«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

4. Милость Божия буди с тобою!

Участь твою не Бог ли тебе послал? — Если веруешь, что Бог, то неси ее благодушно и терпеливо, как бы ни было тяжело и больно. От терпения и благодушия будет приходить от Бога утешение сердечное без перемены внешнего положения.

Что кроме кузницы у тебя прибавилась забота и о земледельческих работах: ничего — устройся. Стало быть, Бог почитает тебя способным управиться с обоими делами.

Что пишешь: "то одно, то другое дело... и когда тут поминать о Боге и о Божественном?" В этом не дела виноваты, а ты сам. Разве не следует при начале всякого дела воззвать: благослови Господи и помоги! А по окончании дела разве не следует возблагодарить Бога, говоря в сердце: слава Тебе Господи! При работе разве не следует помнить, что работу эту Бог тебе поручил и смотрит, как ты ее работаешь? Поступай так во всяком деле и будешь всегда с Богом. Житейские труды Богом наложены на нас,.как епитимия, и не суть худые дела, Богу противные... а напротив, суть воли Божией исполнение: в поте лица снеси хлеб твой... Как другие проводят пост и совершают говенье, нам с тобою до того какое дело? Сами будем исполнять это как следует. А как следует, ты знаешь.

Что мать и жена тебя точат, терпи: мученической доли сподобишься. — Проклятия — пустые слова.

Прочитывать что духовное много нельзя тебе, а немного всегда можно — строчек пять-десять... Принять одну мысль — и довольно... оставаясь с нею весь день. Благослови тебя Господь! Спасайся!

(Епископ Феофан)

786. Седьмое таинство

В Священном Писании сказано: «почитай врача честию по надобности в нем, ибо Господь создал его. Господь создал из земли врачевства и благоразумный человек не будет пренебрегать ими» (Сир. 38; 1, 4). Но как часто и врачи не находят средств к уврачеванию болезней человеческих, как часто вся их наука является бессильною у одра болящего! Сколько болезней, над которыми задумываются самые знаменитые врачи, не зная даже, с чего и как начать их врачевание! Вот почему то же Святое Писание далее говорит: сын мой, в болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу и Он исцелит тебя... (ст. 9) Когда врачи ничего не в силах сделать, чтобы облегчить болезнь, то является святая матерь наша Церковь Православная и предлагает свое благодатное врачевание в таинстве Елеосвящения. Это таинство попросту называется соборованием, потому что для совершения его обычно собираются несколько священников, хотя, по нужде, его может совершить и один иерей. Установлено это таинство Самим Господом нашим Иисусом Христом, когда Он, посылая Своих Апостолов на проповедь Евангелия, повелел им помазывать недужных елеем: «и мазаху маслом многи недужные, говорит святой Марк, и исцелеваху» (Мк. 6; 13), — мазали, конечно, не по своему смышлению, а по повелению Господа. Вот почему Апостол Иаков, брат Божий, напоминает верующим об этом таинстве, как хорошо им известном, и заповедует обращаться к нему в случае болезни. Болит ли кто в вас, да призовет пресвитеры церковныя, и молитву сотворят над ним, помазавше его елеем, во имя Господне: «и молитва веры спасет болящаго, и воздвигнет его Господь, и аще грехи будет сотворил, отпустятся ему» (Иак. 5; 14, 15).

