Brethren, let us listen to the Divine teaching, set forth in the Divine hymn. Let us listen to the verbs, let us listen to the sounds with which the sky speaks, with which the sky thunders to us. O you who seek happiness, who pursue pleasure, who thirst for pleasure! Come: listen to the sacred song, listen to the teachings of salvation. How long will you wander, prowl through valleys and mountains, through impassable deserts and wilds? How long do you torment yourself with unceasing and vain labor, uncrowned with any fruits, no lasting gains? Incline your humble ear: listen to what the Holy Spirit says through the mouth of David about human blessedness, which all people strive for, which all people hunger for.

May everything around me be silent! And let my very thoughts be silent within me! Let the heart be silent! Let only reverent attention live, act! Let holy impressions and thoughts enter into the soul, through its intermediary!

David was a king and did not say that the throne of kings is the throne of human bliss.

David was a general and a hero; from youth to old age he quarreled with foreigners in bloody battles; the number of battles he fought, the number of victories he won; to the banks of the Euphrates from the banks of the Jordan he moved the borders of his kingdom and did not say that in the glory of the victorious and conqueror is the blessedness of man.

David gathered up innumerable riches, gathered them up with his sword. The gold lay in his storerooms like honey, and the silver was thrown into them like cast iron. But David did not say that in riches is the blessedness of man.

David had all earthly consolations; in none of them did he recognize human blessedness.

When David was a youth, when his occupation was to feed the sheep of his father Jesse: suddenly, by the command of God, the prophet Samuel came and anointed the poor shepherd with holy oil as king of the people of Israel. David did not call the hour of his anointing as king the hour of blessedness.

David spent his childhood days in the wilderness. There his muscles began to feel the valor of the muscles of a hero: without weapons, with only his hands, he threw himself at a lion and a bear, strangled a lion and a bear. There his soul began to move, to be filled with heavenly inspiration. The hands that had crushed the lion and the bear made a psalter, touched the strings, tense and harmonized by the action of the Spirit: harmonious, sweet, spiritual, intelligent sounds were emitted. Far, far away, through time, through centuries and millennia, these sounds have rushed, repeated and repeated by countless voices, glorifying the name of David to all the ends of the earth, to all the centuries of its Christian life. David did not call the wilderness life, a life full of wondrous feats, wondrous inspiration, the bliss of man.

Blessed is the man, he sings, in whatever place, in whatever calling, in whatever condition, and in what rank this man may be, who does not go to the counsel of the wicked, and does not stand in the way of sinners, and does not sit in the seat of the destroyers (Psalm 1:1).

Блажен муж, который хранится от греха, который отражает от себя грех, в каком бы образе, в каком бы облачении не предстал ему грех: предстанет ли он в беззаконном поступке, представится ли в помышлении, советующем беззаконие, или в чувстве, приносящем наслаждение, упоение греховное.

Если с таким крепким мужеством слабая жена отра­жает от себя грех, то и она блажен муж, воспетый Да­видом.

Участники этого блаженства, участники мужеского о Христе возраста — отроки и дети, твердо противоста­ющие греху. Нет лицеприятия у правосудного Бога.

Блажен муж, которого вся воля в Законе Божием (Пс.1:2). Блаженно сердце, созревшее в познании воли Божией, увидевшее яко благ Господь (Пс.33:9), стяжавшее это видение вку­шением заповедей Господних, соединившее волю свою с волею Господа. Такое сердце — муж. Блаженно сердце, разжженное ревностью Божественною! Блаженно серд­це, сгорающее ненасытимым желанием воли Божией! Блаженно сердце, сладостно и нестерпимо страждущее любовью к Богу! Такое сердце — место, селение, чер­тог, престол блаженства!.. Сидит с раннего утра орел на вершине высокого утеса; сверкающие очи его жадно ищут добычи; потом он поднимается в синее небо, пла­вает, распростерши широкие крылья, в обширных про­странствах, ищет добычи. Когда увидит ее, — стрелой, молнией спускается на нее, другой стрелой подымается с нею, исчезает. Накормил он птенцов своих — и снова на страже своей: на скале или в небе. Таково сердце, заразившееся язвою неисцельною любви к заповедям Бога! И в этой-то любви — блаженство. В заповедях — не одно делание: в них сокровен и при посредстве их явля­ется духовный разум: от заповедей Твоих разумех, — гово­рит пророк. — Всем сердцем взысках Тебе... Путь заповедей Твоих текох, егда разширил еси сердце мое!.. Поучахся в запове­дех Твоих, яже возлюбих зело!.. Благ мне закон уст Твоих паче злата и топазия!.. В сердце моем скрых словеса Твоя, яко да не согрешу Тебе!.. Возрадуюся аз о словесех Твоих, яко обретали корысть многу!.. Настави мя на стезю заповедей Твоих, яко тую восхотев (Пс.118:104,10,32,47,72,127,11,162,35).

Восходит солнце: люди спешат к занятиям своим. У каждого своя цель, свое намерение. Что душа в теле, то цель и намерение во всяком человеческом занятии. Один трудится заботится, для снискания тленных со­кровищ; другой — для доставления себе обильных на­слаждений; иной — для приобретения земной, суетной славы; наконец — иной говорит, думает, что его дей­ствия имеют целью государственную и общественную пользу. Наперсник Закона Божия во всех упражнениях, во всех делах своих имеет целью Богоугождение. Мир обращается для него в книгу заповедей Господних. Прочитывает он эту книгу делами, поведением, жизнию. Сердце его чем более прочитывает эту книгу, тем более просвещается духовным разумом, тем более разгоряча­ется к течению по пути благочестия и добродетели. Оно стяжавает огненные крылья веры, начинает попирать всякий страх враждебный, переноситься чрез всякую пропасть, дерзать на всякое благое начинание. Блажен­но такое сердце! Такое сердце — блажен муж. Приходит ночь с ее тенями, с бледным светом, который издают ночные светильники неба, собирает людей с поверхно­сти земной в их шатры, в их приюты. В этих приютах скука, пустота души; стараются заглушить свое мучение безумным развлечением; праздность, испорченность нравов предаются шумным увеселениям, и сосуды хра­ма Божия — ум, сердце, тело — употреблены Валтаса­ром на употребление преступное. Раб земли, раб вре­менных житейских попечений, едва вырвавшийся из забот, в которых он утопал в течение дня, приготовля­ет в тишине ночной новые заботы к следующему дню; и дни его, и ночи, вся жизнь — жертва суете и тлению. Теплится смиренная лампада пред святыми иконами, разливает томный свет в ложнице праведника. И он с своей заботой, с непрестающим, с снедающим его по­печением. Он приносит в ложницу воспоминание днев­ной деятельности своей; сличает ее с скрижалями, на которых начертана откровенная человеку воля Бога — с Писанием; недостатки в своих поступках, в помышлени­ях, в сердечных движениях врачует покаянием, омыва­ет слезами; для возобновления и усиления подвигов просит у неба новых сил, нового света. Благодатный свет, вышеестественная сила нисходит от Бога в ду­шу, приносящую молитвы с болезненным ощущением нищеты, слабости, удобопадательности человеческой. Так день дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает ра­зум (Пс.18:3). Такая жизнь — непрестающий успех, непрерывные приобретения, приобретения вечные. Так живущий — блажен муж.