Таким образом, Культура – есть то лоно, в котором человек рождается как существо духовное, а не природное, и в котором происходит его становление для Вечности. Культура – это то поле, на котором рождается, развивается и преображается душа человека, приготавливаясь к вечной благодатной жизни. Культура же иного духа, есть лишь спекуляция на этой идее, ее глобальное извращение. Но любая спекуляция возможна только на положительных ценностях, ибо никто не может долго прельщаться пустотой. Поэтому и извращенная культура может существовать только до тех пор, пока не осуществлена подлинная. Если мы осознаем подлинные основы культуры, ее смысл, значение и происхождение, то тем самым, уже положим основания для того, чтобы отнять у извращенной культуры те ценности, которые ей не принадлежат. Но само отъятие возможно совершить только созиданием подлинной Культуры, а подлинную Культуру можно созидать только на основе Культа, открывающего человеку Истину и приобщающего его к Ней.

Если мы определяем культуру как продукт материи, способной самозародить жизнь и эволюционным путем достигнуть самосознания, то признаем культуру природным материальным процессом, а это далеко нас уводит от понимания сущности культуры.

Исходя из этого, мы приходим к вопросу о критериях исследования культуры. Их, на наш взгляд, можно почерпнуть только в истинном культе. Даже наука, как это блестяще доказал австрийский математик Курт Гедель, вынуждена для доказательства истинности суждений в рассматриваемой ею системе привлекать в качестве принимаемого на веру знания (аксиомы), аргументы из другой, высшей системы. Попробуем же и мы привлечь такое знание из высшей сферы – из культа, и на основе этого знания произвести исследование культурных явлений и оценить их, пользуясь религиозными критериями.

Культура и религия

Культура – это материализация духа, и поэтому культура не может стоять обособленно от религии. У верующего человека религиозное мировоззрение не может находиться на периферии его жизни, а, следовательно, оно будет обязательно проявляться в общественно-культурной жизни. Религия и культура взаимосвязаны гораздо теснее, чем это принято обычно признавать. Можно без всякого преувеличения сказать, что религиозные убеждения являются дрожжами не только религиозной жизни, но в той же мере и общественно-культурной, ибо человек существо целостное – он не может быть царством, разделившемся в самом себе (см.: Мф. 12, 25).

Культура душевна, но подлинная культура всегда питается от Духа, она живет таинством. Таинство и есть питание культуры, если нет этого питания, то культура непременно вырождается в чисто душевное явление. Где нет приобщения к подлинному Духу, там поселяются злые духи. Где нет небесного питания, там земная душевная мудрость становится бесовской (см.: Иак. 3, 15). Но там, где культура питается из духовного источника, она в высших своих проявлениях граничит с духовным миром – и даже иногда переходит за эти границы.

Сегодня озвучивается идея безразличия Православия к культурным типам, мол, культура развивается по своим законам, не зависящим от религии. Но именно религия создает культуру, ибо религия определяет смысл человеческой жизни, который неизбежно будет определять и характер культуры. Вся проблема понимания культуры сводится к вопросу: материализациейкакого духа является культура, какой религиозный смысл она осуществляет?

Еще в XIX веке Е.П. Блаватская предприняла беспрецедентную попытку религиозного объяснения мира, причем с позиций новой универсальной религии, которая, по ее мнению, вбирает в себя все религии, так как новая религия лишь вскрывает тот смысл, который содержится во всех религиях. Сама эта новая религия – есть, как утверждает Блаватская, самая древняя религия, которая сохранила все ключи для объяснения мира, а другие религии сохранили эти ключи лишь частично. Поэтому, по ее мнению, между религиями не будет противоречия, когда они получат все до сего времени сокрытые ключи. Однако картина мира, рисуемая Блаватской, настолько противоречит христианскому пониманию, что говорить здесь о совмещении этих картин совершенно бессмысленно. Достаточно указать только на одно различие, которое никоим образом и никакими ключами невозможно примирить. «Сатана, – пишет она, – будет явлен в сокровенном Учении как аллегория Добра и Жертвы, как Бог Мудрости» [4]. «Именно Сатана является Богом нашей планеты и единым Богом, и это без всякого аллегорического намека на его злобность и развращенность. Ибо он един с Логосом» [5]. Христос же, по ее учению, есть лишь один из иерархических духов, причем находящийся даже на не очень высоком уровне этой иерархии. Поэтому, по здравом рассуждении, всякий будет вынужден признать это учение антихристианским. В этом признается и сама Блаватская – в одной из своих статей она недвусмысленно утверждает, что цель ее трудов в том, «чтобы смести христианство с лица земли». Однако именно на этом зыбком фундаменте построено все оккультное учение и именно оно-то является базисом той «новой» культуры, которую сегодня начинают строить те, кто исповедают этого духа.

