13. Хочешь ли, я покажу тебе, как оправдываются эти слова и на целых народах? Какого народ иудейский удостоился промышления? Не вся ли видимая тварь готова была на служение иудеям? Не новый ли и необыкновенный был у них образ жизни? Они не посылали на рынок, и пользовались съестными припасами, не тратя серебра; ни борозд не проводили, ни плуга не влачили, ни земли не возделывали, ни семян не бросали, ни в дождях не имели нужды, ни в ветрах, ни во временах года, ни в лучах солнца, ни в течении луны, ни в благорастворении воздуха, ни в другом чем-нибудь подобном; ни гумна не готовили, ни хлеба не молотили, ни в веянии не нуждались для отделения зерен от плевел, ни жерновов не вращали, ни сушильни не строили, ни дров и огня не приносили в дом, ни в искусстве печения хлеба не нуждались, ни заступа не брали в руки, ни серпа не точили и ни в другом каком-нибудь художестве не имели нужды – например, в ткании, зодчестве или шитье обуви, но все доставляло им слово Божие. Они имели трапезу готовую, без пота и трудов – таково было свойство манны; она была всегда нова, свежа, не причиняла им никаких хлопот и не изнуряла трудом. Даже одежды у них, и обувь, и самое тело не подвергались свойственной им тленности; в такое продолжительное время одежда их не износилась, и ноги их не покрылись мозолями, хотя они ходили столь много. О врачах и лекарствах, или о чем-нибудь другом, относящемся к этому искусству, они и не вспоминали, так далека была от них всякая болезнь! "И вывел [Израильтян], – говорит Писание, – с серебром и золотом, и не было в коленах их болящего" (Изведе их с сребром и златом, и не бе в коленах их боляй) (Псал. 104: 37). Они так ели и так пили, как бы оставили этот мир и переселились в другую лучшую вселенную; и пламеннейшие лучи солнца не поражали голов их, потому что пламень затеняло облако, которое везде висело над ними и, передвигаясь, служило покровом для всего народа. И во время ночи они не имели нужды в светильнике, который бы рассеивал тьму, но столп огненный был для них источником неизреченного света, доставляя им две услуги – и освещая, и указывая им путь; он не только светил, но точнее всякого путеводителя водил этот многочисленный народ по пустыне. Ходили же они не только по суше, но и по морю, как по суше, преодолевали пределы природы, пешешествуя по страшному морю, как бы по твердому и крепкому камню. Когда эта стихия находилась у них под ногами, тогда она была подобна суше, ровным полям и нивам; а когда вступили в нее враги, тогда она оказала действия, свойственные морю, для них была колесницею, а для неприятелей их – гробом; тех с легкостью переправляла, а этих с великой свирепостью потопляла. Беспорядочные потоки вод оказывали порядок и покорность, свойственные людям разумным и мудрым, исполняя должность то стража, то палача, в один и тот же день обнаруживая противоположные действия. А что сказать о камнях, которые источали потоки вод? Что о тучах птиц, которые множеством своих тел покрывали всю землю? Что о чудесах, бывших в Египте и в пустыне? Что о трофеях и победах, совершенных без пролития крови? Ведь они, как бы играя, а не воюя, побеждали противников. И над властителями своими (египтянами) они одержали верх без оружия, и сражавшихся с ними по исшествии из Египта преодолевали при звуках труб и пении, так что эти действия были более ликованием, нежели войной, более церемонией[2], нежели сражением. Подлинно, все эти чудеса были не для того только, чтобы сделать нужное для них, но чтобы они точнее сохранили и учение о богопознании, которое преподал им Моисей. Отвсюду раздавались голоса, возвещавшие о Господе.

Однако, после такого о них промышления, после несказанных благодеяний, после великих чудес, после неизреченного попечения, после непрестанного учения, после внушения словами, после убеждения делами, после знаменитых побед, после славных трофеев, после обилия трапезы, после избытка воды, после неизъяснимой славы, какой были отличены перед всем родом человеческим, они были неблагодарны и бесчувственны, поклонились тельцу, стали служить голове вола, и искали себе богов, тогда как имели в свежей памяти совершенные в Египте благодеяния Божий и пользовались от Него еще многим и другим.

