ныне культуроборчества

По этой же причине многие пастыри в отношении культуры проявляют ту односторонность, которая может пагубно повлиять на всю нашу церковную и культурную жизнь. Некоторые из них даже не благословляют своих чад получать образование, а тех, кто уже поступил в какиенибудь светские учебные заведения, вынуждают покинуть их для того, чтобы трудиться внутри Церкви. Даже маленьких детей они советуют родителям не отдавать учиться в школу. Такие уродливые явления – это отдельные случаи, но это симптомы общей болезни, которая появляется в виду того, что культурная деятельность не имеет точного содержания в богословском обиходе. Содержание и сущность культуры определяется прямо противоположно. Это вносит необыкновенную сумятицу в умы. И потому внутри Церкви чаще всего пользуются привычным светским термином, содержание которого сужается до понимания культуры, как деятельности человека в искусстве.

Культуроборчество рождается из неверного представления о культе как о сфере совершенно замкнутой, отделенной от остальных сфер жизни непроницаемой китайской стеной. Это есть извращение традиционного взгляда на взаимодействие этих сфер как симфонии церковной и светской деятельности. Такое неверное представление, извращает не только смысл культурной деятельности, но затрагивает и все сферы церковной жизни. Даже, такую, казалось бы, далекую от культурной деятельности сферу церковной жизни, как аскетическое делание, ибо плодоносным оно может быть только в контексте тех задач, которые были изначально поставлены перед человеком. На историческом примере России мы видим, что культурная деятельность всегда начиналась с построения монастыря, который и являлся источником этой деятельности. Так что сама история опровергает подобные взгляды на культуру.

Именно потому, что культурная деятельность сводится только к сфере искусства, у многих пастырей выработалось отрицательное отношение к культуре. Для этого есть серьезные основания, потому что искусство в христианском понимании зона наибольшего духовного риска. Особенно театр. И Церковь обязана сказать об этом, ибо изображение другого лица не может не привести к внутреннему раздвоению, опасному в духовном отношении явлению. Но даже и театр, как наиболее сомнительный вид искусства, мы должны оценивать только в контексте школы жизни, в контексте восхождения и изменения человека. Театр поначалу изображал сцены из жизни богов – само название, производимое от слова Теос, говорит нам об этом. Он имел мистериальное значение, – и входил в культовое действие, которое заключалось в подражании богам. В этом миссия театра – дать человеку идеал его человечности, его богоподобного будущего. Там, где театр и вообще искусство эту миссию перестает выполнять, – там оно действует разрушительно, работает на диавола.

Подражание – это свойство детского возраста, ведь маленькие дети постоянно во всем подражают взрослым, и через это подражание действительно, в конце концов, обретают взрослость. Дети играют во взрослость. И в этой игре нет ничего плохого. Плохим такое подражание становится только тогда, когда ребенок вырастает, но не становится взрослым, а продолжает изображать из себя ребенка. Антихрист, кстати говоря, будет именно таким человеком, который, не захотев подражать Христу по существу, ловко его изобразит, именно мастерски сыграет Христа. В этом-то главное искушение театра, да и всей культуры – ни одна из ее отраслей не сделала человека святым. Беда сегодняшней культуры состоит в том, что она приучает человека не подражать Богу обновлением падшей природы, а изображать богов в падшей природе – и это-то и делает ее антихристианской. Даже подавая правильные образы жизни и верные идеи, но не имея в себе той благодатной силы, которая способна преобразить человека, – культура в главном отношении остается бесплодной. В церковной культуре, основанной на конкретной практике обновления, преобразования падшей природы человека, акцент смещается именно на это конкретное дело, а не разговор о нем. Здесь человек отказывается от себя падшего, неспособного к самостоятельному обновлению для того, чтобы стать богоподобным. В антихристианской культуре – он провозглашает себя самодостаточным, то есть богом, но при этом остается лишь падшим человеком.

