Весьма хорош способ обучения Иисусовой молитве, предлагаемый священноиноком Дорофеем, российским подвижником и аскетическим писателем. «Кто молится устами, — говорит священноинок, а о душе небрежет и сердца не хранит, такой человек молится воздуху, а не Богу и всуе трудится, потому что Бог внимает уму и усердию, а не многоречию. Молиться должно от всего усер­дия своего: от души, и ума, и сердца своего, со страхом Божиим, от всей крепости своей. Умная молитва не по­пускает входить во внутреннюю клеть ни парению, ни скверным помыслам. Хочешь ли научиться деланию умной и сердечной молитвы? Я научу тебя. Внимай при­лежно и разумно, послушай меня, любимый мой. Сна­чала должно тебе творить молитву Иисусову голосом, то есть устами, языком и речью, вслух себе одному. Ког­да насытятся уста, язык и чувства молитвою, произно­симою гласно, тогда гласная молитва прекращается и начинает она произноситься шепотом. После этого дол­жно поучаться умом, приницать и прилежать всегда к гортанному почувению. Тогда умная и сердечная молитва начнет манием (т.е. по действию Божественной благодати), самовластно, непрестанно воздвизать­ся, обноситься и действовать, на всякое время, при вся­ком деле, на всяком месте» [107] .

Блаженный старец, иеромонах Серафим Саров­ский завещавает новоначальному, по прежде существовавшему общему обычаю в Саровской пустыни, творить непрестанно молитву: Господи, Иисусе Христе, Сыне Бо­жий, помилуй мя грешнаго. «При молитве, наставляет ста­рец, — внимай себе, то есть собирай ум и соединяй его с душою. Сначала, день, два и более, твори эту молитву одним умом, раздельно, внимая каждому слову особо. Когда Господь согреет сердце твое теплотою благодати Своея и соединит тебя во един дух, тогда потечет в тебе эта молитва непрестанно и всегда будет с тобою, на­слаждая и питая тебя [108] . Это-то и значат слова, сказан­ные пророком Исаиею: роса, яже о Тебе исцеление им есть (Ис.26:19). Когда же будешь содержать в себе эту пищу душевную, то есть беседу с Господом, то зачем ходить по кельям братии, хотя кем и будешь призываем? Истинно сказы­ваю тебе, что празднословие есть и празднолюбие. Если себя не понимаешь, то можешь ли рассуждать о чем, и учить других? Молчи, непрестанно молчи; помни все­гда присутствие Бога и имя Его. Ни с кем не вступай в разговор; но вместе и остерегайся осуждать разговари­вающих и смеющихся. Будь в этом случае глух и нем. Что бы о тебе ни говорили, все пропускай мимо ушей. В пример себе можешь взять Стефана Нового, которо­го молитва была непрестанна, нрав кроток, уста молча­ливы, сердце смиренно, дух умилен, тело с душою чис­то, девство непорочно, нищета истинная и нестяжание пустынническое: послушание его было безропотливое, делание — терпеливо, труд — усерден. Сидя за трапезой, не смотри и не осуждай, кто сколько ест, но внимай себе, питая душу молитвою» (Наставление 32). Старец, дав такое настав­ление новоначальному иноку, проводящему деятельную жизнь в монастырских трудах, и преподав ему упражне­ние молитвою, приличествующею деятельному, воспре­щает преждевременное безрассудное стремление к жи­тельству умозрительному и к соответствующей этому жительству молитве. «Всякому, — говорит он желающему проходить жизнь духовную, должно начинать с дея­тельной жизни, а потом уже переходить к умозритель­ной: потому что без деятельной жизни в умозрительную прийти невозможно. Деятельная жизнь служит к очи­щению нас от греховных страстей и возводит нас на степень деятельного совершенства, а тем самым прола­гает нам путь к умозрительной жизни. К сей могут при­ступать только очистившиеся от страстей и стяжавшие полное обучение в деятельной жизни, как это можно видеть из слов Священного Писания: блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф.5:8), и из слов святого Григо­рия Богослова: к умозрению могут приступать только совершеннейшие по своей опытности (в деятельной жизни). К умозрительной жизни должно приступать со страхом и трепетом, с сокрушением сердца и смирени­ем, со многим испытанием святых Писаний и под руко­водством искусного старца, если такового можно най­ти, а не с дерзостью и самочинием. Дерзостный и пре­зорливый, по словам Григория Синаита, не по достоин­ству своему взыскав (высокого духовного состояния), с кичением усиливается достигнуть его преждевременно. И опять: если кто мечтает по мнению своему достигнуть высокого состояния и стяжал желание сатанинское, а не истинное, того диавол уловляет своими мрежами, как слугу своего» (Наставление 29). Предостерегая таким образом от гордостного стремления к высоким молитвенным со­стояниям, старец настаивает, можно сказать, на необ­ходимости для всех вообще иноков, никак не исключая и самых новоначальных послушников, в внимательной жизни и в непрестанной молитве. Замечено, что, по большей части, то направление, которое примется при вступлении в монастырь, остается господствующим в иноке на всю его жизнь. «Благодатные дарования, — утверждает Серафим, — получают только те, которые имеют внутреннее делание и бдят о душах своих» (Наставление 4). Истинно решившиеся служить Богу должны упражнять­ся в памяти Божией и непрестанной молитве ко Госпо­ду Иисусу Христу, говоря умом: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Таковым упражнением, при охранении себя от рассеянности и при соблю­дении мира совести, можно приблизиться к Богу и со­единиться с Ним. Иначе как непрестанною молитвою, по словам святого Исаака Сирского, приблизиться к Богу мы не можем» (Наставление 11). Монахам и послушникам, произ­воляющим заниматься молитвою Иисусовою, для удобнейшего избежания рассеянности и пребывания во вни­мании, Серафим советует стоять в церкви, при молит­вословиях, с закрытыми глазами и открывать их только тогда, когда будут отягощать сон и дремание. Тогда сове­тует он устремлять взоры к святым иконам, что также охраняет от рассеянности, и возбуждает к молитве (Наставление 11). Новоначальный с особенным удобством приучается к молитве Иисусовой на продолжительных монастырских молитвословиях. Присутствуя на них, к чему бесплодно и душевредно скитаться мыслями повсюду? А этого не­возможно избежать, если ум не будет привязан к чему-либо. Займись молитвою Иисусовою: она удержит ум от скитания; ты сделаешься гораздо сосредоточеннее, глубже; гораздо лучше будешь внимать чтению и песно­пениям церковным, вместе неприметным образом и по­степенно обучишься умной молитве. Желающему про­водить внимательную жизнь Серафим завещавает не внимать посторонним слухам, от которых голова напол­няется праздными и суетными помышлениями и воспо­минаниями; завещавает не обращать внимания на чужие дела, не размышлять, не судить и не говорить о них; за­вещавает избегать собеседований, вести себя странни­ком, встречающихся отцов и братии почитать поклона­ми в молчании, при хранении себя от внимательного воззрения на них (Наставление 6), потому что такое воззрение производит непременно в душе какое-либо впечатление, кото­рое будет причинять ей развлечение, привлекая к себе внимание ее и отвлекая его от молитвы. Вообще прово­дящему внимательную жизнь не должно смотреть ни на что пристально, и не слушать ничего с особенным тща­нием, но видеть, как бы не видя, и слышать мимоходно, чтоб память и сила внимания были всегда свободными, чуждыми впечатлений мира, способными и готовыми к приятию впечатлений Божественных.

Очевидно, что способы, предложенные священнои­ноком Дорофеем и старцем Серафимом, тождественны со способом, предложенным святым Иоанном Лествич­ником. Но святой Иоанн изложил свой способ с особен­ною ясностью и определенностью.

