«...Иисус Наставник, помилуй нас!»
...Жизнь монастырская есть тесный и прискорбный путь, вводящий в живот вечный. Почему ж тесен и прискорбен путь? Не потому, чтобы он был таков в сущности—что легче любви, кротости и смирения? — но потому, что мы одержимы страстями и не хотим им противиться: они-то и делают нам путь скорбным (преп. Макарий, 24, т. 6, с. 75).
Пишешь, что, по случаю представления тебя в монашество, встретили тебя скорби: поношение и ругательство. Я полагаю, так как монашеский образ есть образ смирения и терпения: «монах есть столп терпения, бездна смирения», то предварительно тебе попущен такой искус, — какова ты обрящешься? Есть ли в тебе дух христианства — любви, по заповеди Божией: «любите враги ваша» (Мф. 5, 44)? Не унывай от сих приражений, но смиренно подклони выю против сих волн, и корабль души твоей не погрязнет во глубине моря, гордость твоя смирится, и враждующие умолкнут. Не вини никого, но смотри в них орудие Божие, искушающее тебя и смиряющее (преп. Макарий, 24, т. 5, с. 654).
Монастырская жизнь есть борьба непрерывная со всезлобным врагом — диаволом. Мы падаем и восстаем, побеждаеми и побеждаем, по мере нашего устроения — гордого или смиренного, а Господь Подвигоположник, видя нас изнемогающих, поддерживает, укрепляет и восставляет, на раны падших возливает вино и елей, врачует их скорбями и болезнями и приводит ко благому концу (преп. Макари 24, т. 6, с. 281-282).
Жизнь наша есть духовная военная служба — брань: с кем же? — с невидимыми духами злобы. Кто воздвизает оные смуты? — враги живота нашего — бесы, стараясь восхитить от нас венцы подвигов за терпение, которые бы мы могли получить, принимая досады, оскорбления, уничижения, укоризны, презрения и прочее, и чрез сие смягчилось бы наше жестокое сердце и истребились страсти: самолюбия, славолюбия, сластолюбия и сребролюбия, от которых и все страсти принимают силу и действуют (преп. Макарий, 24, т. 1, с. 303).
Она стремилась в монастырь, думая найти покой, а того не знала, что оный зависит от победы над страстями и от смирения, терпения и любви. Предоставьте ее воле и отнюдь не уговаривайте остаться, а покажите ей, что наш путь есть тесный и прискорбный, который вводит в жизнь вечную, и когда согласится идти оным и терпеть все с самоукорением и смирением, то пусть остается... (преп. Макарий, 24, т. 5, с. 311).
Сильно работает диавол, желая отвлечь людей от служения Богу, и в миру он достигает этого легко. В монастыре же ему труднее бороться, оттого дух злобы так ненавидит монастыри и всячески старается очернить их в глазах людей неопытных. А между тем не погрешу, если скажу, что высшего блаженства могут достигнуть только монашествующие. Спастись в миру можно, но вполне убелиться, омыться от ветхого человека, подняться до равноангельской высоты, до высшего творчества духовного в миру невозможно, т. е. весь уклад мирской жизни, сложившийся по своим законам, разрушает, замедляет рост души. Потому-то до равноангельской высоты вырастают люди только в лабораториях, называемых монастырями (преп. Варсонофий, 3, с.104, от 30.05.1910).
Замечу вообще, что стоит кому-нибудь принять твердое решение уйти в монастырь, как сатана начинает против такого человека ряд козней. Отсюда прямо видим, что монашество для сатаны — вещь далеко не приятная. Конечно, про нас, монахов последних времен, нельзя сказать, чтобы мы вели особенно деятельную борьбу с врагом, — какие уж мы монахи! Но все же боремся, как можем. А в миру борьба эта давно забыта, сатана диктует законы миру, и он слепо идет за ним (преп. Варсонофий, 3, с. 224, б. д.).
