«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Никакого нет сомнения, что говаривал так.

И чего не достает, сам ты дополнишь к речи. Это есть клятва—худое дополнение. Подлинно страшный пламень!

Но Платон делает вот что. Чтобы не поклясться каким-нибудь богом, из благоговения...

Очень знаю, что скажешь. Был какой-то явор; им одним он клялся; но и тем не прямо. Хотя знал, чем клянется; од­нако же не присовокуплял: клянусь таким-то явором. Что же это такое? Какая-то тень клятвы, безыменное указание, клятва, и вместе не клятва. Так мудрецы клялись еще чужим гением. А это не что иное значит, как чем-нибудь да поклясться. Но вот чем покончим наш разговор.

Так скоро грозишь оставить меня, не удовлетворив моей жажде.

Если клятва кажется тебе еще чем-то маловажным; не хвалю сего. А если почитаешь ее такою, какова она действительно, т. е. делом весьма ужасным; то отважусь на острое слово, и буду заклинать тебя самою клятвою, бегать клятвы.

Победа на твоей стороне.

О, если это действительно так; прославлю за сие Тебя, Хри­сте мой, чудодействующего и ныне, как чудодействовал Ты прежде! Тогда все мы единогласно воскликнем: аминь, да будет!