Этот способ не может быть устранен: устранение его из молитвы было бы устранением из нее внимания, а без внимания молит­ва — не молитва. Она мертва! Она — бесполезное, ду­шевредное, оскорбительное для Бога пустословие! Внимательно молящийся непременно молится более или менее этим способом. Если внимание умножится и усилится при молитве, непременно явится образ мо­ления, предлагаемый Божественным Иоанном. «Проси плачем, — говорит он, — ищи послушанием, толцы долготерпением: тако просяй приемлет и ищай обретает, и толкущему отверзется» (Мф.7:8. Добротолюбие, ч. 4). Опыт не замедлил показать, что при употреблении способа, в особенности сначала, должно произносить слова с крайнею неспешностью, чтоб ум успевал вме­щаться в слова, как в формы; этого нельзя достигнуть при поспешном чтении. Способ святого Иоанна весьма удобен и при упражнении молитвою Иисусовою, и при келейном чтении молитвословий, даже при чтении Писания и отеческих книг. Приучаться к нему должно, как бы читая по складам, — с такою неспешностью. Приобучившийся к этому способу стяжал молитву уст­ную, умную и сердечную, свойственную всякому, прово­дящему деятельную жизнь. Святейший Каллист, патри­арх Константинопольский, так рассуждает о молитве: «Непрестанная молитва состоит в непрестанном при­зывании имени Божия. Беседует ли кто, сидит ли, хо­дит, делает ли что, ест ли или занимается чем другим, должен во всякое время и на всяком месте призывать имя Божие, по завещанию Писания: Непрестанно моли­теся (Сол.5:17). Таким образом уничтожаются покушения на нас врага. Молиться должно сердцем; молиться должно и устами, когда мы одни. Если же кто находится на тор­жище или в обществе с другими, тот не должен молить­ся устами, но одною мыслью. Должно наблюдать за зре­нием и всегда смотреть вниз для охранения себя от раз­влечения и от сетей врага. Совершенство молитвы зак­лючается в том, когда она произносится к Богу без укло­нения ума в развлечение, когда все мысли и чувствова­ния человека собираются во едино моление. Молитва и псалмопение должны совершаться не только умом, но и устами, как говорит пророк Давид: Господи устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою (Пс.8:17). И апостол, показывая, что требуются и уста, сказал: Приносим жер­тву хваления Богу, сиречь плод устен исповедающихся имени Его» (Евр.13:13. Добротолюбие, ч. 4).Преподобный Варсонофий Великий священно­иноку, вопросившему его о том, как должно молиться, отвечал: «Должно несколько упражняться в псалмопе­нии, несколько молиться изустно; нужно время и на то, чтоб испытывать и блюсти свои помыслы. У кого на обеде много разных снедей, тот ест много и с услаждением, а кто каждый день употребляет одну и ту же пищу, тот не только вкушает ее без услаждения, но иногда, мо­жет быть, чувствует и отвращение от нее. Так бывает и в нашем состоянии. В псалмопении и молитве устной не связывай себя, но делай сколько Господь даст тебе. Не оставляй также чтения и внутренней молитвы. Не­сколько того, несколько другого, — и так проведешь день, угождая Богу. Совершенные отцы наши не имели определенного правила, но в течение целого дня ис­полняли свое правило: несколько упражнялись в псал­мопении, несколько читали изустно молитвы, несколь­ко испытывали помыслы, — мало, но заботились и о пище; все же это делали со страхом Божиим» (Ответ 177). Так рассуждал и наставлял брата преподобный отец, быв­ший в великом молитвенном преуспеянии. Опыт на­учит всякого упражняющегося в молитве, что произне­сение несколько вслух молитвы Иисусовой, и вообще всех молитвословий, очень способствует к удержанию ума от расхищения развлечением. При усиленном вра­жеском нападении, когда ощутится ослабление произ­воления и омрачение ума, необходима гласная молит­ва. Внимательная гласная молитва есть вместе и умная и сердечная.

Убогим словом нашим мы не уклоняем и не устра­няем возлюбленных отцов и братий наших от молитвен­ного, возвышенного преуспеяния; напротив того, все­усердно желаем им его. Да будут все иноки подобны Ангелам и Архангелам, которые не имеют покоя день и ночь от возбуждающей их Божественной любви, и по причине ее непрестанно и ненасытно насыщаются сла­вословием Бога. Именно для того, чтоб получено было неизреченное богатство сердечной молитвы в свое вре­мя, дается предостережение от действования прежде­временного, ошибочного, дерзостного. Воспрещается безрассудное, разгоряченное стремление к открытию в себе благодатной сердечной молитвы; воспрещается это стремление потому, что причина его — неведение или недостаточное знание и гордостное признание себя способным к благодатной молитве и достойным ее; воспрещается это стремление потому, что раскрытие в себе благодатной молитвы одними собственными уси­лиями — невозможно, воспрещается это стремление, ло­мящееся неистово во врата таинственного Божиего хра­ма, чтоб оно не воспрепятствовало благости Божией когда-либо умилосердиться над нами, признать недостойных достойными, дать дар нечающим дара, обрек­шим себя на вечные казни в узилищах ада. Дар дается смирившемуся и уничижившему себя пред величием дара; дар дается отрекшемуся своей воли и предавшему­ся воле Божией; дар дается укрощающему и умертвляю­щему в себе плоть и кровь, укрощающему и умертвляю­щему в себе плотское мудрование заповедями Еванге­лия. Жизнь воссиявает соответственно степени умерщвления. Пришедши неожиданно, единственно по благо­волению своему, она довершает и совершает умерщвле­ние, предначатое произвольно. Неосторожные, особли­во упорные, водимые самомнением и самочинием иска­тели высокого молитвенного состояния, всегда бывают запечатлены печатью отвержения, по определению ду­ховного закона (Мф.22:12,13). Снятие этой печати очень затрудни­тельно, — по большей части невозможно. Какая тому причина? Вот она: гордость и самомнение, вводящие в самообольщение, в общение с демонами и в порабоще­ние им, не дают видеть неправильности и опасности своего положения, не дают видеть ни горестного обще­ния с демонами, ни бедственного, убийственного порабощения им. «Оденься прежде листьями, а потом, когда повелит Бог, принесешь и плоды», — сказали отцы [109] . Стяжи сперва внимательную молитву: предочищенному и предуготовленному внимательною молитвою, образо­ванному, скрепленному заповедями Евангелия, основан­ному на них в свое время, Бог, — всемилостивый Бог, дарует молитву благодатную.