И наконец, с исцелением от болезни соединяется отпущение грехов: и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему, чего, конечно, не может давать никакое простое лекарство. — Вот почему от самых времен апостольских это таинство употреблялось в Церкви Божией на исцеление болящих. — Умилителен чин совершения сего таинства. Если больной в силах, то его приводят в церковь, а чаще иереи собираются к нему в дом. Полный собор пресвитеров состоит из семи, в знак семи даров Духа Святого, но в крайнем случае может совершить сие таинство и один пресвитер. На уготованном столе ставится блюдо с пшеницею, зерна которой служат изображением зародыша новой жизни — выздоровления, и — воскресения тела в жизни загробной. В пшеницу ставится сосуд с елеем, который служит видимым знаком исцеления и милости Божией к болящему, а в елей вливается еще вино в знамение крови Христовой, излиянной на кресте для спасения людей. Так и милосердый самарянин возливал масло и вино на раны несчастного, впадшего в разбойники. Вокруг сосуда с елеем водружают в пшеницу семь стручцев для помазания и семь свеч возжженных. Тут же, на столе полагаются Евангелие и Крест. Священники, все в облачении, становятся вокруг стола со свечами; свечи даются и всем предстоящим, и начинается совершение таинства. После псалма 142-го: Господи, услыши молитву мою, и ектении, поется Аллилуиа и тропари: Помилуй нас, Господи, помилуй нас, затем псалом 50-й и канон, в котором испрашивается исцеление болящему. За каноном следует трисвятое, тропарь: Скорый в заступлении, и освящается молитвою самый елей. Потом поются тропари: Христу Спасителю, святому Апостолу Иакову, святителю Николаю Чудотворцу, Димитрию Мироточивому, целителю Пантелеимону, безсребренникам, Иоанну Богослову и Матери Божией. Наконец, читаются семь чтений из Апостола, семь чтений из Евангелия, семь молитв и после каждой молитвы — помазуется болящий освященным елеем с молитвою: Отче Святый, Врачу душ и телес, пославый единородного Твоего Сына, Господа нашего Иисуса Христа, всякий недуг исцеляющаго и от смерти избавляющаго, исцели и раба Твоего — (произносится имя болящего) — от обдержащия его телесныя и душевныя немощи и оживотвори благодатию Христа Твоего молитвами пресвятыя Богородицы — и далее призываются имена вышепоименованных святых. — Помазание бывает крестообразно на челе, на ноздрях, на ланитах, на устах, на груди, на руках, с обоих сторон рук. Священники читают Евангелие и молитвы, и потом помазывают — по очереди. После седьмого помазания они окружают болящего, первый из них раскрывает Евангелие и возлагает письменами на главу болящего, а прочие поддерживают Евангелие. Первый читает молитву, в которой говорит не полагаю руку мою грешную на главу пришедшаго к Тебе во гресех... но Твою руку, крепкую и сильную, яже во святом Евангелии сем, еже сослужители мои держат на главе раба Твоего. А больной в это время повторяет: Господи помилуй. Затем дают ему целовать Евангелие и бывает отпуст... Велика сила сего благодатного таинства! Оно для того и учреждено, чтобы исцелять немощи телесные. Конечно, не всегда бывает сие исцеление, но ведь желать и требовать, чтобы каждый больной получал исцеление от сего таинства значило бы требовать, чтобы человек вовсе никогда не умирал. Поэтому болящий должен всецело предавать себя в волю милосердого Господа, Который лучше нас знает, кому полезнее ниспослать исцеление и продолжить жизнь, и кому благовременно переселиться в вечность. Но если не всегда бывает исцеление, то всегда болящий получает облегчение, отраду, успокоение и исцеление немощей душевных: и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему, говорит Апостол Христов. Он очевидно предполагает, что больной прежде Елеосвящения уже воспользовался таинством Покаяния: иначе представить больного безгрешным он не мог. Вот почему прежде совершения Елеосвящения, по правилам Церкви, болящий исповедуется перед отцом духовным. Но есть грехи немощи, грехи забвения, есть особенно тяжкие грехи, которые и после исповеди