Если театр – это лишь первая ступень в восхождении, открывающая человеку следующую ступень, то, стало быть, культура, не смотря на свою двойственность и временность, может стать лествицей восхождения человека к вневременному, вечному. «Красота спасет мир» – говорил Достоевский. И конечно, он имел в виду не эстетическую сторону, а нравственную, ибо в создании красоты нет никакой утилитарной цели – она создается для других, она по самому характеру своему альтруистична. Хотя сфера искусства коренным образом отличается от сферы этики, но и ту, и другую сферу роднит одно общее свойство, – обе требуют творческого акта, лично принятого решения или личной ответственности. Это свойство искусства очень важно именно в плане религиозном. Поэтому искусство может стать начальной школой альтруизма, которая и станет ступенькой к высшей школе. Тот же, кто пытается исключить эту начальную ступень, поступает неразумно, ведь совершить скачок на следующую ступень, минуя промежуточную, способен не каждый, а только тот, кто с детства приобрел такие навыки. Но таких «скалолазов» единицы.

Аскетическое изменение человека (обожение) святые отцы представляли в виде восхождения по ступеням добродетелей. В этом восхождении нельзя было ступать на ступени высшие, не пройдя низшие. Такое преступление через ступени могло стать отступлением (преступлением) от истинного пути восхождения. «Каждая добродетель, – поучает святой Исаак Сирин, – есть мать следующей за ней. Если оставишь мать, рождающую добродетели, и устремишься к взысканию дщерей, прежде стяжания матери, то добродетели эти соделываются ехиднами для души» [368]. Культуроборчество это попытка выбить ступень восхождения в лестнице культурных ценностей, – ступень, которая может привести человека и на христианскую лествицу добродетелей. На духовную лествицу восхождения к Богу человек восходит, пройдя душевную лествицу культурного преобразования. Именно поэтому к культуре необходимо очень осторожное, вдумчивое и рассудительное отношение, иначе будет разрушена последняя защитная система общественной жизни человека, сохраняющая его от погружения в животное состояние.

Человек, как человек, складывается только в обществе. Любое человеческое сообщество обладает определенной культурой: системой ценностей, обычаев, языком. Дети, возросшие вне человеческого общества, воспитанные, например, животными, не воспринявшие эту систему ценностей и не обученные языку, – никаких признаков культурного человека, кроме антропологических, не имеют. По существу они и не являются человеком в том смысле, который мы вкладываем в понятие человек. Вообще человек становится тем, кто его воспитывает. Если волком, – то становится по своему сознанию волком, если человеком, – то человеком, если бесом, – то становится бесоподобным, если Богом, – то делается и богоподобным. Поэтому содержание и характер культуры имеют решающее значение для воспитания человека – какова будет культура общества, таков будет и человек.

Церковь вошла в мир как новое общество, в котором были свои культурные ценности. И не столько проповедь способствовала распространению христианства, сколько сама жизнь, социальное устройство, культурные ценности нового, так внезапно ворвавшегося в историю общества. И если мы, христиане, по каким-либо мотивам, пусть даже самым высоким, отказываемся от культурной деятельности, то мы лишаем возможности все остальное человечество приобщиться к христианским ценностям через культуру. Трудиться на поле культуры это наша миссионерская христианская обязанность. Именно как миссию, как церковное послушание и надо понимать нашу культурную деятельность. Но для того, чтобы она была более успешной необходимо это делать осмысленно, следуя святоотеческой традиции. Поэтому сегодня особо актуальным становится создание богословия христианской культуры. Это сложное задание и непростая проблема. Однако тем, кто явится первопроходцами на этом новом поле культуры, придется преодолевать эти сложности, потому что без приобщения к сложности невозможно будет в новую эпоху грамотно и сознательно работать на этом поле, выращивая на нем не сорняки, а культурные растения. И это ни какая-то элитарная или эзотерическая приобщенность, а насущная задача каждого трудящегося на этом поле, потому что доступ к этой работе и этому полю открыт всем желающим.

