«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

 (Написано Каллистом, святейшим патриархом Константинопольским)

Житие, славные подвиги и чудеса преподобного и богоносного отца нашего Максима Кавсокаливита, на Святой Горе Афон подвизавшегося в XIV веке

 Сей преподобный наш отец Максим происходил из Лампсака, от родителей благородных, благочестивых и доброде­тельных. Будучи бездетными, они со слезами просили Бога даровать им дитя. Бог услышал их моление и дал им сего блаженного Максима, которого они назвали в Святом Кре­щении Мануилом. Приняв его как дар от Бога, как и было в действительности, родители воспитывали его с большой любовью и заботой, научив его и священной грамоте. Когда ребенок стал старше, они принесли его в храм Пресвятой Бо­городицы и посвятили Богу. Пребывая в храме Богородицы, Мануил с любовью к Богу воспевал песнопения и всегда с сильным умилением молился Божией Матери о своем спа­сении. Становясь старше и преуспевая в благодати, он по­истине был подобен Самуилу. Его все хвалили и любили за то, что он мыслил не как дитя, но с самого начала имел ум старческий и часто посещал преподобных отцов, безмолв­ствовавших поблизости, чтобы послушать их душеполезные наставления. Общаясь с ними и прислуживая им, когда была такая возможность (потому что он пребывал еще в подчине­нии родителям), Мануил был наставлен ими на богоугодное жительство. Его сердце зажглось божественной любовью, которая понуждала его уйти от мира на безмолвие и облечь­ся в святую монашескую схиму. Поэтому преподобный часто снимал свои мирские одежды и одевал одежды бедных, за­мерзая и дрожа от холода. Он тайно с щедростью раздавал хлеб голодным и, чтобы скрыть свою добродетель, прики­дывался перед родителями и прочими безумным. Однако добродетель его не укрылась от них. Забыв о том, что они посвятили его Богу, родители стали готовить его к свадьбе, чтобы связать мирскими узами и, пока живы, иметь люби­мого сына при себе.

 Но добрый Мануил, поддерживая в уме своем помыслы о Боге, в семнадцать лет оставил родителей, родину и мир, и ушел на гору, называемую Ганской. Он надел монашескую одежду, получил имя Максим, и пошел в послушание к искусному и деятельному старцу по имени Марк, чтобы на­учиться от него монашескому жительству. Поскольку же он и сам был привычен к монашеской жизни, то оказался мо­нахом преуспевающим и достойным во всем: посте, бдении, молитве, лежании на голой земле, презрении всего суетного и самого своего тела. Его полюбили все, а собственный ста­рец даже поносил его за чрезмерный телесный подвиг.

 Но прошло немного времени и старец его, просиявший своей добродетелью по всей Македонии, отошел в вечные обители. Божественный Максим после этого ушел оттуда, прошел Македонию и близлежащие горы в поисках такого же добродетельного старца. Бог исполнил его желание. При­дя на Папикийскую гору, он нашел святых мужей, подобных древним, которые обитали на горе, в пещерах, в пустынных местах и ничего не имели, кроме старой одежды, что была на них. Находясь с ними долгое время он усвоил все вышече­ловеческие добродетели, подобно тому как воск принимает форму печати. Затем преподобный пришел в Константино­поль, посетил его прекрасные храмы и поклонился святым, пребывающим в них как многоценное сокровище, а затем пришел в храм Пресвятой Госпожи нашей Богородицы называемой Путеводительница. Поклонившись святыням храма, преподобный стал размышлять о той славе, которую имеет на Небесах Божия Матерь. Пребывая в исступ­лении, он остался в храме на ночь. И не было у него ни обу­ви, ни головного убора, а одна только старая одежда. А от того, что он пребывал в исступлении, то всем казался без­умным. Тогда он и сам стал притворяться безумным, как тот великий Андрей, Христа ради юродивый. Поэтому все удивлялись и считали его юродивым ради Христа, а не по-настоящему безумным.

