Бесстрастие

Старец говорил, что «в монастырь мы приходим для совершенства. Монашеская жизнь – это жизнь совершенная, однако мы – жизнью своей – унижаем ее достоинство». Именно к этому совершенству Старец и стремился и именно ради него проливал пот и кровь.

Последовательность, бескомпромиссность Старца, его стремление достичь совершенства в соблюдении Божественных заповедей вызывают восхищение. Ему удалось сделать себя «домом бесстрастия» – таким домом, материалом для постройки которого служат добродетели. Сокровища бесстрастных мужей скапливаются из всех добродетелей. Бесстрастие похоже на венец, в который вплетены все виды цветов. Если недостает хотя бы одной добродетели, то путь к бесстрастию еще не окончен. «Бесстрастие есть совокупность многих добродетелей, в которой вместо души обитает Святый Дух»218. Старец Паисий уже не боролся против страстей, потому что он подчинил их [духу], но постоянно обогащал себя добродетелями. Его духовные соты наполнились медом, который услаждает и питает многих.

Кроме этого, бесстрастие Старца отчетливо видно и из его чрезвычайного целомудрия219. Господь не только сохранил его от плотских грехов, как сам он признался однажды, но его целомудрие простиралось до той меры, что он никогда не допускал себя до сосложения220 с плотскими помыслами. Если много лет спустя после какогото приражения постыдного помысла он вспоминал об этом, то заливался краской, как маленький ребенок. Если бесы плотскими фантазиями искушали его во сне, он решительно противодействовал им, просыпался и вскакивал. Однако это происходило в начале его монашеской жизни. Впоследствии он был совершенно недвижим к искушениям подобного рода. Поскольку он смотрел на людей бесстрастно, вид женской красоты221 не приводил в движение его чувства и не соблазнял его. Те немногие случаи плотской брани, о которых сказано выше, имели причиной помысел осуждения или гордости.

Устойчивое духовное состояние Старца, тот мир222, который он носил в своей душе, и та наполненность радостью, которую он чувствовал, показывают, что он был человеком, освободившимся от страстей и исполненным Благодати Святого Духа. Он переплыл море страстей, он не только«воссуботствовал» от греха действием и от греха помышлением, который совершается посредством сосложения со страстными помыслами, но и стяжал недвижимость, неудобопреклонность ко греху223.

Своими продолжительными подвигами Старец уцеломудрил свою плоть и подчинил ее Духу, он относился к труду как к покою и стремился к страданию. Он избегал наслаждения, которое приводит нас к страстям. Даже духовного наслаждения – того, которое приходит в молитве, он не искал. «Тот, кто не вкушает телесного наслаждения и совершенно не боится страдания, стал бесстрастным», – говорят Святые Отцы.

Благодатные дарования были для него поводом к смирению и еще большим подвигам. Будучи смиренномудрым, он не возносился, когда его прославляли и не огорчался, когда подвергался клевете. Он находился в состоянии бесстрастия, потому что имел память Божию224. Он постоянно или думал о Боге, или говорил о Боге людям, или молился Богу. Когда он молился, его ум выходил из пределов земной действительности, пленялся в созерцание, и при этом приражения помыслов его уже больше не беспокоили225.

Чистый ум Старца вглядывался в Новый Век. Старец, облаченный уже в «живоносную мертвенность» и говорящий о Боге, передавал другим благоухание вечной жизни и сладость Божественного рачения.

Благородная любовь226

Высшей точкой и венцом всех подвигов Старца Паисия была любовь. Он говорил: «Я чувствую ко всем людям точно такую же любовь, какую я имел к своим родным. Сейчас людей всего мира я ощущаю братьями и сестрами».