тяготят совесть того, кто уже в них исповедался, — вот все такие грехи и отпущаются в таинстве Елеосвящения. И примиренный в совести, очищенный двумя таинствами — Покаяния и Елеосвящения, болящий с радостию приступает к Божественному причащению Тела и Крови Христа Спасителя и, соединясь с Ним в этом великом таинстве, уже не боится смерти, предавая себя в волю Господа милосердного. Он знает, что если Господь позовет его к Себе, то в сем будет Его святая воля, ко спасению его души, но все же верует несомненно, что силен Он, милосердный Владыка жизни и смерти, восставить его от одра болезни... И часто бывает по вере болящего: Господь исцеляет его от такой болезни, в которой знаменитые врачи приговорили его уже к смерти. Вот что, например, рассказывает один священник Оренбургской губернии в журнале "Странник" (1865 г.): при его церкви жил безродный отставной солдат лет 80-ти. Он был слеп, питался тем, что приносили ему добрые люди. Раз он сильно занемог и стал готовиться к смерти: исповедался, причастился и пожелал пособороваться. Молитва его при совершении таинств была в полном смысле молитвою веры: он плакал — не о здешней жизни, а о грехах своих, о том, как бы не лишиться ему Царства Небесного. И эта молитва спасла его: он стал день ото дня поправляться и недели через полторы священник увидел его снова в церкви. С удивлением заметил батюшка, что старец без помощи других подошел к Евангелию и сам приложился, как зрячий. После обедни старец зашел к священнику, бодрый, радостный, и даже без своего старческого посоха, с коим много лет не разлучался. "Батюшка, — сказал он: — ведь я теперь вижу одним глазом, который у меня закрылся уже лет с двадцати, и вижу ясно все: вот и к вам дошел без палки". — "Слава Богу, дедушка, — сказал священник: — а давно ли ты получил такую милость от Господа?" — "Да с тех самых пор, как вы меня пособоровали, батюшка, — отвечал старец. — Во время самого соборования как будто великий свет блеснул перед глазами моими и из слепого глаза потекла слеза, и я стал видеть..." Вот как утешает Господь с верою приступающих к святому таинству Елеосвящения! Что же сказать о тех, которые уклоняются от сего святого таинства? Бедные, они не понимают силы его, они думают, что собороваться значит собираться на тот свет... А знают ли они, чье это мнение? Так думают латины: это их учение, а не православное учение нашей матери Церкви. Даже те, которые надеются выздороветь, иногда боятся Елеосвящения: им кажется, что на особорованного будут смотреть как на восставшего из гроба мертвеца. Опять какое заблуждение! Человек исцелился от болезни милостью Божией, молитвою Церкви, святым таинством: что же в том худого? Чего тут стыдиться? Надо радоваться за такого человека, что Господь услышал молитву его и восставил его от одра болезненного, а не бегать от него, как от живого мертвеца. Кто стал бы бегать, сторониться от него, тот сим самым оскорбил бы благодать Божию, которая исцелила его. — Говорят еще, что после соборования уже нельзя жить супружескою жизнию. И это все ложь: святое Елеосвящение нимало не ослабляет силу другого таинства — Брака; не только елеосвящение, даже святое Причащение Тела и Крови Христовых не препятствует супружеской жизни, а требует только воздержания на время, а таинство Елеосвящения для того и совершается, чтобы возвратить болящего отца или мать их детям, возвратить к жизни одного из супругов к общей радости, к рождению и воспитанию чад в духе христианском. — Братие мои, православные Христиане! Не слушайте вы разных толков неразумных: слушайтесь одной матери нашей Церкви православной; она ведь добра нам желает, она свято хранит то, чему учили святые Апостолы и Сам Христос Спаситель наш; она предлагает нам все семь таинств и в числе их святое Елеосвящение для исцеления наших болезней душевных и телесных... Пользуйтесь сим святым таинством во славу Божию и на пользу вашу, и Господь благословит вас, как послушных Своих чад, пошлет вам здравие тела и души, и не лишит по смерти Царства Небесного. Аминь.

