Однако, побыв в своей новой должности долгое время, они часто начинают воспринимать как должное человеческую покорность, причем мнение о самих себе становится у них чрезвычайно высоким, и они начинают совершать поступки, о которых ранее и не помышляли. Через некоторое время в них начинает постепенно проявляться дух алчности и, хотя они и продолжают заявлять с достойным видом, что им ничего не нужно, некоторым образом становится известно, что это всего лишь показное. Такой порок очень похож на грязный цвет некогда новых одежд; разница между ними лишь в том, что если грязь можно смыть, то пятно на человеческом сердце въедается так глубоко, что его почти не оттереть. Также вполне достаточно стирать одежду по мере необходимости; человеческое же сердце следует очищать постоянно, и тереть, и полоскать, когда бодрствуешь и когда спишь, каждый день без пропусков, и даже в этом случае его очень легко загрязнить. И точно так же, как стирка и навыки стирки необходимы для одежды, такого рода привычки нужны и для очистки сердца монаха. В этом навыке – три принципа: полное послушание духовному Отцу, исполнение Евангельских заповедей и решимость, тогда как методы стирки могут разниться в соответствии с природой грязи. Ибо некоторая душевная грязь может поддаться воздействию исполнения заповедей Христовых, некоторая – полному послушанию своему Старцу; даже когда применяется полное послушание и исполнение заповедей, существует настолько въевшаяся душевная грязь, что не отмывается даже ими. Но если добавить решимость в стяжании непрестанной молитвы и усиленно ее применять, то душевную грязь можно вывести полностью. Таков глубочайший секрет очищения монашеского сердца.

Неспособность понимать, как жить по Евангельским заповедям, качество, недостойное любого, кто является мирянином и, тем более, монахом. Монах, которому безразлично, что думает его Старец, вряд ли будет прислушиваться и к мнению других его учеников. Следует всегда быть скромным, не опускаясь никогда ни до каких претензий ни к Старцу, ни к другим ученикам и монахам. Смиренный послушник не осознает своего существования, но лишь – своего Старца.

Для монаха в послушаниях наиболее трудными являются обязанности казначея. Как бы умен и дальновиден ни был монах по натуре, заразиться алчностью очень просто. Он может заважничать, привыкнуть к роскоши и замыслить присвоение денег своего братства или монастыря, строительство домов, бань, собирание старинных икон и приобретение роскошных облачений. Есть такие монахи, которые выдумывают новые способы добывания денег, доставляя другим монахам дополнительные хлопоты. Часто на них обрушивается наказание Божие, что проявляется в крахе их личных начинаний и различных болезнях. Ущерб братству или монастырю является величайшим из возможных монашеских преступлений, даже если речь и не идет о чьей-то личной алчности или воровстве. Для жадных и тщеславных нет места ни на земле, ни на небе.

Нечего и говорить, что монахам нельзя быть пристрастными или подхалимами, но если со временем им посчастливится возвыситься до должности игумена или архиерея, не исключено, что их отношение к людям претерпит изменения. Монах на послушаниях должен жить сегодняшним днем, не заботясь о завтрашнем, и тем более, не занимаясь составлением далеко идущих планов, так что, если он делает то, что должен делать, день за днем, тщательно и целеустремленно, чтобы ничего не осталось незавершенным, для него не останется причин получать упреки или о чем-то сожалеть. Неприятности возникают тогда, когда монахи начинают полагаться на будущее и становятся ленивыми и праздными, позволяют всему идти своим чередом, откладывая весьма срочные дела после продолжительных и бурных обсуждений, не говоря уже о менее важных, в полной уверенности, что те подождут до следующего дня. Они сваливают эти обязанности на одного, винят в чем-то другого, пытаются заставить третьего сделать что-то за них, а если помогать некому, то оставляют все несделанным, так что вскоре скапливается огромное количество незавершенных дел. Такова ошибка, возникающая оттого, что монахи полагаются на завтрашний день; следует всегда быть настороже, чтобы не впасть в подобное состояние.

Путешествуя со своим Старцем, помните, что все неприятности возникают из мелочей, так что хорошенько следите в дороге не только за собой, но и за своими спутниками, стараясь успокаивать всех, насколько возможно, чтобы не случилось ничего неразумного. Послушник, оказавший своему Старцу какую-то особую услугу и считающий это чем-то выдающимся, пусть даже и другие считают так и хвалят его, должен понимать, что самому его духовному Отцу дело может представляться совсем не таким. Даже если в душе он и тронут, что-либо другое он может считать неправильным. Таким образом, если послушник не получит никакой похвалы и думает, что его заслуги недооценили, он может чувствовать себя неудовлетворенным и выказывать свои чувства, постоянно жалуясь на неблагодарность своего Старца, что, несомненно, является ошибкой монаха, недостаточно понимающего существо послушания. Настоящего монаха обидеть невозможно, если он обижается, значит, уже до этого он утратил монашество.

