Аскетическое изменение человека (обожение) святые отцы представляли в виде восхождения по ступеням добродетелей. В этом восхождении нельзя было ступать на ступени высшие, не пройдя низшие. Такое преступление через ступени могло стать отступлением (преступлением) от истинного пути восхождения. «Каждая добродетель, – поучает святой Исаак Сирин, – есть мать следующей за ней. Если оставишь мать, рождающую добродетели, и устремишься к взысканию дщерей, прежде стяжания матери, то добродетели эти соделываются ехиднами для души» [368]. Культуроборчество это попытка выбить ступень восхождения в лестнице культурных ценностей, – ступень, которая может привести человека и на христианскую лествицу добродетелей. На духовную лествицу восхождения к Богу человек восходит, пройдя душевную лествицу культурного преобразования. Именно поэтому к культуре необходимо очень осторожное, вдумчивое и рассудительное отношение, иначе будет разрушена последняя защитная система общественной жизни человека, сохраняющая его от погружения в животное состояние.

Человек, как человек, складывается только в обществе. Любое человеческое сообщество обладает определенной культурой: системой ценностей, обычаев, языком. Дети, возросшие вне человеческого общества, воспитанные, например, животными, не воспринявшие эту систему ценностей и не обученные языку, – никаких признаков культурного человека, кроме антропологических, не имеют. По существу они и не являются человеком в том смысле, который мы вкладываем в понятие человек. Вообще человек становится тем, кто его воспитывает. Если волком, – то становится по своему сознанию волком, если человеком, – то человеком, если бесом, – то становится бесоподобным, если Богом, – то делается и богоподобным. Поэтому содержание и характер культуры имеют решающее значение для воспитания человека – какова будет культура общества, таков будет и человек.

Церковь вошла в мир как новое общество, в котором были свои культурные ценности. И не столько проповедь способствовала распространению христианства, сколько сама жизнь, социальное устройство, культурные ценности нового, так внезапно ворвавшегося в историю общества. И если мы, христиане, по каким-либо мотивам, пусть даже самым высоким, отказываемся от культурной деятельности, то мы лишаем возможности все остальное человечество приобщиться к христианским ценностям через культуру. Трудиться на поле культуры это наша миссионерская христианская обязанность. Именно как миссию, как церковное послушание и надо понимать нашу культурную деятельность. Но для того, чтобы она была более успешной необходимо это делать осмысленно, следуя святоотеческой традиции. Поэтому сегодня особо актуальным становится создание богословия христианской культуры. Это сложное задание и непростая проблема. Однако тем, кто явится первопроходцами на этом новом поле культуры, придется преодолевать эти сложности, потому что без приобщения к сложности невозможно будет в новую эпоху грамотно и сознательно работать на этом поле, выращивая на нем не сорняки, а культурные растения. И это ни какая-то элитарная или эзотерическая приобщенность, а насущная задача каждого трудящегося на этом поле, потому что доступ к этой работе и этому полю открыт всем желающим.

Понять и оценить значение культуры можно только, взглянув на эту проблему с другой точки отсчета, которую необходимо будет поместить в Вечности, и в этом главная сложность. С этой точки культура видится как школа Вечности, как лествица восхождения к Богу. Поэтому культура, лишенная культового питания, становится бесплодной пустыней, в которой невозможно возделывание жизни. Такая культура производит лишь мертвое ее подобие. Оскудение культуры происходит, однако, не сразу, ведь даже самая антижизненная культура может развиваться только как извращение жизни, она все равно питается от корня Жизни, ибо другого питания в этом мире не существует. И если Бог терпит такое извращение жизни, то только по одной причине, – Он взирает на это из Вечности, для Вечности этот разворот жизни есть лишь ничтожное мгновение. Но и в этом тоже имеется свой смысл – человек опытно постигает пагубность подобных отступлений от жизни. Если человек сознает эту пагубу и в покаянии отказывается от своих заблуждений, то этот разворот жизни становится ступенью в восхождении на Небо.