14. Напротив, ниневитяне, народ варварский и иноплеменный, не удостоившийся ничего такого, ни малого, ни великого, ни учения, ни чудес, ни дел, ни слов, как только увидели человека, спасшегося от кораблекрушения, который никогда прежде не бывал у них, но в первый раз явился, пришел и сказал: "еще сорок дней и Ниневия будет разрушена" (еще три дни, и Ниневия превратится) (Ион. 3: 4), то от этих простых слов переменились, исправились и, оставив прежнее нечестие, обратились через покаяние к добродетели, так что изменили Божие о них определение, поддержали колеблющийся город, отклонили небесный гнев и избавились от всякого зла. "И увидел Бог, – говорит Писание, – дела их, что они обратились от злого пути своего ко Господу" (Виде Бог яко возвратися кийждо от пути своего лукаваго, и обратишася) (Ион. 3: 9). Как, скажи мне, обратились они? Велики были их пороки, невыразимо нечестие, неизлечимы раны, что пророк и выразил, сказав: "злодеяния его дошли до неба" (взыде вопль злобы их (Ион. 1: 2), означая расстоянием места великость их пороков. И однако столь великое нечестие, так возросшее и так высоко поднявшееся, что оно достигало до самого неба, они в три дня, в столь краткое время, после немногих слов, выслушанных от человека неизвестного, чужеземного, подвергшегося кораблекрушению, так изгладили, так истребили, так удалили от себя, что удостоились следующих слов: "И увидел Бог дела их, что они обратились от злого пути своего, и пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них" (виде Бог, яко возратися кийждо от пути своего лукаваго, и раскаяся Бог о зле, еже глаголаше сотворити им) (Ион. 3: 10). Видишь ли, что внимательный и бдительный не только не терпит никакого вреда от людей, но отклоняет и небесный гнев; а кто сам предает себя и вредит себе, тот не много получает пользы, хотя бы удостоился множества благодеяний? Ни иудеям не принесло пользы такое множество чудес, ни ниневитянам не повредило то, что они не имели их; но так как они сами были расположены к добру, то в короткое время сделались лучшими, хотя были варвары, иноплеменники, не слыхали никаких божественных глаголов и жили где-то далеко от Палестины.

15.

Не были ли они преданы в варварские руки, более волкам, нежели людям, и, что всего тяжелее, находясь в варварской земле и тягчайшем плене, не имели ни учителя, ни пророка, ни начальника? "И нет у нас, – говорится в Писании, – ни князя, ни пророка, ни вождя… ни места, чтобы нам принести жертву Тебе и обрести милость Твою" (И несть, князя, и пророка, и вожда, ни места, еже пожрети пред Тобою, и обрести милость) (Дан. 3: 38). Притом они введены были в царский дом, как бы на какую-нибудь скалу и утес, и в море, наполненное подводными камнями, и принуждены были плыть по этому страшному морю без кормчего, без рулевого, без корабельщиков и без парусов, или как бы в темнице заключены были в царских чертогах. Они любили мудрость, стояли выше житейских дел, попрали всякую гордость человеческую, отличались легким крылом, и потому пребывание там считали усугублением своих бедствий. Находясь вне дворца, в частном доме, они могли бы пользоваться большой свободой; а поступив в эту темницу (ведь они считали всю тамошнюю пышность не лучше темницы, утесов и подводных камней), они тотчас встретили ужасное затруднение. Царь повелел им участвовать в собственной его трапезе, роскошной, нечистой и скверной; а им это было не позволительно и казалось тяжелее смерти; они оставлены были одни, как агнцы между множеством волков. Необходимо было или мучиться голодом, или идти на смертную казнь, или вкушать запрещенные яства. Что же делают эти юноши – сироты, пленники, пришельцы, рабы дающих им такие повеления? Они не подумали, что достаточным для них извинением может послужить необходимость и насилие властелина города; но употребляют все способы и усилия, чтобы избежать греха, хотя были совершенно беззащитными. Ни деньгами они не могли склонить на свою сторону, – как это возможно для пленников? – ни дружбой и знакомством, – как это возможно для пришельцев? – ни властью не могли заставить, – как это возможно для рабов? – ни многочисленностью преодолеть, – как это возможно только для троих? Поэтому они пришли и стали словами убеждать того евнуха, который имел здесь власть. Увидев, что он боится, трепещет и заботится о собственном спасении, и непреоборимый страх смерти потрясает душу его: "Боюсь я, – говорил он, – господина моего, царя… если он увидит лица ваши худощавее, нежели у отроков, сверстников ваших, то вы сделаете голову мою виновною перед царем" (боюся аз, господина моего царя, да не когда увидит лица ваша уныла, паче отроков сверстников ваших, и осудите главу мою царю) (Дан. 1: 10), они удаляют от него это опасение и убеждают оказать им милость. И так как они сделали все с своей стороны, то и Бог после того сделал свое: не Божиим только делом было то, за что они имели получить награду, но прежде всего это зависело от их душевного расположения, которое они показали доблестным и твердым, – потому и приобрели себе Божие благословение и довершили то, чего домогались.

16.