Чтобы работать только Христу и в монастыри идут — великое это дело. Но вот часто случается, поступят в монастырь, а затем разочаровываются. Пишут мне: «Я надеялась найти в монастыре полный душевный покой, думала, что там я проникнусь молитвенным духом, а что выходит на деле? В монастыре такая же серенькая жизнь, как и в миру: зависть, интриги, сплетни... нет, не могу я переносить этого, что мне теперь делать?» Я отвечаю: «Терпи. Ты ошибочно думала о монастыре, что там только одна молитва; необходимо понести и досаду на сестер, чтобы омыться от приставшей духовной скверны». Снова пишут: «Батюшка, нестерпимо мне трудно, сестры восстают и возводят такую клевету, матушка Игуменья тоже нападает, защиты найти не в ком». — «Молись за обижающих тебя, — говорю, — не игуменья нападает на тебя, а так нужно для твоей пользы». — «Не могу я молиться, — отвечает, — за тех, которые приносят мне столько огорчений и зла». — «Не можешь? Проси Господа, и даст тебе силу полюбить их» (преп. Варсонофий, 3, с. 248—249, от 30.07.1912).
Да, это его <врага> первое дело — указывать на немощи братии, погодите, еще и на большие немощи будет указывать. А что у монахов есть немощи, это нисколько не удивительно, монахи — люди. У всех в миру есть страсти. Когда человек приходит в монастырь, то он не сразу становится бесстрастным, нет, все его страсти и немощи остаются при нем, только в миру он не борется, а здесь хотя и побеждается страстью, но борется (преп. Варсонофий, 5, с. 31, от 23.02.1908).
Монах есть битые черепки... Его все бьют: и бесы, и мирские люди... От всех он постоянно терпит унижения и уничижения. Бьют его, и остаются от него одни битые черепки... А Господь возьмет его да и склеит, только это происходит не здесь, а там... (Батюшка указал рукою на небо.) Вот, что такое монах... (преп. Варсонофий, 5, с. 62, от 01.08.1908).
Батюшка заповедал... обращаться молитвенно к о. Макарию и ничего не делать самочинно, без смирения и благословения старца, ибо ни пост, ни бдение, ни молитва не приносят пользы, если совершаются без смирения и благословения. «Постом, бдением и молитвою небесные дарования приим...» Ничем иным нельзя получить их, другого пути нет, но к этому необходимо нужно, как основание всего, смирение. У о. Макария и было глубокое, великое смирение... (преп. Варсонофий, 5, с. 66, от 07.09.1908).
...Сущность нашего иноческого жития — борьба со страстями... и... нельзя самочинно проходить путь иноческой жизни... (преп. Варсонофий, 5, с. 122—123, от 20.09.1909).
Монах должен быть подобен младенцу по слову Евангелия: «Аще не будете яко дети, не вийдете в Царство Небесное» (Мф. 18, 3). В каком же отношении надо быть младенцем? По чистоте сердца. «Не дети бывайте умы, но злобою младенствуйте» (1 Кор. 14, 20), говорит Апостол (преп. Варсонофий, 5, с.124-125, от 29.09.1909).
Спрашивают: как легче спастись? Один только смиряется, а не трудится, а другой только трудится целый день на всех послушаниях, а не смиряется, — с таким вопросом обратились к преп. Варсонофию Великому, а он ответил (я, конечно, говорю приблизительно к его словам): «Чадо, не так ты ставишь вопрос. Что сказано в псалме: «Виждь смирение мое, и труд мой, и остави вся грехи моя...» (Пс. 24, 18)». Отсюда ясно, что истинное смирение никогда не бывает без труда, а истинный труд никогда не бывает без смирения, одно должно быть необходимо сопровождаемо другим, иначе мы не будем получать никакой пользы. А если будем и трудиться, и смиряться, как сказано в псалме: «Виждь смирение мое и труд мой», то получим награду — оставление грехов, как сказано: «И остави вся грехи моя». Поэтому необходимо упражняться и в том, и в другом (преп. Варсонофий, 5, с. 126-127, от 26.10.1909).