Поэтому лабиринты культуры – это лабиринты жизни. И человеку не остается ничего другого, как только пройти через них, ибо вне этих лабиринтов у него нет никакого шанса стать человеком. Но пройти эти лабиринты он сможет лишь в одном случае – если он научится ориентироваться в них. Для того, чтобы ему научиться это делать, ему необходимо обрести точку отсчета, точку опоры, без которой невозможно ориентирование в этом бесконечном океане жизни. Но именно поэтому эту точку нужно искать не в зыбком основании земной культуры, а на твердой почве религиозного культа, открывающего человеку врата благодатной Вечности.

Построение христианской культуры невозможно без культа, без возделывания и преобразования души человека, потому что христианский культ обращен к совести человека. А совесть, по учению отцов, есть голос Божий в человеке. Трудно представить себе устойчивую культуру, построенную бессовестными людьми, ибо всякий бессовестный человек будет думать не о том, как служить Богу и людям, а как услужить себе и удовлетворять свои похоти. В этом видится коренное отличие одной культуры от другой. Умение различать их становится жизненной необходимостью человечества, ибо одна культура бытийна – смысл ее в приобщении к бытию – и потому главный глагол, которым определяется вся культурная деятельность такого рода – это глагол быть. Другая же, – антибытийна, ибо она разрушает самого человека и окружающую его жизнь, а главный глагол, которым определяется такая эгоистическая жизнь человека – это глагол иметь. Сегодня не бытие и твоя приобщенность к нему, а имение и возможности его использования являются главным признаком включенности в жизнь, но это мнимая приобщенность к жизни, ибо истинное имение – это бытийность, а подлинное бытие – это благодатная Вечность. Характерно, что в английском, немецком, французском языке и всех языках близких им по группе, грамматические языковые конструкции выстраиваются на глаголах иметь, хотеть, тогда как в русском языке такое образование идет через глагол быть. Даже когда мы хотим сказать о том, что мы что-то имеем – мы говорим: «у меня есть», то есть мысль об имении выражается в русском языке через глагол быть. Сам язык уже особым образом формирует сознание, на основе которого выстраивается и особый тип культуры.

Если культура не направляет человека к познанию Истины, если она не пробуждает в нем священного трепета перед Красотой Божиего творения, если она не выращивает в нем начал жертвенной Любви, то такая культура не может быть устойчивой, она начнет разрушаться, увлекая в это разрушение и самого человека. Такую культуру мы не можем назвать христианской – это культура антихристианская. Но если человек познал Истину Жизни и осознал свое место в бесконечном Ее океане, если он понял, что мир держится на жертвенной любви Бога, то у него нет другого пути в эту Бесконечность Жизни, как только через культуру, берущую свое начало в культе и приобщающую его к этим нетленным ценностям Жизни. Без ясного осознания смысла своего бытия человек теряет все жизненные ориентиры и изменяет своему призванию к бытию в качестве существа разумного. Такова природа разумного существа – ему необходимо на каждом этапе своего развития соотносить свою жизнь с высшим смыслом Бытия, ему необходима эта точка опоры в Бытии, ибо отступление от этой точки выводит человека за границы разумной и богоустроенной жизни, превращая его собственный мир и окружающую его жизнь в хаотическую, бессмысленно бурлящую бездну. Такую жизнь уже никак нельзя назвать человеческой, а подобный мир очеловеченным. Вне лона культуры человек неизбежно превращается в неразумное животное. В лоне извращенной культуры он непременно вырождается и становится лишь разумным животным.

Если вне лона культуры человек не может стать человеком, то вопрос его становления сводится к тому, какого он культа последователь, кто его наставник и кем он воспитывается. Суть грехопадения можно понять, только исходя из этого контекста. Человек, учащийся в школе у Бога и воспитывавшийся в Его Культуре, получает доступ к культуре бесовской – и это изменяет его природу и отторгает от благодатной Вечности. Если в школе божественной Культуры он научался труду по уходу за всем живым, совершаемым всеми трудящимися на поле этой культуры в жертве, то, получив посвящение в другую культуру, человек научился брать от жизни как можно больше, ничем для этого не жертвуя. Естественно, такого паразитически сформированного человека нельзя было допустить к древу жизни, ибо, как нас убеждает в этом опыт, аппетиты паразитов неукротимы и в этой необузданности разрушительны для жизни.