Молитвы учитель — Бог; истинная молитва — дар Божий (Лествица. Слово 28, гл. 64). Молящемуся в сокрушении духа, постоянно, со страхом Божиим, с вниманием, Сам Бог дает посте­пенное преуспеяние в молитве. От внимательной и сми­ренной молитвы являются духовное действие и духов­ная теплота, от которых оживает сердце. Ожившее сер­дце привлекает к себе ум, делается храмом благодатной молитвы [110] и сокровищницею доставляемых ею, по ее свойству, духовных даров. «Потрудись, — говорят вели­кие подвижники и учителя молитвы, — сердечным бо­лезнованием приобрести теплоту и молитву, и Бог даст тебе иметь их всегда. Забвение изгоняет их; само же оно рождается от нерадения [111] . Если хочешь избавиться от забвения и пленения, то не возможешь иначе достиг­нуть этого, как стяжавши в себе духовный огнь: только от его теплоты исчезают забвение и пленение. Приоб­ретается же этот огнь стремлением к Богу. Брат! Если сердце твое день и ночь, с болезнью, не будет искать Господа, то ты не возможешь преуспеть. Если же, оста­вив все прочее, займешься этим, то достигнешь, как го­ворит Писание: упразднитесь и разумейте (Пс.33:9). Брат! Умоли благость Того, Который всем человеком кощет спастися и в разум истины прийти (1Тим.2:4), чтоб Он даровал тебе духовное бодрствование, возжигающее духовный огнь. Господь, Владыка неба и земли, пришел на землю для низведе­ния на нее этого огня (Лк.12:44). Вместе с тобою, по силе моей, буду молиться и я, чтоб это бодрствование даровал тебе Бог, Который подает благодать всем, просящим с трудом и усердием. Она, пришедши, наставит тебя на исти­ну. Она просвещает очи, исправляет ум, прогоняет сон расслабления и нерадения, возвращает блеск ору­жию, покрывшемуся ржавчиной в земле лености, воз­вращает светлость одеждам, оскверненным в плену у варваров, влагает ненависть к мерзостным мертвечи­нам, составляющим пищу варваров, влагает желание насытиться великою жертвою, приносимою нашим ве­ликим Архиереем. Это та жертва, о которой было от­крыто пророку, что она очищает грехи и отъемлет без­закония (Ис.6:7), плачущих прощает, смиренным дает благо­дать (Притч.3:34), является в достойных, — и ею они наследуют живот вечный, о имени Отца и Сына и Святаго Духа» (Ответ 111). «Духовное бодрствование или трезвение есть духовное художество, совершенно избавляющее человека, с помо­щью Божиею, от греховных дел и страстных помыслов и слов, когда оно проходится в течение долгого време­ни и усердно. Оно — сердечное безмолвие; оно — хране­ние ума; оно — внимание себе, чуждое всякого помысла, всегда, непрерывно и непрестанно призывающее Хрис­та Иисуса, Сына Божия и Бога, Им дышащее, с Ним мужественно ополчающееся на врагов, Ему исповедаю­щееся». Такое определение духовному бодрствованию делает святой Исихий Иерусалимский (Слово о трезвении, гл 1,3,5. Добротолюбие, ч. 2). Согласны с ним и прочие отцы [112] . «Огнь, пришедши в сердце, вос­становил молитву. Когда же она восстала и вознеслась на небо, тогда совершилось сошествие огня в горницу души» (Слово 28, гл. 45). Слова эти принадлежат светильнику Синайс­кому Иоанну Лествичнику. Очевидно, что святой говорит из своего блаженного опыта. Подобное случилось и с преподобным Максимом Капсокаливи, «Я, — пове­дал он преподобному Григорию Синаиту, — от юности моей имел великую веру к Госпоже моей, Богоматери, и молился ей со слезами, чтоб Она подала мне благодать умной молитвы. Однажды пришел я по обычаю в храм Ее и усердно молился Ей об этом. Приступил я и к ико­не Ее, начал целовать с благоговением изображение Ее; и внезапно ощутил я, что впала в грудь мою и в сердце теплота, не опалявшая внутренности, напротив того, услаждавшая и орошавшая, побуждавшая душу мою к умилению. С этого времени сердце мое начало внутри себя пребывать в молитве и ум мой услаждаться памя­тью Иисуса моего и Богоматери и непрестанно Его, Господа Иисуса, иметь в себе. С этого времени молитва никогда не прекращалась в сердце моем» (Добротолюбие, ч. 1). Благодатная молитва явилась внезапно, неожиданно, как дар от Бога; душа преподобного была предуготовлена к полу­чению дара молитвы усердною, внимательною, сми­ренною, постоянною молитвою. Благодатная молитва не осталась в преподобном без своих обычных послед­ствий, вовсе неизвестных и несвойственных плотскому и душевному состоянию. Обильное явление духовного огня в сердце, огня Божественной любви, описано Ге­оргием, Задонским затворником, из собственного опы­та [113] . Но прежде этого послан ему был Божественный дар покаяния, предочистивший сердце для любви, дар, действовавший как огнь, истребивший все, оскверняю­щее дворы Господа Святого и Сильного (Св. Исаак Сирский. Слово 68) и повергший самое тело в изнеможение. «Святый и пренебесный огнь, — говорит святой Иоанн Лествичник, — одних опа­ляет по причине недостаточной чистоты их; других, напротив того, просвещает, как достигших совершен­ства. Один и тот же огнь называется и огнем поядаю­щим, и светом просвещающим. По этой причине одни исходят от молитвы своей, как бы из жарко натоплен­ной бани, ощущая некоторое облегчение от скверны и вещественности; другие же выходят просвещенные светом и одеянными в сугубую одежду смирения и ра­дования. Те же, которые после молитвы своей не ощу­щают ни которого из этих двух действий, молятся еще телесно, а не духовно» (Лествица. Слово 28, гл. 45). Духовною молитвою названа здесь молитва, движимая Божественною благодатью, а телесною молитвою — молитва, совершаемая человеком при собственном усилии, без явственного содействия благодати. Необходима второго рода молитва, как ут­верждает тот же Иоанн Лествичник, чтоб дарована была в свое время молитва благодатная (Лествица. Слово 28, гл. 16,21,27). Чем же озна­меновывает свое пришествие молитва благодатная? Она ознаменовывает свое пришествие плачем вышеесте­ственным, — и входит человек во врата святилища Бо­жия, своего сердца, во исповедании неизреченном.

Прежде, нежели приступим к описанию способа, предлагаемого святыми отцами почти исключительно безмолвникам, признаем нужным несколько приугото­вить читателя. Писания отцов можно уподобить аптеке, в которой находится множество целительнейших ле­карств; но больной, незнакомый с врачебным искусст­вом, и не имея руководителем врача, очень затруднится в выборе лекарства, приличествующего болезни его. Если же по самонадеянности и легкомыслию, не спра­вясь основательно, за неимением врача, с врачебными книгами, больной торопливо решится сам на выбор и принятие лекарства, то выбор этот может быть самым неудачным. Лекарство, само собою целительное, может оказаться не только бесполезным, но и очень вредным. В положение, подобное положению такого больного, поставлены мы, за неимением духоносных руководите­лей, по отношению к писаниям святых отцов о тайно­действии сердечной молитвы и ее последствиях. Уче­ние о молитве в дошедших до нас отеческих книгах из­ложено с удовлетворительными полнотою и ясностью, но мы, будучи поставлены при неведении нашем пред этими книгами, в которых изображены, в величайшем разнообразии, делания и состояния новоначальных, средних и совершенных, находим себя в крайнем затруднении при избрании делания и состояния, нам свой­ственных. Несказанно счастлив тот, кто поймет и ощу­тит эту затруднительность. Не поняв ее, при поверхнос­тном чтении святых отцов, поверхностно ознакомясь с предлагаемыми ими деланиями, многие приняли на себя делание, несвойственное себе, и нанесли себе вред. Святой Григорий Синаит в сочинении своем, на­писанном для весьма преуспевшего безмолвника Лонги­на [114] , говорит: «Иное дело — безмолвия, и иное — обще­жития. Каждый, пребывая в том жительстве, к которо­му призван, спасется. И потому я опасаюсь писать по причине немощных, видя, что жительствуешь посреди их: ибо всякий, проходящий излишне усиленный под­виг молитвы от слышания или учения, погибает, как не стяжавший руководителя» [115] . Святые отцы упоминают, что многие, принявшись за делание молитвы непра­вильно, по способам, для которых они не созрели и были неспособны, впали в самообольщение и умопов­реждение. Не только от чтения отеческих книг, при недостаточном понимании их, происходит величайший вред, но и от общения с величайшими угодниками Бо­жиими, от слышания святого учения их. Так случилось с сирским монахом Малпатом. Он был учеником препо­добного Иулиана. Сопутствуя старцу, Малпат посетил преподобного Антония Великого и сподобился слышать от него возвышеннейшее учение о монашеском житель­стве: о самоумерщвлении, о умной молитве, о чистоте души, о видении. Не поняв должным образом учения, разгорячившись вещественным жаром, Малпат возло­жил на себя строжайший подвиг в неисходном затворе, с надеждою достигнуть того высокого духовного состояния, о котором он слышал от Великого Антония, которое видел и осязал в Великом Антонии. Последст­вием такого делания было ужаснейшее самообольще­ние. Соответственно сильному деланию образовалась сильная прелесть, а самомнение, объявшее душу несча­стного, соделало эту душу неприступною для покаяния а потому и для исцеления: Малпат явился изобретателем и главою ереси Евхитов (Св. Исаак Сирский. Слово 55). О, горестное событие! О, горестнейшее зрелище! Ученик великого святого, ус­лышав учение величайшего из святых, по причине не­правильного приложения этого учения к своей деятель­ности погиб. Погиб в те времена, когда по причине мно­жества святых, способных и руководить и исцелять, было очень мало погибавших от прелести. Говорится это для нашего предостережения. При сиянии бесчис­ленных светил путь внутреннего монашества, — таин­ственного, молитвенного уединения и безмолвия ума в сердце — признавался обстановленным опасностями: тем опаснее этот путь при наступившей темной ночи. Мглою и густыми облаками сокрыты светила небес­ные. Путешествовать должно с крайнею неспешностью, ощупью. Изучение отеческих книг, предоставленных промыслом Божиим в нравственное руководство совре­менному монашеству, отнюдь не малозначащий подвиг. Чтоб совершить его, нужно самоотвержение, нужно оставление житейских попечений, — не говорю уже о развлечениях, увеселениях и наслаждениях; нужно жи­тельство по евангельским заповедям, нужна чистота ума и сердца, которою одною усматривается и понимается духовное, святое, таинственное учение Духа, соответственно степени очищения. Тот, кто узнал, что в насто­ящие времена сокровище спасения и христианского совершенства скрыто в словах, изреченных Святым Ду­хом или под влиянием Его, то есть в Священном Писа­нии и писаниях святых отцов, да возрадуется духовно о приобретении существенно полезного познания, да скроется всецело от мира в благочестивую жизнь, да идете и вся, елика имать, продаст, и купует село, на кото­ром сокровенно спасение и совершенство (Мф.13:44). Для основательного изучения Писания, при соответствующей деятельности, нужно продолжительное время. По ос­новательном изучении Писания, с величайшею осто­рожностью, испрашивая постоянно помощь Божию молитвою и плачем, из нищеты духа, можно касаться и тех деланий, которые ведут к совершенству. Некото­рый святой инок поведал о себе, что он в течение двад­цати лет изучал писания отцов, ведя обыкновенную жизнь общежительного монаха; по истечении этого времени он решился деятельно ознакомиться с глубо­ким монашеским деланием, теоретическое познание которого стяжал чтением и, вероятно, по свойству того времени, из бесед с преуспевшими отцами (Письменный Отечник). Пре­успеяние иноческое при руководстве чтением идет не­сравненно медленнее, нежели при руководстве духо­носным наставником.