Таким образом, совершив первый подвиг, украсившись светлым венцем, сохранив закон и в чужой земле, поправ повеление тирана, победив страх перед мстителем, и не потерпев никакого вреда, но совершив это дело с такой легкостью, как будто бы находились в доме и пользовались всеми благами, они потом призваны были к другим подвигам. И опять они остались теми же. Им предстоял подвиг еще труднее прежнего, была разжена печь и варварское войско вместе с царем вооружилось против них; все персидские силы пришли в движение и все устроено было, чем бы обольстить их или принудить: разнообразные роды музыки, различные способы мучений, угрозы, страшные со всех сторон явления, и еще более – страшные слова; но несмотря на то, так как они не изменили сами себе, а сделали с своей стороны все нужное, то нисколько не потерпели вреда, а напротив, украсились венцами еще светлее прежних. Навуходоносор связал их и бросил в печь, но не причинил им вреда, а еще больше доставил пользы и сделал их более славными. Те, которые не имели ни храма (опять скажу то же), ни жертвенника, ни отечества, ни священников, ни пророков, в чужой и варварской стране, даже среди самой печи, среди всего войска, в глазах самого царя, совершавшего это, воздвигли блистательный трофей и одержали знаменитую победу, воспев дивную и преславную песнь, которая с того времени доныне поется по всей вселенной и будет воспеваема в последующих поколениях. Так, кто сам себе не делает вреда, тот не может испытать никакого вреда от других; я не перестану постоянно повторять это изречение.

"Но тогда Бог, – скажешь, – предстал им и избавил их от пламени". Точно так; но если и ты сделаешь все с своей стороны, то, конечно, вслед за тем и Бог сделает все с своей стороны.

17. Впрочем я не потому удивляюсь этим отрокам, ублажаю их и почитаю достойными подражания, что они попрали пламень и превозмогли действие огня, но потому, что они были связаны, брошены в печь и преданы огню за истинное учение. От этого произошел весь трофей их, и как только они были брошены в печь, то уже возложен был на них венец, который начал сплетаться еще прежде исполнения дела, когда они, с великой отвагой и дерзновением представ перед царя, говорили: "Нет нужды нам отвечать тебе на это. Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи, раскаленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит. Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся" (нетребе нам о глаголе сем отвещати тебе: есть бо Бог наш на небесех, Ему же мы служим, силен изъяти нас от пещи, огнем горящия, и от руку твоею избавити нас, царю: аще ли ни, ведомо да будет тебе, царю, яко богом твоим не служим, и телу златому, еже поставил ecu, не кланяемся) (Дан. 3: 16–18). За эти слова я прославляю их; при этих словах получив победную награду, они пошли к светлому венцу мученичества, присоединив к исповеданию на словах исповедание на деле. А что огонь устыдился тел их, вверженных в печь, расторг узы их, доставив им возможность свободно ходить там и забыл о собственном действии, и огненная печь сделалась источником прохладных вод, это уже было чудом Божией благодати и вышнего чудодействия. Таким образом эти ратоборцы еще прежде, нежели совершилось такое чудо, как только вошли в пламень, уже воздвигли трофей, одержали победу, украсились венцем, прославились на небесах и на земле, и ничего не оставалось более к их прославлению. Что же можешь ты сказать на это? Отправлен ли ты в ссылку и изгнан из отечества? И они также. Попал ли ты в плен и под власть варваров? То же, как видишь, было с ними. Никого не имеешь ты, кто бы там находился при тебе, помогал тебе, наставлял и научал тебя? И они лишены были этой помощи. Тебя связали? Тебя жгут? Тебя умерщвляют? Мучительнее этого ты не можешь ничего сказать; но вот и они, прошедши все это, после каждого мучения делались славнее, знаменитее, и собирали большее богатство на небесах.

А отроки, находясь среди варваров, в неприятельской и враждебной земле, в доме тирана, лишенные всякого попечения, подвергаясь мучению и действию огня, от этого не только не потерпели никакого вреда, ни малого, ни великого, но еще более прославились. Итак, зная это и подобное тому собирая из боговдохновенных и божественных Писаний (а много можно найти таких примеров и на других различных лицах), не станем думать, что затруднительность времени или обстоятельств, или необходимость и принуждение, или насилие властителей могут служить для нас достаточным оправданием в наших грехах. О чем я вначале сказал, тем же теперь и окончу речь: если кто терпит вред и обиды, тот непременно терпит сам от себя, а не от других, хотя бы много было людей, обижающих и притесняющих его. А если кто не терпит сам от себя, то, хотя бы нападали на него все вообще жители всей земли и моря, они не могут причинить ни малого вреда бдительному о Господе и внимательному. Будем же, увещеваю вас, бдеть и бодрствовать всегда и станем мужественно переносить все скорби, дабы получить нам вечные и нетленные блага во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

[1] Статир — монета в четыре драхмы, около одного рубля.

[2] Мυσταγωγία – тайноводство, посвящение в тайны, церемония.

СЛОВО

к тем, которые соблазняются происшедшими несчастьями, а также о гонении и бедствии народа и многих священников, и о непостижимом, и против иудеев[1].