Если говорить о послушниках прежних времен, то они безчисленное количество раз на день рисковали своей жизнью и здоровьем ради своих Старцев, но они никогда не говорили о своих заслугах или преданности. Долг монаха – служить своему духовному Отцу во всех обстоятельствах с равным духом преданности. И будь то, что он делает, чем-то особым, достойным похвалы или нет, судить об этом его Старцу. Достаточно того, что послушник намерен исполнять свои обязанности верно, а выражения каких-либо чувств неудовлетворенности от него никто не ждет.

Монах, пребывающий в истинном послушании, по молитвам своего духовного Отца находит вход в Царство Небесное и его сердце обретает благодать и спасение, поэтому он всегда в большом долгу перед своим Старцем и вряд ли сможет целиком его выплатить, разве что отдаст жизнь за него. Но есть для братства и Старца опасности от послушников. Так, послушник может препятствовать Старцу правильно видеть и слышать, что происходит вокруг, ухитряясь делать так, что никто из монахов, близких к Старцу, не в состоянии высказать собственное мнение, либо же, даже если им это удастся, оно не принимается, и, в конце концов, получается так, что Старец начинает считать его незаменимым, передавая все в его ведение.

Если такой послушник замечает, что любой из других послушников начинает подавать надежду и сможет быть полезным Старцу, то предпримет все возможное, чтобы того перевели в другое место и держали подальше от Старца, оставив единственными связями со Старцем свои собственные, а также тех, кто с ним соглашается, кто раболепен и почтителен и никогда ему не перечит. Этим способом он не дает своему духовному Отцу ничего узнать о своем вызывающем и все подавляющем образе жизни.

Также этот монах может убедить своего Старца заняться помощью бедным семьям, женщинам и детям под тем предлогом, что они нуждаются в его помощи. С глубокой горечью и прискорбием должны заметить, что бывают печальные примеры, когда даже тот духовник, который по природе умен и энергичен, вполне может быть увлечен женщинами, а уж тем более тот, кому подобных качеств недостает. Затем проницательность оставит его и он станет думать только о частом общении с женщинами, якобы для помощи им, все более и более к ним привяжется, так что начнет проводить все свое время с женщинами, оставив всякую заботу о братстве и об управлении им, с неприязнью воспринимая даже мысль о беседе с монахами на эти темы. Таким образом, все дела останутся в руках этого послушника; ото дня ко дню власть его усиливается, тогда как все остальные превращаются в ничто, с сомкнутыми губами и кислыми минами, так что братство приходит во все больший упадок. Со старыми правилами и уставом постепенно прощаются, братство испытывает большие тяготы, на что никто не обращает ни малейшего внимания. Так что, хотя монахи братства и не говорят ничего об этом на людях, среди всех братьев возникает сильная напряженность, и вскоре не остается никого, полностью преданного своему Старцу.

Духовным делам не будет оказываться никакого интереса, а борьбе с помыслами – никакого обучения. И постепенно все монахи братства будут весьма довольны таким отношением, и никто не станет заботиться о борьбе с помыслами, не станет стяжать чистоту сердца, все оставят как есть, чтобы жить заботами нынешнего дня. И никто не подумает, видя настоящее состояние братства, что прежние монахи были известными подвижниками и молитвенниками, а если возникнет какой-то духовный кризис и застанет братство неподготовленным, то не будет ничего, кроме суматохи и суеты, и никто не будет знать, что делать.

В подобных прискорбных случаях, когда Старец увлекается миром, удовольствием, питьем, едой, общением с женщинами, он будет привязываться к ним все больше и больше до тех пор, пока не подорвет себе здоровье частыми поездками в мир. У всех монахов братства наступит упадок духа, отсутствие искренности; они просто будут жить день за днем без всякого духовного руководства, и, в конце концов, может произойти духовный крах со всеми ими.

Монаху постоянно следует учиться, но не в учебных заведениях, а духовной практике и умению сопоставлять свою жизнь с тем, о чем повествуют жития и поучения Святых Отцов.

Однако в случае если он плохо пользуется своими знаниями, он становится самоуверенным и перестает вообще замечать монахов не очень начитанных. Но монаху нельзя становиться книжником, не воплощая в жизнь прочитанное им. Людям невозможно дать чужие крылья – они должны вырастить их сами.

Монаху следует иметь только недорогие вещи и хранить строгий дух нестяжания. Однако простое очень скоро может превратиться в сложное, роскошь может проявить себя, вскоре он может захотеть, чтобы в братстве были только ценные вещи. Затем он научится торговаться, станет ценителем, так что будет в состоянии приобрести прекрасную вещь весьма недорого. Затем, увидев нечто очень привлекательное, станет назойливо этого домогаться. Такое поведение ничем не лучше, чем у мелочного торговца, и низводит монаха до уровня корыстолюбия. Это очень серьезный порок, и чем заботиться об украшении храмов и келий, лучше не знать ничего об этом вообще, оставаясь в неведении относительно даже обычного ремонта. Ибо лучше оставаться бедным нестяжательным монахом, чем испортить свою душу, занимаясь безпрестанно украшением храмов и келий. Совершенное устроение монаха – послушание, несовершенное устроение – самоволие.