиновничества до купца и крестьянина – понимали как служение: Богу, царю и отечеству. Ныне служат только священники и военные. Утеря идеи служения является одной из главных причин постигшего человечество глобального кризиса.

Причины распространенного