 Узнав о Максиме, великий царь Андроник Палеолог при­гласил преподобного к себе во дворец для беседы. Божест­венный Максим отвечал царю словами из сочинений Гри­гория Богослова, как у него было в обычае, и из Священного Писания, так что все риторы удивлялись, откуда он мог знать об учении Григория. Максим иногда выговаривал слова не­правильно, вопреки грамматическому искусству, и великий логофет Каниклиос, однажды обратившись к присутствую­щим, сказал: «голос, голос Иакова; а руки, руки Исавовы» (Быт. 27: 22). Услышав эти слова, преподобный тотчас же ушел, назвав их суемудрыми и безумными, и более не ходил во дворец. К тогдашнему же патриарху, святому Афанасию, он приходил часто и с радостью слушал его сладчайшие слове­са, называя его новым Златоустом. Зная об его добродетели, патриарх пытался оставить преподобного в общежительном монастыре в Константинополе, но тот не хотел уходить из Влахернского храма Божией Матери, во дворе которого про­водил все ночи, подвизаясь в голоде, жажде, бдениях, стоя­ниях, молитве, слезах и постоянных воздыханиях. Днем же притворялся безумным, будучи поистине премудрым, что­бы ветер человекоугодия не сорвал плод его добродетели.

 Проведя там достаточно времени, он пришел в Салоники, чтобы поклониться великому Димитрию Мироточивому, исполнив свое желание, он отправился на Святую Афон­скую Гору. Обойдя все монастыри и поклонившись их свя­тыням, он наконец пришел в Лавру святого Афанасия. Раз­мышляя о подвигах святых Афанасия и Петра Афонского, удивляясь подвигу безмолвия Петра и общежительной жиз­ни Афанасия, много думая о ревности и прилежании обоих в хранении заповедей Божиих, Максим возжелал остаться на Святой Горе и подражать житию их обоих. Однако, пре­жде чем богомудрый начал свой подвиг, он спросил совета у подвизавшихся там святых отцов. Ему посоветовали для на­чала войти в подчинение старцу и, как должно, упражнять­ся в подвигах блаженного терпения. Уже после того, как он положит на камень Христов доброе основание в виде божест­венного терпения, которое есть начало и корень всех добро­детелей, то сможет подвизаться один в безмолвии.

 Выслушав все советы, преподобный стал послушником у игумена и поселился вместе с прочими братьями. Сначала он был испытан в простейших послушаниях, как это заве­дено, затем был назначен петь в церкви во славу Бога, ибо в юности его обучили музыке. Он пел разумно, понимая смысл слов, при этом возвышал ум свой к Воспеваемому Богу и от умиления проливал обильные слезы. То же самое он испытывал и при чтении стихов Священного Писания. Молясь в исступлении, он удивлялся безграничному чело­веколюбию Бога, Который через Святаго Духа даровал нам, находящимся еще в теле, благодать разумений Священного Писания. Сердце преподобного светилось божественным ог­нем, а внутренности сгорали от обитавшей в нем Божествен­ной благодати, и хотя он и был вместе со всеми, но как бы находился один, в пустыне, и ничто не препятствовало ему в совершении умной молитвы: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя". Он произносил ее постоянно, ибо она возникала при каждой его мысли, что очень редко и трудно найти у подвижников. Но сей блаженный Максим за свою добродетель и благоговение к Пресвятой Богородице с детства был награжден даром молитвы. Пребывая в послушании монастырскому начальству и с ревностью исполняя все повеленное ему, он проводил жизнь так же, как и раньше, так же утесняя тело, как и во Влахернском храме. В Лавре у него не было ни кельи, и никакого уголка, где бы он мог отдохнуть телесно, а на трапезе он брал еду с воздержанием, чтобы только не умереть от голода. Вместо жилища у него были стасиди (особые деревянные кресла) в притворе церкви, где он всегда, по своему обычаю, подвизался во всенощном стоянии и бдении.