787. Основатели русского иночества

Там, где великолепно красуется теперь знаменитая своею древностию и святынею Киевская Печерская Лавра, за 850 лет до нашего времени были одни утесистые горы, покрытые густым лесом; совершенное безмолвие и тишина царствовали в этом пустынном месте, и только на одном из холмов было что-то похожее на жилище человека: то была пещерка, в которой молился и подвизался смиренный пресвитер Иларион. Прошло несколько лет; сей Иларион уже в сане митрополита управлял Русскою Церковью и жил в стольном граде Киеве; пещерка его опустела. В это время, на святой горе Афонской, в одной обители смиренно подвизался природный русский инок, по имени Антоний. Игумену обители было открыто во сне, чтобы он отпустил в Россию этого инока. Помолился игумен, благословил Антония и отпустил с миром на Русь. Антоний пришел в Киев, обошел бывшие там монастыри, но, так уже Богу было угодно, — не понравилось ему в них. И стал он ходить по дебрям и по горам, и пришел он на холм, где Иларион вырыл пещерку, и полюбилось ему это место. Он поселился здесь и со слезами молился Богу, говоря: "Господи! Утверди меня на этом месте, и да будет на нем благословение святой горы и моего игумена, который постриг меня!" — И молитва смиренного подвижника была услышана: благословение Божие с преизбытком опочило на сем месте. Сам он подвизался в строгом посте и молитве, в трудах не давал себе покоя, копая пещеру. Узнали о нем люди добрые и вот, со всех сторон стали стекаться к святому отшельнику и вельможи, и воины, и простецы и люди по тогдашнему ученые... И каждый просил позволения выкопать для себя пещерку около пещеры Антониевой. Скоро расширилась пещерка Иларионова во все стороны и процвела подвигами новых пустынножителей. — Подражая древним пустынникам, они бросили мир и укрылись от суеты его в глубине земли.

