“В течение примерно шести лет (в возрасте от восьми до пятнадцати) ко мне каждый вечер приходил какой-то старый дух, чтобы через мою руку письменно передавать различные сообщения. Это происходило в присутствии моего отца, тети и многих наших друзей, жителей Тифлиса и Саратова. Дух этот (женщина)называл себя Теклой Лебендорф и подробно рассказывал о своей жизни. Родилась она в Ревеле, вышла замуж. Рассказывала о своих детях: захватывающую историю старшей дочери З. и о сыне Ф., который покончил с собой. Иногда и сам этот сын приходил и рассказывал о своих посмертных страданиях. Старая дама говорила, что она видит Бога, Деву Марию, толпы ангелов. Двух из ангелов она представляла нам всем и, к великой радости моих родных, ангелы обещали охранять меня и т. д., и т. д. Она сама описала свою смерть, дала адрес лютеранского священника, который дал ей святое причастие. Рассказывала и о некоем прошении, которое она подала царю Николаю, и я записала текст его слово в слово, не своим почерком, моей детской рукой.

Так я писала в течение примерно шести лет, четким, старинным почерком и на немецком языке (язык, которому я никогда не обучалась и на котором и теперь еле говорю), и на русском. Все это составило бы с десяток томов <…>

Один из моих дядей поехал в Ревель и выяснил, что там действительно жила когда-то богатая женщина, Текла Лебендорф. Из-за распутной жизни своего сына, она разорилась, уехала к своим родственникам в Норвегию <…> Когда мой дядя вернулся в Петербург, он разыскал в министерском архиве упомянутое прошение Лебендорф и сравнил его с записанным мною. Оказалось, что оба они идентичны, включая даже пометку царя, которую я с полной точностью репродуцировала, как искусный гравер или фотограф <…>

Примерно через год после приезда моего дяди в Санкт-Петербург, когда возбужденные умы успокоились, Д., офицер, служивший в полку моего отца, приехал в Тифлис. Он знал меня еще пятилетним ребенком, играл со мной… однажды он попросил, чтобы нам, детям, разрешили прийти к нему в гости. Мы отправились к нему вместе с гувернанткой. Над его письменным столом я увидела миниатюру его тетки — моего духа!

— Это мой дух! — воскликнула я пораженная. — Это миссис Текла Лебендорф.

— Конечно, это моя старая тетя…

— Я хочу сказать, что вижу вашу умершую тетю, если это ваша тетя, каждую ночь вот уже несколько лет, она приходит и пишет через меня.

— Умершую? — усмехнулся он. — Но она не умерла. Я только что получил от нее письмо из Норвегии, — и стал подробно рассказывать о ней.

В тот же день мои тетки посвятили Д. в тайну моего медиумизма. Трудно передать изумление Д. и удивление моих почтенных тетушек, неосознанных спириток.

Затем выяснилось не только то, что его тетя не умерла, но и что сын Ф., больной рассудком, только пытался покончить с собой, его рану залечили, и в то время он работал в Берлине в какой-то конторе.

Но кто же был тот, диктовавший, кто давал такие точные сведения, например, о своей смерти, страдании сына после самоубийства и т. д.? Несмотря на полную идентичность это не были духи достопочтенной миссис Теклы Лебендорф или ее неуравновешенного сына Ф., так как оба они были еще живы.

— Это дьявол, — сказали мои набожные тетки.

— Дьявол, конечно, — подтвердил священник” (Мэри К. Нэф. “Личные мемуары Е.П. Блаватской”. М., Изд. “Сфера” российского Теософского общества, 1993, с. 11–13).

Описанные выше примеры дезинформации СПМ вместе с основанными на них лжепророчествами и лжеучениями Ванги, не знакомой, в отличие от Блаватской, ни с индуизмом, ни с буддизмом, ни с ламаизмом или джайнизмом, ясно указывают на то, что все основные идеи, содержащиеся в религиях Индостана, являются прямыми откровениями существ параллельного мира, данных посредством медиумов, т. е. людей, наиболее открытых для их (СПМ) влияния. Как мы видим, эти идеи могут внедряться через людей, принадлежащих к разным расам, разным традициям, живущих в разные века, на разных континентах.