Написанное каждым святым писателем написано из его благодатного устроения и из его деятельности, со­ответственно его устроению и его деятельности. На это должно обратить особенное внимание. Не будем увле­каться и восхищаться книгою, написанною как бы ог­нем, поведающею о высоких деланиях и состояниях, нам несвойственных. Чтение ее, разгорячив воображе­ние, может повредить нам, сообщив познание и жела­ние подвигов, для нас безвременных и невозможных. Обратимся к книге отца, по умеренности своего преус­пеяния наиболее близкого к нашему состоянию. При таком взгляде на отеческие книги, в первоначальное чтение инока, желающего ознакомиться с внутренним молитвенным подвигом, можно предложить наставле­ния Серафима Саровского, сочинения Паисия Нямец­кого и друга его, схимонаха Василия. Святость этих лиц и правильность их учения — несомненны. После изуче­ния этих писаний можно обратиться к книге преподоб­ного Нила Сорского. Мала эта книга по наружности, но духовный объем ее необыкновенной величины. Трудно найти вопрос о умном делании, который не был бы раз­решен в ней. Все изложено с необыкновенною просто­тою, ясностью и удовлетворительностью. Так изложен и способ упражнения молитвою Иисусовою. Впрочем как способ, так и вся книга предназначены для иноков уже способных к безмолвию.

Преподобный Нил завещавает молчать мыслью, не только не допуская помышлять себе о чем-либо грехов­ном и суетном, но и о полезном, по-видимому, и о духов­ном. Вместо всякой мысли он повелевает непрестанно взирать в глубину сердца и говорить: Господи Иисусе Хри­сте, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Молиться можно и стоя, и сидя, и лежа; крепкие по здоровью и силам мо­лятся стоя и сидя, немощные могут молиться и лежа, потому что в этой молитве господствует не подвиг тела, а подвиг духа. Должно давать телу такое положение, ко­торое бы предоставляло духу всю свободу к свойствен­ному ему действию. Помнить надо, что здесь говорится о делании иноков, которые достаточным телесным под­вигом привели в должный порядок свои телесные влечения и по причине преуспеяния своего перешли от те­лесного подвига к душевному. Преподобный Нил пове­левает затворять ум в сердце и приудерживать по воз­можности дыхание, чтоб не часто дышать. Это значит: надо дышать очень тихо. Вообще все движения крови должно удерживать и содержать душу и тело в спокой­ном положении, в положении тишины, благоговения и страха Божия. Без этого духовное действие появиться в нас не может: оно появляется тогда, когда утихнут все кровяные движения и порывы. Опыт скоро научит, что удерживание дыхания, то есть нечастое и негрубое про­изводство дыхания, очень способствует к приведению себя в состояние тишины и к собранию ума от скита­ния. «Много добродетельных деланий, — говорит святой Нил, — но все они — частные: сердечная же молит­ва — источник всех благ; она напаяет душу, как сады. Это делание, состоящее в блюдении ума в сердце, вне вся­ких помыслов, для не обучившихся ему крайне трудно; трудно оно не только для новоначальных, но и для дол­го трудившихся делателей, которые еще не прияли и не удержали внутри сердца молитвенной сладости от действия благодати. Из опыта известно, что для не­мощных это делание представляется очень тяжким и неудобным. Когда же кто приобретет благодать, тогда молится без труда и с любовью, будучи утешаем благо­датию. Когда придет действие молитвы, тогда оно при­влекает ум к себе, веселит и освобождает от паре­ния» (Слово 2). Чтоб приучиться к способу, предлагаемому пре­подобным Нилом Сорским, очень хорошо присоеди­нять его к способу святого Иоанна Лествичника, молясь очень неспешно. В преподавании своего способа препо­добный Нил ссылается на многих отцов Восточной и Вселенской Церкви, преимущественно же на преподоб­ного Григория Синаита.

Писания преподобного Григория Синаита, имея полное духовное достоинство, уже не так доступны и ясны, как писания преподобного Нила Сорского. При­чина тому образ изложения, понятия того времени о разных предметах, для нас чуждые, особенно же духов­ное преуспеяние как лица, написавшего книгу, так и того лица, для которого написана книга. Способ моления, предлагаемый Синаитом, почти тот же, какой предложен и Нилом, заимствовавшим учение молитвы как из чтения и учения книги Синаита, так и из устных бесед с учениками Синаита при посещении Востока. «В заутрии сей, — говорит преподобный Григорий, ссылаясь на пре­мудрого Соломона, — семя твое, то есть молитвы, и в ве­чер да не оставляет рука твоя, чтоб всегдашность молит­вы, прерываемая расстояниями, не лишалась того часа, в который могла бы быть услышана: яко не веси, кое про­изыдет, сие или оно (Еккл.11:6). С утра, сев на стулец высотою в пядь, низведи ум от головы в сердце, и держи его в нем, наклонившись болезненно, и, очень болезнуя грудью, плечами и шеею, непрестанно взывай умом или душою: Господи Иисусе Христе, помилуй мя. Удерживай несколько и дыхание, чтоб не дышать неосторожно» (О безмолвии в 15 главах, гл. 2 и 3). Относи­тельно учения о том, что должно приудерживать дыха­ние, Синаит ссылается на преподобных Исаию Отшель­ника, Иоанна Лествичника и Симеона Нового Богосло­ва. «Если хотим безошибочно найти истину и познать ее, — говорит Синаит, — то постараемся иметь един­ственно сердечное действие, вполне безвидное, никак не допуская свободы воображению, не позволяя мечтанию изобразить вид какого-либо святого или свет: потому что обычно прелести, особливо в начале подвига, прельщают ум неискусных такими ложными мечтания­ми. Потщимся иметь в сердце действующим одно дей­ствие молитвы, согревающее и веселящее ум, распаляю­щее душу к неизреченной любви Божией и человечес­кой. Тогда от молитвы является значительное смирение и сокрушение, потому что молитва в новоначальных есть приснодвижимое умное действие Святаго Духа. Дей­ствие это в начале подобно огню, прозябающему из сер­дца, в конце же подобно свету благоухающему» [116] . Под именем новоначальных здесь разумеются новоначаль­ные в безмолвии; и вся книга преподобного Григория Синаита назначена для наставления безмолвников. Опять говорит святой Синаит: «Иные, преподавая уче­ние о молитве, предлагают ее творить устами, а другие одним умом: я предлагаю и то и другое. Иногда