Volume-4 Fundamentals of the Art of Holiness
Но с пришествием Христа дело изменилось. Чрез исполнение заповедей и приобщение таинствам церковным душа человека снова оживает, делается нетленной благода-тию Св. Духа еще в настоящей жизни. Но тело все-таки умирает, по приговору: ...земля ecu, и в землю отыдеши (Быт. 3, 19). В общее же воскресение, после Страшного Суда, и тело будет нетленным.
Таким образом, «смерть не отменена и не оставлена бездейственной в настоящей жизни, а только попрана и бывает презираема»5, благочестивыми, разумеется, а не нечестивыми, которые из-за смрада страстей лишились Св. Духа и умерли душою. Последние же не попирают и не презирают смерть, но она сама их попирает, потому что является для них не переходом в вечную блаженную жизнь, а жесточайшим концом, влекущим душу на дно адово.
Человеку не нужно никогда забывать важной вещи: смерть есть предел времени, назначенного для подвигов его в здешней жизни, и по смерти — нет ни покаяния, ни исправления (Лк. 16, 26; Гал. 6, 10; 2 Тим. 4, 7-8)6.
Если принять еще во внимание, что никто не знает, когда придет его смертный час, то понятно, что христианину ничего другого не остается — если он желает быть в будущем веке с Богом, ангелами и святыми, а не с диаволом, — как постоянно готовиться к смерти. ...Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши, — говорил еще древний мудрец (Сир. 7, 39). Имея этот наказ в сердце, святые отцы
-257-
сами исполняли его и другим заповедали, чтобы эти слова Писания все, хотящие спастись, приняли к сведению, потому что без сего и приступить ко спасению невозможно. Ибо как человек принудит себя к доброделанию, если не вселится в него постоянное помышление «о четырех последних — о смерти, о Втором Христовом пришествии, о муке вечной и о животе вечном» .
Так как время своей смерти человеку неизвестно, а главное, так как смерть, как сказано выше, есть наказание за грехи, казнь, после которой человеку предлежит суд, и так как «суд этот будет единственный, окончательный и страшный, а еще более праведный, нежели страшный, или, лучше сказать, потому и страшный, что он праведен» , то понятно, что даже святые страшились смерти. Авва Агафон, великий в древних святых, за три дня до смерти перестал беседовать с братиями и погрузился в глубокое размышление. Окружающие спросили: «Авва Агафон, где ты?» «Я предстою суду Христову», — отвечал он. «Неужели и ты боишься?» — сказали ему. «Я старался по силе моей сохранять заповеди Божий, но я человек; откуда знаю, были ли угодны дела мои Богу?» Братия вновь допытывалась у великого подвижника: «Неужели ты не надеешься на свое жительство, которое было сообразно воле Божией?» — «Не могу надеяться, потому что иное суд Божий, а иное человеческий». Они хотели было его еще о чем-то спросить, но он сказал: «Окажите мне любовь, теперь не говорите со мною, потому что я не свободен». И он скончался с радостью. Очевидно, он увидал пришедших за его душою небожителей*.(*См.: Достопамятные сказания. С. 48. Об авве Агафоне, 29. Прим. составителя.)
Таковы предсмертные минуты духоносного мужа. Ниже я приведу для примера кончину преп. Сисоя Великого, уже в самый момент смерти, в присутствии ангелов, молившего о покаянии и трепетавшего за свою участь. Ради поучения и устрашения нас, имеющих окамененные сердца и души, легкомысленно относящихся к своему будущему страшному концу, Промысл Божий допускал иногда воочию ужас смерти, самого разлучения души с телом и препирательства ее с подступившими бесами и у праведников, творивших еще при жизни знамения и чудеса. Вот такое-то истязание -258-
и заставляет страшиться разумных. Но приведу самый пример.
Про кончину преп. Стефана, около 40 лет проведшего в суровейших подвигах, сподобившегося еще при жизни дара слез, постничества и кормившего, как нередко видели, леопарда из собственных рук, про кончину этого мужа св. Иоанн Лествичник9