 Но подобно тому, как Синайская гора позвала Моисея, гора Кармил - Илию, а пустыня - Иоанна Крестителя, так позвал преподобного Максима цвет гор - Афон, чтобы пра­ведник расцвел здесь и принес плоды Святаго Духа. Од­нажды, в праздник Всех святых явилась ему Богородица, с Господом на руках, и сказала: "Следуй за Мной, верный Максим, и взойди на вершину Горы Афон, чтобы приять благодать Святаго Духа, как ты сам того желаешь". Это ви­дение повторилось три раза, после чего он оставил Великую Лавру и через семь дней поднялся на вершину Горы в суббо­ту, накануне Пятидесятницы. Там он провел ночь в бдении вместе с другими монахами, которые после Божественной литургии ушли. Божественный же Максим остался один и трое суток непрестанно молился умной молитвой Богу и Божией Матери. Кто может поведать об искушениях, ко­торым подвергал его враг, чтобы прогнать оттуда святого. Ему казалось, что гремит гром, сверкают молнии, сама Ве­ликая Гора Афон трясется, что на него сыплются камни. Все это в ту ночь происходило как бы призрачно, по наважде­нию бесовскому, чтобы напугать святого. Днем же слышались ужасные голоса, сильный шум, как бы от множества находившегося поблизости народа, появлялись страшные видом люди, которые со всех сторон Горы поднимались на вершину. Бросаясь на преподобного с копьями и пращами, они хотели сбросить его с вершины, потому что проклятые не хотели, чтобы он жил там. Божественный же Максим, имея в себе благодать Святаго Духа, нисколько не устра­шался и не придавал этим явлениям никакого значения, но предавался умной молитве и славил Бога и Богородицу, его Восприемницу и Покровительницу.

 И вот явилась ему в великой славе, окруженная множест­вом молодых архонтов, в образе царицы, Богородица, Кото­рая снова держала на руках Сына, Творца всей твари. Святой узнал Ее по исходившему от Владычицы нестерпимому Бо­жественному свету, который освещал все вокруг. Преподоб­ный понял, что это было не бесовское обольщение, но Божест­венное видение и подлинное явление Богородицы. Максим радостно произнес: "Радуйся, Обрадованная, Господь с То­бою". Затем он пал и поклонился Господу вместе с Госпожой Богородицей, принял благословение от Господа и услышал от Богородицы следующие слова: "Прими благодать на бе­сов, священный победитель, и поселись у подножия Горы Афон. Такова воля Сына Моего, чтобы ты поднялся на вы­соту добродетели и стал учителем и водителем для многих, которых спасешь". Для отдохновения телесного ему был дан небесный хлеб, ибо он уже много дней пребывал в посте. Как только подвижник положил хлеб в рот, его окружил Божест­венный свет, ниспосланный свыше, и он услышал Ангель­скую песнь, после чего Богородица вознеслась на Небеса. Божественный свет и благоухание все еще продолжали ос­таваться на вершине, и святой, находясь в исступлении, не хотел спускаться к подножию, чтобы не лишиться их.

 Спустя три дня Максим сошел с Горы, согласно повелению Богородицы, и пришел в Ее храм, называемый Панагия. Пробыв там несколько дней, он снова взошел на вершину Горы и стал лобызать то место, где в славе стояла Богородица. Он со слезами просил повторить видение, но наблюдал только свет и ненасытно обонял благоухание, весь исполнившись радости и веселья неизреченного. Преподобный еще трижды поднимался на вершину, однако Богородицы более не видел.

 Позже он отправился к храму Пророка Илии и, найдя там старца-отшельника, рассказал ему о своем видении на вершине Горы. Однако, старец подумал, что божественный Максим впал в прелесть, и видение это было бесовское. По­этому того, кто был светильником и учителем заблудших, он назвал прельщенным. С тех пор все уже стали называть Максима прельщенным и, отворачиваясь, прогоняли. Но этот на самом-то деле непрельстившийся светильник с ве­ликой радостью принял наименование "прельщенный", а не святой, и всегда притворялся прельщенным, а если говорил, то притворялся безумным, чтобы тем самым уничтожить человекоугодие и возношение, и принести плод смиренно­мудрия, которое сохраняет в человеке благодать Святаго Ду­ха. Поэтому преподобный не оставался на одном месте, как другие, но переходил с места на место. И куда бы он ни при­ходил, везде сооружал из веток небольшую каливу, чтобы внутрь нее помещалось его подвижническое тело, а через некоторое время сжигал каливу и уходил в другое место, где строил другую. Таковым было его вышечеловеческое нестя­жательство, ибо никогда не имел он ни мотыги, ни граблей, ни сумы, ни скамьи, ни стола, ни горшка, ни муки, ни соли, ни вина, ни хлеба, практически ничего из того, что необходимого человеку для жизни. Он почти как невещественный водил жизнь в пустынях и неприступных местах, сооружая небольшие каливы, которые через некоторое время сжигал. Поэтому преподобного и называли "скитальцем" и кавсокаливитом (тот, кто сжигает каливу), ибо люди не знали, что его покрыва­ла Божественная благодать, подавала прохладу надежда, и услаждала постоянная молитва. Кто может описать голод и жажду, чт0 претерпевал преподобный, как мог он перено­сить наготу, холод, стужу зимнюю и летний зной, не имея ни крыши над головой, ни второй одежды, ни обуви? Очень редко он уступал естественным потребностям, и приходил к какому-нибудь брату, чтобы вкусить немного хлеба с со­лью и выпить чуть-чуть вина. Можно утверждать, что имен­но о таких говорил Иисус Христос в Евангелии: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их» (Мф. 6: 26), ибо сей святой и был как птица небесная или, лучше сказать, обитал в той пустыне как бесплотный. Поистине приснопа­мятный Максим, по слову апостола Павла, распял «плоть со страстями и похотями» (Гал. 5: 24).