ум, уны­вая, изнемогает творить молитву, а иногда уста, и пото­му должно молиться обоими, и устами и умом. Однако должно вопиять безмолвно и несмущенно, чтоб голос не смутил чувства и внимания ума и не воспрепятствовал молитве. Ум, обыкнув в делании, преуспеет и при­мет от Духа силу крепко и всеми образами молиться. Тогда он не понуждается творить молитву устами и не возможет, будучи вполне удовлетворяем молитвою ум­ною» [117] . Предлагая по временам молитву устную, свя­той Григорий соединяет свой способ со способом свя­того Иоанна Лествичника. В сущности это — один и тот же способ; но святой Григорий говорит о нем в его известной степени преуспеяния. Тщательно занимаю­щийся по способу Лествичника достигнет, в свое вре­мя, того молитвенного состояния, о котором говорит Синаит. Молитве, по весьма основательному, практи­ческому мнению Синаита, должно содействовать осо­бенно терпение. «Безмолвствующий должен по боль­шей части сидеть при совершении молитвы по причи­не трудности этого подвига, иногда же на короткое вре­мя ложиться и на постель, чтоб дать телу некоторое от­дохновение. В терпении же должно быть твое сидение во исполнение завещания, что в молитве должно тер­петь (Кол.4:2) и не скоро вставать, малодушествуя по причине весьма трудной болезни, умного взывания и постоянно­го углубления ума в сердце». Так говорит пророк: объяша мя болезни яко раждающия (Иер.8:21). Но, опустив голову вниз и ум собирая в сердце, — если отверзлось тебе твое серд­це, — призывай в помощь Господа Иисуса. «Боля плеча­ми и часто подвергаясь головной боли, претерпевай это с постоянством и ревностью, взыскуя в сердце Господа, потому что Царство небесное есть достояние понужда­ющих себя, и понуждающие себя восхищают е (Мф.11:12). Господь указал, что истинное тщание заключается в претерпе­нии этих и им подобных болезней. Терпение и пожда­ние во всяком делании есть родитель болезней душев­ных и телесных» [118] . Под словом болезни здесь по пре­имуществу разумеется сокрушение духа, плач духа, бо­лезнование и страдание его от ощущения греховности своей, от ощущения вечной смерти, от ощущения по­рабощения падшим духам. Страдание духа сообщается сердцу и телу, как неразрывно связанным с духом и по естественной необходимости принимающим участие в его состояниях. В немощных по телу сокрушение духа и плач его вполне заменяют телесный труд (Св. Исаак Сирский. Слово 89); но от людей сильного телосложения непременно требу­ется утеснение тела: в них без утеснения тела самое сердце не стяжет блаженной печали, которая рождает­ся в немощных от ощущения и сознания немощи. «Вся­кое делание, — говорит преподобный Григорий, — те­лесное и духовное, не имеющее болезни или труда, ни­когда не приносит плода проходящему его, потому что Царствие небесное нудится, сказал Господь, и нуждницы восхищают е (Мф.11:12). Под понуждением разумей телесное во всем болезненное чувство. Многие, в течение многих лет, неболезненно делали или делают, но как они тру­дятся без болезни и теплого усердия сердца, то и пребывают непричастными чистоты и Святаго Духа, отвер­гши лютость болезней. Совершающие делание в небре­жении и слабости трудятся, по-видимому, как они дума­ют, много; но не пожинают плода за безболезненность, будучи всячески безболезненны. Свидетель этому — го­ворящий: «Если и все виды жительства нашего возвы­шенны, а болезнующего сердца не имеем, то они неис­тинны и бесполезны» (Лествица. Слово 7). Свидетельствует и великий Ефрем, говоря: «Трудясь, трудись болезненно, чтоб тебе устранить от себя болезни суетных трудов. Если, по про­року (Ис.21:3), чресла наши не истают от слабости, будучи из­мождены постным подвигом, и страданиями болезни не зачнем, как рождающая младенца, болезненным водру­жением сердца, то не родим Духа спасения на земле сердечной, как ты слышал, но будем только (достойно сожаления и смеха) хвалиться, мнясь быть нечто по причине бесполезной пустыни и расслабленного безмолвия. Во время исхода из сей жизни все несомненно дознаем весь плод» (О безмолвии и о двух образах молитвы, в 15 главах, гл. 14). Учение преподобного Синаита о болезненности, сопровождающей истинное делание умной молитвы безмолвника, может показаться стран­ным, как оно и показалось, для плотского и душевного разума, незнакомого с опытами монашеской жизни. Приглашая таковых обратить внимание на сведения, обретенные опытностью, мы свидетельствуем, что не только делание умной молитвы, но и внимательное чте­ние глубоких о ней отеческих писаний производит головные боли. Сердечное сокрушение, по причине от­крываемой молитвою греховности, плена и смерти, так сильно, что оно производит в теле страдания и болез­ни, о существовании и о возможности существования которых вовсе неизвестно незнакомому с молитвенным подвигом. Когда сердце исповедуется Господу в грехов­ности своей, в своем бедственном состоянии, тогда тело распинается. Пострадах, говорит опытный в молитвенном подвиге Давид, и слякохся до конца, весь день сетуя хождах. Яко лядвия моя наполнишася поруганий, и несть ис­целения в плоти моей. Озлоблен бых, и смирихся до зела: ры­ках от воздыхания сердца моего (Пс.37:7-9). В учении святого Григо­рия о молитве замечается та особенность, что он устав­ляет ум сосредоточивать в сердце. Это и есть то дела­ние, которое отцы называют художественным делани­ем молитвы, которое они воспрещают новоначальным инокам и мирянам, к которому нужно значительное предуготовительное обучение, к которому и предуготов­ленные иноки должны приступать с величайшим благо­говением, страхом Божиим и осторожностью. Повелев сосредоточивать ум в сердце, преподобный присово­купляет: если отверзлось твое сердце. Это значит: соедине­ние ума с сердцем есть дар Божественной благодати, по­даемый в свое время, по усмотрению Божию, а не без­временно и не по усмотрению подвизающегося. Дар внимательной молитвы обыкновенно предшествуется особенными скорбями и потрясениями душевными низводящими дух наш в глубину сознания нищеты и ничтожности своей (Св. Исаак Сирский. Слово 78). Привлекается дар Божий смире­нием и верностью к Богу, выражаемою ревностным от­вержением всех греховных помыслов при самом появ­лении их. Верность — причина чистоты. Чистоте и сми­рению вручаются дарования Духа.