Мы удивляемся необыкновенному самоотвержению древних пустынножителей: Павла, Антония, Саввы и других, которые подвизались среди палящих пустынь Фиваиды и Палестины; но такое же точно самоотвержение проявилось и в первых русских пустынножителях. Заключенные в своих пещерах, они также не хотели знать и не знали ничего, кроме Бога и спасения своей души. Непрестанная молитва, строгий пост, изнурительные труды телесные, совершенное безмолвие, неусыпная борьба со страстями и духом злобы — вот в чем проходила вся жизнь их! Некоторые, ископав пещеру, сами заграждали навсегда вход в нее и разрывали таким образом навеки всякое сообщение с людьми. В глубоком молчании, в безотрадном одиночестве протекали дни такого подвижника; только два-три раза в неделю игумен пещерной обители или кто-либо из братии подходил к узкому отверстию-окошечку затворника, полагал на нем небольшую просфору и, испросив благословение, безмолвно удалялся. И когда скудная пища сия при других посещениях оставалась нетронутою, то по этому заключали, что святой затворник уже скончал земные свои подвиги. Тогда к пещере его собиралась братия, и не дерзая разрушать преграды, отделявшей почившего о Господе от всего в мире, отпевали его у той же самой пещеры, в которой он, как в гробе, заживо заключил себя. Иногда сии затворники, для окончательной победы над страстями, прибегали к таким мерам, которые ужасают плотского человека. Прочитайте, например, рассказ о преподобном Иоанне многострадальном, как он закопал себя в землю, чтобы победить страсть плотскую (читай "Троицкий Листок" № 136), и вы увидите, как дивно было его терпение, какая чудная сила веры и самоотвержения одушевляла его в этом необычайном подвиге! Оканчивая свое земное поприще, этот великий подвижник опять полузарыл себя в землю, и так стоит он нетленным и доныне, как памятник славной победы самоотвержения и благодати Божией над врагами человеческого спасения. — Но и те, которые не подвергали себя тяжкому затворничеству, прославились строгостью и святостью своей жизни. По большей части были у них средства жить безбедно, но они добровольно подвергали себя всем лишениям нищеты: алкали и жаждали, носили жесткие власяницы и тяжкие вериги, подвергали свое тело холоду и зною, трудились для других, ходили с редким усердием за больными, служили страждущим и увечным. Дорожал ли хлеб в Киеве — бедняки толпами шли к святым отшельникам, и питатели, подобные преподобным Прохору, Николе Святоше и другим, утоляли голод их. Проявлялась ли повальная болезнь — недугующие опять устремлялись в пещеры святых отшельников, и целители, подобные преподобным Агапиту, Дамиану, Лаврентию, с любовию врачевали их недуги, иногда силою одной молитвы своей. Из сострадания к бедным, странным и недугующим, преподобный Феодосии построил для них при обители особый дом, и сам нередко прислуживал им, подражая Христу Спасителю, Который умыл ноги ученикам. Часто, после долговременных подвигов самоотвержения, ревнуя подвигам первых проповедников Евангелия, святые подвижники оставляли на время свои пещеры, и шли возвещать имя Иисуса Христа в отдаленную Тмутаракань, или в леса вятичей и других славянских племен, как это сделали преподобный Никон, святой Исаия, святой Кукша с учеником своим и другие. Украшенные всеми добродетелями иночества, сии святые иноки-апостолы не редко и жизнь свою полагали за истину Евангелия, и к венцу подвижника присоединяли другой славный венец — мученика за имя Иисуса Христа. Словом, о сих святых отшельниках можно было сказать с Апостолом: «представиша себе якоже Божия слуги в терпении мнозе, в скорбех, в бедах, в теснотах, в трудех, во бдениих, и пощениих, в благости, в Дусе Святе, в любви не лицемерне... Якоже незнаеми, и познаваеми, яко скорбяще, присно же радующеся, яко нищии, а многих богатяще, яко ничтоже имуще, а вся содержаще» (2 Кор. 6; 4, 6, 9, 10). — Чем глубже, казалось, проникали они в недра земные, тем ближе становились к небу и области светлых духов. В жизнеописаниях их находится много примеров близкого, почти дружеского общения их с Ангелами. Ангелы молились и беседовали с ними; собирали слезы, пролитые ими в скорбное время покаяния; помогали им в трудах рук их, и в предсмертный час являлись для утешения и возвещения им Царства Небесного. Пещерная обитель видимо со дня на день возрастала и преуспевала у Бога и человеков. Недужные, расслабленные, одержимые нечистыми духами притекали отовсюду ко вратам ее, и, по молитве святых отшельников, простые зелия или иконные краски обращались в целительные врачества для болящих. Самая простая пища принимала какую-то особенную, так сказать, сладость в святой обители: "Я всегда имею обильный и почти роскошный стол, — говорит великий князь Изяслав преподобному Феодосию, — но поверь мне, отче, никогда не вкушаю я пищи с большею приятностью, как на вашей трапезе". Славная чудесами, а еще более святою жизнию своих подвижников, обитель Пещерная привлекала к себе сердца всей России. Князья, бояре, воеводы часто меняли светлые чертоги на тесную пещеру в этой обители и громкие титулы свои — на звание келаря или вратаря Пещерной обители. Через сто с лишком лет после основания ее святой Симон, епископ Суздальский, писал к блаженному Поликарпу, архимандриту Печерскому: "Веси, колико имам градов и сел, и десятину взимаю по всей земле Суздальской и Владимирской; обаче весть Сердеведец, что истину глаголю ти, яко всю сию славу и честь вменил бы в персть, и работал бы в послушании у игумена святыя Печерския Лавры. Аще ми бы мощно сметаем пометену быти в Печерском святом монастыре, или попираему ногами, или единому быти от убогих пред враты честныя тоя Лавры лежащих!" И не дивно благочестивое желание святого епископа. Там, в сей святой обители, жили мужи, святостию и чистотою нравов напоминавшие первые времена Христианства: к ним можно было применить слова Апостола: «проидоша в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени, ихже не бе достоин весь мир» (Евр. 11; 37), и о которых можно было сказать, подобно Валааму: «да умрет душа моя в душах праведных!» (Чис. 23; 10).

788. Всецерковный песнопевец