 Кто не подивится этой ангельской жизни, кто не изумит­ся, услышав о его сверхъестественных подвигах: его вели­ком терпении, всенощных стояниях, постоянных слезах, непрестанной молитве, покаянии, биении головой о камень, безмолвии, кротости, смирении? Он стал обителью Свята­го Духа, другим Петром Афонским, новым Афанасием Ве­ликим, жизни которых всеми силами старался подражать. Можно сказать, что он взял в пример начальников монашест­вующих: Павла Фивейского и Антония Великого, достигнув высоты их добродетелей. Поэтому и ум его, как и у тех, был восхищаем созерцаниями, и видел преподобный откровение тайн. Когда же обо всем этом узнали другие? А тогда, когда он познакомился и стал общаться с другими святыми старцами и великими подвижниками, которые и прежде восхищались божественным Максимом за его великие подвиги, но думали, что он обольстился, ибо так слышали о нем. Пообщавшись же с ним лично, они познали обитавшую в нем Божественную благодать, и перестали называть его "прельщенным" но "честным Максимом" и "светильником пресветлым".

 В это же время пришел на Святую Гору преподобный Гри­горий Синайский и поселился в скиту Магула. Его полюби­ли все святогорцы, а особенно исихасты, ибо он был дивным учителем безмолвия и умной молитвы и хорошо знал козни бесовские, что бывает очень редко. Всех исихастов обучили тайнам умной молитвы, а также способам распознания ис­тинной благодати и вражеской прелести. Некоторые из от­цов упомянули и о преподобном Максиме, рассказав о его вышеестественном житии и притворном безумии. Божест­венный Григорий удивился и пожелал увидеть Максима и побеседовать с ним. Он послал к священному Максиму сво­их учеников и пригласил прийти к нему. Но посланные не обнаружили его в каливе, и поискав в течение двух дней в окрестностях, тоже не нашли. Время было зимнее, и Мак­сим жил в пещерах, а не в лесу. Проведя в поисках много времени и измучившись от холода, посланные укрылись в келье святого Маманта. И вдруг к ним пришел, совершенно неожиданно, божественный Максим, которого они так долго искали, поздоровался со всеми по имени, и поведал о жела­нии преподобного Григория покинуть Святую Гору и уйти в Парорию. Посланные передали Максиму приглашение свое­го старца, преподобный сразу же тронулся вместе с ними в путь, воспевая по дороге: «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя» (Пс. 120: 1). Когда они подошли к келье Григория, божественный Максим сказал: "Старец сейчас от­дыхает, потому что много трудился на молитве. Вы пойдите тоже немного отдохните, и я пойду на отдых". Сам же Мак­сим пошел в лес и стал молиться со слезами, воспевая: «Господи... буду я наблюдать за путями моими... от всех без­законий моих избавь меня» (Пс. 38: 1, 9). Когда он завершил псалом, его позвал божественный Григорий, и он тотчас же вошел в его келью. Они облобызались, после чего Григорий попросил всех выйти наружу, оставив одного богоносного Максима, желая узнать от него самого то, что слышал о нем от других раньше.