Художественное делание умной молитвы изложено с особенною ясностью и полнотою блаженным Ники­фором, иноком, безмолвствовавшим в святой Афонской горе. Справедливо называет он молитвенное делание художеством из художеств и наукою из наук, как достав­ляющее уму и сердцу познания и впечатления, истекаю­щие из Духа Божия, между тем как все прочие науки доставляют познания и впечатления только человечес­кие. Умное делание есть высшее училище богословия [119] . «Это великое из величайших деланий, — говорит вели­кий наставник безмолвников, — стяжавают многие или все от научения. Редкие, будучи не научены, усильным деланием и теплотою веры получают его от Бога; но редкость — не закон. По этой причине нужно искать непрелестного наставника, чтоб назиданием его нам поучаться и наставляться при случающихся в упражне­нии вниманием десным и шуиим умалениям и превос­хождениям, вводимым злохитростью лукавого, потому что наставник обличает нам их, зная их по собствен­ным опытам, которым он подвергался. Он достоверно показывает этот умственный путь, и мы под руковод­ством его удобно совершаем этот путь. Если нет настав­ника, нам известного, то должно искать его всеусердно. Если же и при таком искании не найдется наставник, то, призвав Бога в сокрушении духа и со слезами, в нестяжании и помолившись Ему поступай, как скажу тебе. Знаешь, что дыхание, которым дышим, составляется из воздуха; производим же дыхание сердцем, не иным чем. Оно — орудие жизни и теплоты телесной. Сердце втягивает в себя воздух, чтоб дыханием выпустить вон из себя теплоту свою, а себе доставить про­хлаждение. Причина этого механизма, или, точнее, слу­житель — легкое, которое Бог создал редким, почему оно удобно вводит и изводит содержимое им. Таким об­разом, сердце, привлекая в себя дыханием прохладу и извергая им теплоту, неупустительно соблюдает тот по­рядок, в котором оно устроено для содержания жизни. И так ты, седши и собрав твой ум, введи в ноздренный путь, которым дыхание входит в сердце; приведи дыха­ние в (самое тихое) движение и понудь ум сойти с вды­хаемым воздухом в сердце. Когда он взойдет туда, то последующее за этим будет исполнено для тебя веселия и радости. Как некоторый муж, отлучавшийся из своего дома, когда возвратится, не помнит себя от радости, что сподобился увидеться с женою и детьми; так и ум, когда соединится с душою, исполняется неизреченных сладо­сти и веселия. Брат! Приучи ум твой нескоро выходить оттуда, потому что сначала, он очень унывает от внут­ренних заключения и тесноты. Когда же привыкнет к ним, то не возлюбит скитаться вне, потому что Царство небесное — внутри нас. Рассматривая его там и взыскуя чистою молитвою, ум признает все внешнее мерзост­ным и ненавистным. Если сряду же, как сказано, ты взойдешь умом в сердечное место, которое тебе мною показано, то воздай благодарение Богу, и прославь, и взыграй, и всегда держись этого делания, а оно научит тебя тому, чего ты не ведаешь. Надо тебе и то знать, что ум твой, находясь там, не должен молчать и оставаться в праздности, но иметь непрестанным деланием и по­учением, никогда не преставая от него, молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. Эта молитва, со­держа ум невысящимся, соделывает его неприступным и неприкосновенным для прилогов врага, возводит к ежедневному преуспеянию в любви и желании Боже­ственных. Если же, много потрудившись, о брат, не воз­можешь взойти в страны сердца, как мы повелели тебе то делай, что скажу, и найдешь искомое при содействии Божием. Знаешь, что словесность каждого человека на­ходится в его персях. Внутри персей, при молчании уст наших, говорим, совещаваемся, совершаем молитвы, псалмопение. Этой словесности, отняв у нее всякий по­мысл, — можешь это сделать, если захочешь — предос­тавь говорить: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, поми­луй мя. И понудься вопиять это внутри персей вместо всякой другой мысли. Когда же некоторое время будешь поступать таким образом, тогда, при посредстве этого, отверзется тебе, без всякого сомнения, и вход в сердце, как мы написали, узнав это из опыта. Придет же к тебе, с многожелательным и сладостным вниманием, и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир и прочее: ими оно исполнит все прошения твои о Христе Иисусе, Гос­поде нашем» (Добротолюбие, ч. 2). Здесь, во-первых, должно обратить вни­мание на устроение блаженного отца и на устроение, которое он видел в наставляемом им иноке. Это явству­ет из статей его слова, предшествующих изложению ху­дожества, из которых видно, по ссылке на житие свято­го Саввы, что наставление о сердечном безмолвии, для которого и в соответственность которому предоставля­ется и наружное безмолвие по телу, приличествует тем инокам, которые вполне изучились правилу монашеско­го жительства, могут бороться с сопротивными помыс­лами и блюсти свой ум. Наставляемому лицу блаженный Никифор говорит: «Знаешь, что словесность каждого че­ловека находится в его персях. Там, при молчании уст, мы говорим, совещаваемся, совершаем молитвы и псал­мопение». Явственное ощущение силы словесности в персях так, чтоб там можно было совершать молитвы и псалмопение, имеют очень редкие, значительно пре­успевшие, занимавшиеся продолжительное время моле­нием по способу святого Иоанна Лествичника, стяжав­шие в значительной степени непарительность и очень внимательною молитвою возбудившие дух, названный здесь словесностью, к обильному сочувствию уму. У че­ловеков, в обыкновенном их состоянии, дух, поражен­ный падением, спит сном непробудным, тождественным с смертью: он не способен к духовным упражнениям, ука­занным здесь, и пробуждается для них лишь тогда, когда ум постоянно и усиленно займется возбуждением его при посредстве животворящего имени Иисусова. Способ, предлагаемый блаженным Никифором, — превосходен. В изложении его видна для понимающего дело и та по­степенность, которою должно восходить к нему, и то, что стяжание его — дар Божий. Как этот способ объяс­нен с особенною подробностью в сочинении Ксанфо­пулов о молитве и безмолвии, то мы и переходим к упо­мянутому сочинению.

Святой Каллист Ксанфопул был учеником препо­добного Григорий Синаита, монашествовал в Афонской горе, обучаясь первоначально монашескому жительству в общежитии; впоследствии он перешел к жизни без­молвной, когда оказался созревшим для нее. Умной мо­литве научился он, находясь в послушании монастырс­кого повара; он имел и ученость мира сего, что ясно видно из составленной им книги. Уже в преклонных летах святой Каллист возведен в сан патриарха Кон­стантинопольского. Святой Игнатий был его ближай­шим другом и участником в иноческих подвигах. Оба они достигли великого молитвенного преуспеяния. Книга их исключительно написана для безмолвников. К механизму, изложенному блаженным Никифором, они присовокупляют, что при употреблении его должно иметь уста закрытыми. Они говорят, что новоначальный по отношению к безмолвной жизни должен заниматься молитвою Иисусовою, по способу блаженного Никифо­ра, непрестанно вводя ее в сердце тихо, при посредстве ноздренного дыхания, столько же тихо испускаемого, имея притом уста закрытыми [120] . Очень важно знать зна­чение, которое дают святые наставники умной молитвы предлагаемому им механизму, который, как веществен­ное пособие, никак не должно смешивать с собственным действием молитвы, которому никак не должно придавать особенной важности, как будто от него про­истекает все преуспеяние молитвы. В молитвенном преуспеянии действуют сила и благодать Божия; они со­вершают все: пособия остаются пособиями, в которых нуждается наша немощь, и отвергаются, как ненужные и излишние, по стяжании преуспеяния. Возложение упования на эти пособия очень опасно: оно низводит к вещественному, неправильному пониманию молитвы, отвлекая от понимания духовного, единого истинного. От ложного понимания молитвы всегда происходит или бесплодное, или душевредное упражнение ею. «И то знай, брат, — говорят Ксанфопулы, — что всякое художе­ство, и всякое правило, если же хочешь, и разнообраз­ное делание предначертаны и правильно установлены по той причине, что мы не можем еще чисто и непари­тельно молиться в сердце. Когда же это совершится благоволением и благодатию Господа нашего Иисуса Христа, тогда мы, оставив многое и различное, и раз­нообразное, соединяемся непосредственно, превыше слова, с Единым, единственным и соединяющимся [121] . От пребывания в вышеизложенном художестве сердеч­ной, чистой и непарительной молитвы — впрочем, она может быть отчасти не чистою и не чуждою развлече­ния по причине, очевидно, восстающих на возбранение ей помыслов и воспоминаний прежде содеянного, — подвизающийся приходит в