Средневековые мистики-оккультисты занимались поиском эликсира бессмертия, средств омоложения и продления жизни, а также созданием голема – робота, зомби, который создавал бы комфорт и выполнял бы любые поручения своего хозяина. Но разве современная наука не ставит те же задачи? Оккультное мировоззрение сходно с научным не только по задачам, но и в своем технологическом аспекте, ибо научная и оккультная технология принадлежат к одному типу – в обеих используется один и тот же принцип – результат эксперимента повторяем и гарантирован последовательностью манипуляций. Когда у современного человека начинаются религиозные поиски, он выбирает обычно то, что ему близко по мировоззрению, по целям – поэтому и оккультизм сегодня снова востребован.

Именно оккультное объяснение мира ныне становится расхожим религиозным мировоззрением. По данным социологических опросов, большая часть людей (две трети) имели опыт экстрасенсорного восприятия, 42% – опыт общения с умершими. Сегодня христианство непопулярно, потому что оно говорит о грехопадении человека, – о его тотальной испорченности. Такие слова в наши дни звучат диссонансом на фоне всеобщего восхваления человека и его невиданных доселе возможностей. Современный человек, уверенный в том, что он может делать сам себя, не хочет ничего слышать о своей греховности и недостатках. Поэтому немногими будут услышаны сегодня слова о двусмысленности культуры, которую создает падший человек.

Но это, однако, и не повод для того, чтобы отвергать культуру вовсе. Пожалуй, вряд ли сегодня можно найти более актуальную тему для обсуждения, чем культура. От того, кто будет работать на поле культуры, фактически зависит будущее мира. Христиане всегда культурно осваивали мир – они творили новую культуру, но всегда брали все то лучшее, что было в культуре у язычников. Культурой христиане называли только то, что связано с чистотой души, с избавлением от страстей, оскверняющих душу. Поэтому христианская культура тесно связана не только с культом (внешним выражением религии), но и с аскетикой, обращенной к внутренней жизни человека, к его изменению и преображению. Смысл христианской культуры в открытии и показе совершенной, преображенной жизни. Там, где происходит измена этой задаче, в культуре наблюдается деградация.

Только через аскетику можно по настоящему оценить и понять культуру, ибо аскетика всегда содержит в себе духовно-нравственные критерии отношения человека к Богу, к самому себе, к миру. Она всегда устремлена на изменения человека, – на изменение его нравов, а через изменение человека и на изменение мира. Мир может меняться только с изменением человека. Пользуясь этими критериями, можно дать оценку и культурным явлениям. Там же, где смысл аскетики искажен и там, где аскетика вообще отсутствует, меняются представления о духовности. Это понятие трактуется уже слишком широко, в него включается то, что совершенно чуждо христианству, при этом исключается самое главное – аскетическое учение о греховности человека и необходимости восстановления его изуродованной природы. Христианин, совлекая с себя ветхого человека (см.: Кол. 3, 9–10; Еф. 4, 22), созидает в себе нового. Христианскую культуру может создавать только новый человек, но в построении культуры действует и ветхий. Поэтому то, что мы привыкли называть культурой, несомненно, обладает двусмысленностью. Культуру и следует рассматривать в этой двузначности, – только тогда возможно избежать крайностей по отношению к ней. Но чаще всего мы сталкиваемся с крайними воззрениями на культуру: либо мы безоговорочно принимаем все, что создает человек, либо отвергаем в культуре без всякого разбора даже то, что, рождаясь в ее лоне, выходит за ее рамки.

В недавно вышедшей книге архимандрита Рафаила (Карелина) есть такая нелестная характеристика поэтов: «Поэты – гурманы земной красоты. Они не просто предаются страстям: страсти – источник их вдохновения, краски их палитры; они хотят испытать страсти, увидеть их во всех оттенках и нюансах, чтобы воплотить в своих стихах. Поэты в душе язычники: то, что принадлежит Богу, они приписывают миру и человеку; поэтому в их сердцах сочетаются тоска по идеалу и неудержимое влечение к греху, которое они украшают, как золотой парчой – гроб. В поэзии соединяются два начала: слово и музыка; имитацией музыки служат рифма и ритм. Когда мы слушаем музыку, то наш ум бездействует, как бы замирает; он переходит в пассивное состояние» [6].