Понять и оценить значение культуры можно только, взглянув на эту проблему с другой точки отсчета, которую необходимо будет поместить в Вечности, и в этом главная сложность. С этой точки культура видится как школа Вечности, как лествица восхождения к Богу. Поэтому культура, лишенная культового питания, становится бесплодной пустыней, в которой невозможно возделывание жизни. Такая культура производит лишь мертвое ее подобие. Оскудение культуры происходит, однако, не сразу, ведь даже самая антижизненная культура может развиваться только как извращение жизни, она все равно питается от корня Жизни, ибо другого питания в этом мире не существует. И если Бог терпит такое извращение жизни, то только по одной причине, – Он взирает на это из Вечности, для Вечности этот разворот жизни есть лишь ничтожное мгновение. Но и в этом тоже имеется свой смысл – человек опытно постигает пагубность подобных отступлений от жизни. Если человек сознает эту пагубу и в покаянии отказывается от своих заблуждений, то этот разворот жизни становится ступенью в восхождении на Небо.

Поэтому лабиринты культуры – это лабиринты жизни. И человеку не остается ничего другого, как только пройти через них, ибо вне этих лабиринтов у него нет никакого шанса стать человеком. Но пройти эти лабиринты он сможет лишь в одном случае – если он научится ориентироваться в них. Для того, чтобы ему научиться это делать, ему необходимо обрести точку отсчета, точку опоры, без которой невозможно ориентирование в этом бесконечном океане жизни. Но именно поэтому эту точку нужно искать не в зыбком основании земной культуры, а на твердой почве религиозного культа, открывающего человеку врата благодатной Вечности.

Построение христианской культуры невозможно без культа, без возделывания и преобразования души человека, потому что христианский культ обращен к совести человека. А совесть, по учению отцов, есть голос Божий в человеке. Трудно представить себе устойчивую культуру, построенную бессовестными людьми, ибо всякий бессовестный человек будет думать не о том, как служить Богу и людям, а как услужить себе и удовлетворять свои похоти. В этом видится коренное отличие одной культуры от другой. Умение различать их становится жизненной необходимостью человечества, ибо одна культура бытийна – смысл ее в приобщении к бытию – и потому главный глагол, которым определяется вся культурная деятельность такого рода – это глагол быть. Другая же, – антибытийна, ибо она разрушает самого человека и окружающую его жизнь, а главный глагол, которым определяется такая эгоистическая жизнь человека – это глагол иметь. Сегодня не бытие и твоя приобщенность к нему, а имение и возможности его использования являются главным признаком включенности в жизнь, но это мнимая приобщенность к жизни, ибо истинное имение – это бытийность, а подлинное бытие – это благодатная Вечность. Характерно, что в английском, немецком, французском языке и всех языках близких им по группе, грамматические языковые конструкции выстраиваются на глаголах иметь, хотеть, тогда как в русском языке такое образование идет через глагол быть. Даже когда мы хотим сказать о том, что мы что-то имеем – мы говорим: «у меня есть», то есть мысль об имении выражается в русском языке через глагол быть. Сам язык уже особым образом формирует сознание, на основе которого выстраивается и особый тип культуры.

Если культура не направляет человека к познанию Истины, если она не пробуждает в нем священного трепета перед Красотой Божиего творения, если она не выращивает в нем начал жертвенной Любви, то такая культура не может быть устойчивой, она начнет разрушаться, увлекая в это разрушение и самого человека. Такую культуру мы не можем назвать христианской – это культура антихристианская. Но если человек познал Истину Жизни и осознал свое место в бесконечном Ее океане, если он понял, что мир держится на жертвенной любви Бога, то у него нет другого пути в эту Бесконечность Жизни, как только через культуру, берущую свое начало в культе и приобщающую его к этим нетленным ценностям Жизни. Без ясного осознания смысла своего бытия человек теряет все жизненные ориентиры и изменяет своему призванию к бытию в качестве существа разумного. Такова природа разумного существа – ему необходимо на каждом этапе своего развития соотносить свою жизнь с высшим смыслом Бытия, ему необходима эта точка опоры в Бытии, ибо отступление от этой точки выводит человека за границы разумной и богоустроенной жизни, превращая его собственный мир и окружающую его жизнь в хаотическую, бессмысленно бурлящую бездну. Такую жизнь уже никак нельзя назвать человеческой, а подобный мир очеловеченным. Вне лона культуры человек неизбежно превращается в неразумное животное. В лоне извращенной культуры он непременно вырождается и становится лишь разумным животным.