навыкновение молиться без понуждения, непарительно, чисто и истинно, то есть приходит в такое состояние, при котором ум пребывает в сердце, а не только вводится в него с понуждением, малодушно, посредством вдыхания и потом опять отска­кивает, при котором сам ум постоянно обращается к себе, с любовью пребывает в сердце, и непрестанно молится» [122] . Подвиг умной и сердечной молитвы «ис­правляется умом от осенения его помощью Божествен­ной благодати и от единомысленного, сердечного, чистого, непарительного, с верою призывания Господа нашего Иисуса Христа, а не от одного простого выше­изложенного естественного художества чрез ноздрен­ное дыхание или от сидения при упражнении молит­вою в безмолвном и темном месте, — да не будет! Это изобретено Божественными отцами не для чего иного, как в некоторое пособие к собранию мысли от обычно­го парения, к возвращению ее к самой себе и ко внима­нию [123] . Прежде всех благодатных даров даруется уму непарение Господом нашим Иисусом Христом и призы­ванием в сердце святого Его имени с верою. Вспомоще­ствует же этому несколько и естественное художество, способствующее низводить ум в сердце при посредстве ноздренного дыхания, сидение в безмолвном и несвет­лом месте и другое тому подобное» (Заглавие 24 главы). Ксанфопулы строго воспрещают преждевременное стремление к тому, чему, по духовной системе монашеского житель­ства, назначено свое известное время. Они желают, чтоб инок действовал в установленном для него поряд­ке, по законам, преподанным Божественною благода­тью. «И ты, — говорят они, — желая обучиться путевод­ствующему к небу безмолвию, последуй мудро постанов­ленным законам и, во-первых, с радостью возлюби по­слушание, потом безмолвие. Как деяние есть восхожде­ние к видению, так и послушание к безмолвию. Не прела­гай предел вечных, по Писанию, яже положиша отцы твои (Притч.22:28); горе единому (Еккл.4:10). Таким образом, положив благое основание началу, возможешь со временем возложить благославнейший покров на началоздание Духа. Как все отвержено у того, у кого, по сказанному, начало не ис­кусно; так, напротив, у того все благолепно и благочин­но, у кого начало искусно, хотя и случается иногда противное этому» [124] . Вообще признано, что до стяжания не­парительности, не обманчивой или кратковременной, но постоянной и существенной, полезно упражняться молитвою Иисусовою в иноческом обществе, вспомо­ществуя упражнению молитвою деятельным исполнени­ем евангельских заповедей, или, что то же, смирением. После же получения дара непарительности дозволяется касаться и безмолвия. Так поступили святые Василий Великий и Григорий Богослов. Они, по поведанию свя­того Исаака Сирского, сперва занимались исполнени­ем тех заповедей, которые относятся к живущим в об­ществе человеческом, проходя и молитву, соответству­ющую этому положению; от этого жительства ум их на­чал ощущать недвижение или непарительность, тогда они удалились в уединение пустыни, там занялись деланием во внутреннем человеке и достигли умозрения (Слово 55). Совершенное безмолвие в наше время очень неудобно, почти невозможно: Серафим Саровский, Игнатий Ни­кифоровский, Никандр Бабаевский, иноки, весьма пре­успевшие в умной молитве, пребывали по временам то в безмолвии, то в обществе иноков; особливо после­дний никогда не уединялся в приметное для людей безмолвие, будучи по душе великим безмолвником. Способ безмолвия, которым руководствовался преподобный Арсений Великий, был всегда превосходным, — ныне должен быть признан наилучшим. Этот отец постоян­но наблюдал молчание, по братским кельям не ходил, в свою келью принимал лишь в случаях крайней необ­ходимости, в церкви стоял где-либо за столпом, не писал и не принимал писем, вообще удалялся от всех сно­шений, могущих нарушить его внимание, имел целью жизни и всех действий сохранение внимания [125] . Образ жительства и безмолвия, которым преподобный Арсений достиг великого преуспеяния, очень похваляется и предлагается к подражанию святым Исааком Сирским, как образ весьма удобный, мудрый и многоплодный (Слово 41). В заключение извлечений наших из творений Ксанфо­пулов приведем их опытное мнение, согласное с мнени­ем прочих святых отцов, что для достижения непари-тельной сердечной молитвы нужно и много времени, и много усилий. «То, чтоб постоянно внутри сердца мо­литься, — говорят они, — так, как и высшие этого состо­яния, приводится в исполнение не просто, не как бы случилось, не при посредстве малого труда и времени, хотя и это изредка встречается по непостижимому смотрению Божию: но требует оно и долгого времени, и немалого труда, подвига душевного и телесного, мно­гого и продолжительного понуждения. По превосход­ству дара и благодати, которых надеемся причаститься, должны быть, по силе, равны и соответственны подви­ги, чтобы, по таинственному священному учению, из­гнан был из пажитей сердца враг и вселился в него яв­ственно Христос. Говорит святой Исаак: «Желающий увидеть Господа тщится художественно очистить свое сердце памятью Божиею и, таким образом, светлостью мысли своей будет ежечасно видеть Господа». И святой Варсонофий: «Если не внутреннее делание Божиею благодатиею поможет человеку, то тщетно трудится он по внешности. Внутреннее делание, в соединении с бо­лезнью сердца, приносит чистоту, а чистота — истин­ное безмолвие сердца; таким безмолвием доставляется смирение, а смирение соделывает человека жилищем Божиим. Когда же вселится Бог, тогда бесы и страсти изгоняются, и соделывается человек храмом Божиим, исполненным освящения, исполненным просвещения чистоты и благодати. Блажен тот, кто зрит Господа во внутреннейшей сокровищнице сердца, как в зеркале, и с плачем изливает моление свое пред благостью Его». Преподобный Иоанн Карпафийский: «Нужно много вре­мени и подвига в молитвах, чтоб найти в нестужаемом устроении ума некоторое иное сердечное небо, где жи­вет Христос, как говорит апостол: Или не знаете, яко Иисус Христос в вас есть? Разве чим точию неискусни есте» (2Кор.13:5. Глава 52).

Этими извлечениями из святых отцов, как удовлет­ворительно объясняющими делание молитвы Иисусо­вой, мы довольствуемся. В прочих отеческих писаниях изложено то же самое учение. Признаем нужным повто­рить возлюбленным отцам и братиям нашим предосте­режение, чтоб они не устремлялись к чтению отечес­ких писаний о возвышенных деланиях и состояниях иноческих, хотя к этому чтению влечет любознатель­ность, хотя это чтение производит наслаждение, вос­торг. Наша свобода, по свойству времени, должна быть особенно ограничена. Когда имелись благодатные на­ставники, тогда увлечения новоначальных удобно заме­чались и врачевались. Но ныне некому ни уврачевать, ниже заметить увлечения. Часто пагубное увлечение признается неопытными наставниками великим преус­пеянием; увлеченный поощряется к большему увлече­нию. Увлечение, подействовав на инока и не будучи за­мечено, продолжает действовать, уклонять его более и более от направления истинного. Можно безошибочно сказать: большинство находится в разнообразном увле­чении; отвергших свое увлечение и увлечения очень мало, не увлекавшихся не существует. По этой причине, когда отеческие книги остались нам в единственное средство руководства, должно с особенною осторожно­стью и разборчивостью читать их, чтоб единственное средство к руководству не обратить в средство неправильной деятельности и проистекающему из нее рас­стройству. «Будем искать, — говорит святой Иоанн Ле­ствичник о выборе наставника, — не предведущих, не прозорливых, но паче всего точно смиренномудрых, наиболее соответствующих объемлющему нас недугу, по нравственности своей и месту жительства» (Лествица. Слово 4, гл. 121). То же дол­жно сказать и о книгах, как уже и сказано выше: должно избирать из них никак не возвышеннейшие, но наибо­лее близкие к нашему состоянию, излагающие делание, нам свойственное. «Великое зло, — сказал святой Исаак Сирский, — преподавать какое-либо высокое учение тому, кто еще находится в чине новоначальных и по ду­ховному возрасту — младенец» (Слово 74). Плотский и душевный человек, слыша духовное слово, понимает его соответ­ственно своему состоянию, извращает, искажает его и, последуя ему в его извращенном смысле, стяжавает ложное направление, держится этого направления с упорством, как направления, данного святым словом. Некоторый старец достиг христианского совершен­ства, по особенному смотрению Божию, вступив вопре­ки правилам в безмолвие с юности своей. Сперва он безмолвствовал в России в лесу, живя в землянке, а по­том в Афонской горе; по возвращении в Россию он по­местился в общежительный заштатный монастырь. Многие из братии видя в старце несомненные призна­ки