Мы часто говорим о прогрессе, совершенно не задумываясь о том, каков результат понимаемого таким образом прогресса. В итоге мы приближаемся к тому, что вскоре будем голодать и жить на разрушенной земле, потому что такой прогресс нарушил весь строй нашей жизни, весь биоценоз. Оказывается, генетически измененные организмы меняют соотношение насекомых, уничтожают популяции птиц, отравляют ядами человека и даже меняют его генетический код. Через опыление вносят генетические изменения в организмы, созданные Богом, и через несколько поколений – они становятся бесплодными. И это только те поверхностные последствия, которые заметны глазу и доступны сегодня нашему опыту. Вторжение в тайну жизни без подлинного знания и с корыстными интересами может привести к непредсказуемым и необратимым последствиям – уже сегодня появляется целый ряд генетических уродств. Так, например, в виду изменения генетического кода через потребление генетически измененных продуктов, у одной женщины из руки произрастает колючка, удалить которую невозможно, так как она генетически обусловлена и при удалении будет произрастать в любом другом месте тела. На этих примерах мы видим, что такой «прогрессивный» подход разрушает саму органику жизни.

Прогресс как идея возрастающего материального благосостояния не оставляет камня на камне в здании культуры, потому что эта фрагментарная идея рождает корыстное отношение ко всему в мире – все подлежит в нем исчислению и продаже, вопрос сводится только к цене. Но культура стоит на том камне, который не продается и не покупается. Если таких ценностей, которые не продаются, в обществе нет, то нет и самого общества, а есть звериное стадо хищников и расхитителей земных богатств, предназначенных Богом для культурного становления человечества, для изменения самого человека, который сможет понести эту культурную миссию в мир. Если мы не обратимся к вечным, непреходящим и непродаваемым ценностям, то нас ожидает в ближайшем будущем печальный конец, описанный евангелистом Иоанном в Апокалипсисе. Потеря культурных ценностей, на которых зиждилась классическая и христианская культура, приводит к тотальному разложению общественной жизни, ибо в России культура, а не власть, является созидательной, удерживающей и регулирующей общественную жизнь силой.

Поэтому единственный выход из сложившейся ситуации видится в изменении мировоззрения и сознания современного человека, дающего возможность созидать культуру, отражающую Вечность в своих творениях. Сегодня человек думает, что он царь природы, которому дозволено управлять ей, вторгаться в ее святая святых, использовать ее для создания технологий преобразования человека. Он уверен, что с помощью технологий возможно изменение человека и бесконечное расширение сферы его влияния, как в пространстве (в бесконечном космосе), так и во времени (с помощью клонирования органов и их замены). И только Церковь еще напоминает человеку, каков он есть на самом деле и каким он может стать. Она еще сохранила опыт подлинного изменения человека – его преображения и вхождения в благодатную вечную жизнь.

После революции, принесшей реки крови, многие задумывались о том, как не повторить это кровавое безумие. Еще в 1923 году протопресвитер Василий Зеньковский (тогда еще мирянин) писал: «Мы не можем отойти от мысли, что пробил исторический час Православия; чем более сияет оно нам, живущим в Православии, тем более непобедимо встает эта мысль… Не знаю пришел ли исторический час для Православия как Церкви, не знаю и не чувствую этого; скорее думаю, что для этого еще не настало время, что историческому прославлению Православия как Церкви должна предшествовать эпоха внутреннего, невидимого приятия миром Православия.

Думаю поэтому, что мы вступили в эпоху православной культуры, построения системы культуры на основах Православия. Мир должен внутренне обновиться через приобщение к духу Православия, должен быть явлен тип православной культуры, должно вновь открыть для исторического творчества путь ко Христу, связать его со Христом.

Осияние исторического процесса в человечестве светом Христовым, оплодотворение культурного творчества духом Православия, вообще выявление в историческом процессе, в исторической активности начал Православия – вот к чему подошли мы.