святости, обращались к нему за советом. Старец да­вал наставления из своего устроения и повреждал души братии. Некоторый хорошо знакомый старцу монах го­ворил ему: «Отец! Ты говоришь братии о деланиях и со­стояниях, недоступных для их понятия и устроения, а они, объясняя твои слова посвоему и действуя согласно этому объяснению, наносят себе вред». Старец отвечал с святою простотою: «Сам вижу! Да что ж мне делать? Я считаю всех высшими меня и, когда спросят, отвечаю из своего состояния». Старцу был неизвестен общий монашеский путь. Не только пагубен для нас грех, но пагубно и самое добро, когда делаем его не вовремя и не в должной мере: так пагубны не только голод, но и излишество в пище и качество пищи, не соответствую­щее возрасту и сложению. Не вливают вина нова в мехи ветхи: аще ли же ни, то просадятся меси, и вино пролиется, и меси погибнут; но вливают вино ново в мехи новы, и обое соблюдется (Мф.9:17). Это сказал Господь о деланиях добродете­ли, которые непременно должны соответствовать со­стоянию делателя: иначе они погубят делателя и сами погибнут, то есть предприняты будут бесплодно, во вред и погибель души, противоположно своему назначению. Кроме вышеизложенных пособий, для вспомоще­ствования новоначальным в упражнении молитвою Иисусовою имеются разные другие пособия. Исчисля­ем главные из них. 1) Четки или лестовка. Четки состо­ят обыкновенно из ста зерен, а лестовка из ста ступе­ней, так как правило, совершаемое с молитвою Иисусо­вою, обыкновенно исчисляется сотнею молитв. По четкам считаются поклоны, также и сидя иноки упражня­ются молитвою Иисусовою первоначально по четкам. Когда же при молитве усиливается внимание, тогда прекращается возможность молиться по четкам и исчис­лять произносимые молитвы: все внимание обращает­ся к молитве. 2) Очень полезно обучаться молитве Иисусовой, совершая ее с поклонами земными и пояс­ными, полагая эти поклоны неспешно и с чувством по­каяния, как полагал их блаженный юноша Георгий, о котором повествует святой Симеон Новый Богослов в Слове о вере (Добротолюбие, ч. 1). 3) В церкви и вообще при упражнении молитвою Иисусовою полезно иметь глаза закрытыми, и 4) держать левую руку у персей, над левым сосцом груди, несколько повыше его: последний механизм спо­собствует к ощущению силы словесности, находящейся в персях. 5) Безмолвствующим отцы советуют иметь несколько темную келью, с завешенными окошками, для охранения ума от развлечения и для вспомоществова­ния ему сосредоточиваться в сердце. 6) Безмолвствую­щим советуют сидеть на низменном стуле, во-первых, для того, что внимательная молитва требует спокойно­го положения, а во-вторых, по образу слепого нищего, упоминаемого в Евангелии, который, сидя при пути, вопиял ко Господу: Иисусе, Сыне Давидов, помилуй мя (Мк.10:47), был услышан и помилован. Также этот низменный стул изображает собою гноище, на котором был повержен Иов, вне града, когда диавол поразил его с ног до голо­вы лютою болезнью (Иов.2:8). Инок должен видеть себя изуве­ченным, искаженным, истерзанным греховностью, из­вергнутым ею из естественного состояния, повергну­тым в противоестественное, и из этого бедственного состояния вопиять ко всемилостивому и всемогущему Иисусу, Обновителю человеческого естества: помилуй мя. Низменный стул очень удобен для упражнения мо­литвою Иисусовою. Этим не отвергается стояние при ней; но как почти все время истинного безмолвника посвящено молитве, то и предоставляется ему занимать­ся ею и сидя, а иногда и лежа. Особливо больные и престарелые должны остерегаться от излишнего телесно­го подвига, чтоб он не истощал сил их и не отнимал возможности заниматься подвигом душевным. Сущ­ность делания в Господе и в имени Его. Расслабленный был свешен на одре своем пред Господа сквозь покров дома и получил исцеление (Мк.2:4). Исцеление привлекается смирением и верою. 7) Подвижники умного делания иногда имеют нужду помогать себе обливанием холод­ною водою или прикладыванием к местам прилива кро­ви намоченных водою полотенец. Вода должна быть летняя — никак не самая холодная, потому что после­дняя усиливает разгорячение. Вообще, умственные за­нятия имеют свойство производить жар в известных сложениях. Такой жар чувствовал в себе преподобный авва Дорофей, когда занимался науками, почему и про­хлаждал себя водою [126] . Такой жар непременно должны ощутить те, которые будут очень понуждать себя к со­единению ума с сердцем при помощи вещественных по­собий, давая им излишнее значение и не давая должно­го значения духовным пособиям. При особенном веще­ственном усилии к сердечной молитве начинает действо­вать в сердце теплота. Эта теплота есть прямое следствие такого подвига [127] : всякий член человеческого тела, под­вергаемый трению, разгорячается; то же делается и с сердцем от постоянного, продолжительного напряже­ния его. Теплота, являющаяся от усиленного, веществен­ного подвига, также вещественна. Это — теплота плот­ская, кровяная, в области падшего естества [128] . Неопыт­ный подвижник, ощутив эту теплоту, непременно воз­мнит о ней нечто, найдет в ней приятность, услажде­ние, в чем начало самообольщения [129] . Не только не дол­жно думать чего-либо особенного о этой теплоте; но, напротив того, должно принять особенные меры пре­досторожности при появлении ее. Предосторожность необходима по той причине, что эта теплота, как кровя­ная, не только переходит по разным местам груди, но и очень легко может упасть на нижние части чрева, про­извести в них сильнейшее разжжение. Естественно, что при этом начинает действовать плотское вожделение, свойственное этим частям в состоянии разгорячения. Некоторые, пришедши в это состояние и не понимая совершающегося с ними, вдались в смущение, в уныние, в отчаяние, как это известно из опыта. Признавая свое состояние бедственным, они прибегли к знаменитым старцам, ища в их советах врачевания душам своим, растерзанным горестью и недоумением. Старцы, услы­шав, что при призывании имени Иисуса явилось силь­нейшее разжжение, соединенное с действием вожделения, ужаснулись козням диавола. Они признали тут страшную прелесть: страждущим воспретили упражне­ние молитвою Иисусовою, как причиною зла; многим другим подвижникам поведали это обстоятельство, как замечательное бедственное последствие упражнения молитвою Иисусовою. И многие поверили произнесен­ному суду по уважению к громкому имени старцев, пове­рили суду, как выведенному из самого опыта. Между тем эта страшная прелесть есть не что иное, как прилив крови, произшедший от усиленного, невежественного употребления вещественных пособий. Этот прилив лег­ко может уврачеваться в два-три дня прикладыванием к воспалившимся частям полотна, напитанного летнею водою. Гораздо опаснее, гораздо ближе к прелести, ког­да подвижник, ощутив кровяную теплоту в сердце или груди, сочтет ее за благодатную, возмнит о ней, а пото­му и о себе нечто, начнет сочинять себе наслаждение, омрачать, обманывать, опутывать, губить себя самомне­нием. Чем более понуждения и напряжения в подвиж­нике по телу, тем кровяная теплота разгорается сильнее. Оно так и быть должно!

Когда Божественная благодать осенит молит­венный подвиг и начнет соединять ум с сердцем, тогда вещественная кровяная теплота совершенно исчезнет. Молитвенное священнодействие тогда вполне изме­няется: оно делается как бы природным, совершенно свободным и легким. Тогда является в сердце другая теп­лота, тонкая, невещественная, духовная, не производя­щая никакого разжжения, — напротив того, прохлажда­ющая, просвещающая, орошающая, действующая как целительное, духовное, умащающее помазание, влеку­щая к неизреченному люблению Бога и человеков: так поведает об этой теплоте преподобный Максим Капсо­каливи из своего блаженного опыта (Добротолюбие, ч. 1). Предлагаю от­цам и братиям убогий совет, умоляя их не отвергнуть убогого совета моего: не понуждайте себя преждевре­менно к открытию в себе сердечного молитвенного дей­ствия. Нужна, нужна благоразумная осторожность, особливо в наше время, когда уже почти невозможно встретить удовлетворительного наставника для этих предметов, когда подвижник должен пробираться сам, ощупью, при руководстве писаниями святых отцов, в сокровищницу знаний духовных, и так же ощупью, сам, выбирать из них свойственное себе. При жительстве по евангельским заповедям займитесь внимательною Иису­совою молитвою по способу святого Иоанна Лествич­ника, соединяя молитву с плачем, имея началом и це­лью молитвы покаяние. В свое время, известное Богу, откроется само собою действие сердечной молитвы. Такое действие, открываемое прикосновением перста Божия, превосходнее достигаемого усиленным принуж­дением себя при посредстве вещественных пособий.